— Я потеряла ребёнка.

Вэриан напрягся; его взгляд скользнул по её животу, и он бережно дотронулся до него руками.

— Это был… мой ребёнок?

— Твой!.. — Ей хотелось рассмеяться, хотя грудь рвали спазмы. — Нет, Вэриан, это было следствие моей ошибки, моей слабости. Он никогда бы не был твоим. Он… она. Это была она.

Вэриан неотрывно смотрел на неё, и Астори с новой силой ощущала свою тяжёлую, горькую утрату. «Дай мне забыть, — взмолилась она. — Ради всего, дай мне забыть, или я не выдержу».

— Поплачь, Астори, — серьёзно сказал он. — Поплачь.

Она попыталась ответить, колко откликнуться, фыркнуть, сделать что угодно, лишь бы не выдать охватившего её отчаяния, но не смогла. Астори уронила голову на скрещенные на столике руки и зарыдала — безудержно, истошно, до сорванного голоса и нехватки воздуха, до собственной глухоты. Слёзы, не пролитые в тот жуткий день, слепили её. «Дай мне забыть. Я умру, я не выдержу».

— Моя единственная… — хрипло произнёс Вэриан, поглаживающий Астори по плечам. — Моя девочка… Как же ты…

Он умолк; Астори сглотнула, вытерла лицо трясущимися пальцами, дотронулась до солёных губ. Вэриан взял гребень и поднял сжатый в ладони поток её тёмно-каштановых кудрей с золотыми и серебряными нитями — первые были дарованы природой, вторые вплела в волосы война.

— Расскажи мне о ней, — попросил он и принялся расчёсывать её, как ребёнка. Астори прикрыла глаза. Да, да, вот что ей надо — говорить о её малышке, и самые близкие люди просили её об этом, и Джей просил, но ведь она не могла рассказать ему всего, не могла рассказать, какой видела свою девочку, и потому лгала или отмалчивалась, и ей не становилось легче. А Вэриану Астори могла сказать. Он бы понял.

— Высокая… — тихо ответила она, жмурясь. — Но не долговязая. Очень грациозная, она ходит, будто плывёт или танцует. Она замечательно ездит на лошади. У неё тёмные волосы — как у тебя, но только мягкие… И глаза у неё тоже твои.

— А мне кажется, твои, — хмыкнул он и склонился. — Большие, цвета передержанного торика, с золотыми крапинками.

Астори откинулась на спинку кресла и позволила себе улыбнуться.

— Но у меня совсем не такие глаза! Они тёмно-карие и без всяких крапинок!

— О девочка… Если бы ты видела их так, как вижу я… Ты заметила бы, как сверкает в них золото на свету. Но продолжай.

Она вздохнула.

— Мы бы вместе катались на лодке по озеру, и она бы смеялась, пытаясь достать рыбок, а я бы ругала её — в шутку, конечно… И научила бы колдовать, и… О, Вэриан! Какой бы колдуньей она стала! Я назвала бы её Ида.

Уголки его рта поползли вверх.

— Ида?

— Да. «Приносящая счастье».

Они помолчали: оба вспомнили, что так звали Астори в одной из её прошлых жизней, и счастья ей это имя не принесло.

Вэриан отложил расчёску, ткнулся губами в пахнущий манго затылок Астори и почувствовал, как она подобралась, точно натянутая струна. Он сделал неверный шаг, и перемирие окончилось.

— Уходи. — В голосе зазвенела стальной тон её отца. — Сейчас же уходи. И забудь о том, что было — это никогда не повторится.

Астори сжала губы, смотря прямо перед собой, до тех пор, пока Вэриан не растворился облачком дыма. Тогда она расправила плечи и встала, всё ещё подрагивая. Не дай ей забыть. Она выдержит, она всегда выдерживала, но если забудет хоть на миг, если опять проявит слабость, то всё начнётся сначала.

Её дети будут счастливы. Она умирала ради этого.

Астори щелчком пальцев зажгла свечу и сложила руки. Она помолится за всех них: за себя, за Вэриана и за маленькую черноволосую девочку с золотистыми глазами.

Чтобы и в далёком чужом мире мёртвых она была счастлива.