Мы встретились у ворот интерната. Ты бы видел его в тот момент: высокий, стройный, гордый, но прячущий эту фамильную гордость под чарующей улыбкой. Ох, как же я возбудился, у меня даже на тебя так не вставал! Он повернулся ко мне, протянул руку для пожатия, и тут я начал свою игру. Улыбка погасла, как только я проигнорировал протянутую руку, отвернулся от него, лишь жестом указав на машину. Я боялся преждевременно испортить себе удовольствие, но пока мы ехали к месту инициации, я в красках представлял себе, что я буду делать с ним, с той лишь разницей, что в моих мыслях я все проделывал с тобой. Англичане говорят про двойные неприятности, но эти ослы ничего не знают о двойных удовольствиях, зато я с тех пор, полной мерой испытываю на себе эти ощущения.

Мы подъехали к одному из дальних павильонов киностудии, где давным-давно выстроили декорации к научно-фантастическому фильму: сталь, пластик, скобы в стене, крючки и непонятные детали на потолке, и ослепляющий неоновый свет - идеальное место для воплощения моей задумки. Сначала я попросил малыша завести руки за спину, без промедления скрепил из наручниками, настоящими полицейскими наручниками, никакого реквизита, потом, не дав ему времени опомнится и оказать сопротивления, подцепил наручники за очень кстати оказавшийся поблизости крючочек и поднял его так, чтобы он едва мог стоять на цыпочках. Потом я ему объяснил свою нехитрую жизненную философию: я олицетворяю волю и силу, он - слабость и подчинение, пока он не осознает ценность присущих мне качеств, он будет подчиняться и страдать. О, как бы я хотел, чтобы на его месте был ты, но в сложившейся ситуации была своя прелесть. "Старый друг становиться старшим другом сына погибшего друга"! Я не чувствую в этом никакой иронии, да и над чем смеяться: я положил столько сил, чтобы помочь ему продвинуться в жизни, получая лишь крохи удовольствия, да и то, связанные не столько с ним самим, сколько с мыслями о тебе.

Но я отвлекся, что же было дальше? А дальше пошло веселье, правда, вот странность, веселился только я, но мне этого было достаточно. Я бил его сначала розгой сквозь одежду, потом когда в рубахе начали появляться прорехи, и она покрылась кровью, я разорвал ее в лоскуты и перешел на хлыст. Я оставил его на некоторое время, чтобы мальчик пришел в себя и ОСОЗНАЛ происходящее, заодно лохмотья подсохли и накрепко прилипли к струпьям на коже. Я заговорил, напоминая о базовых принципах, изложенных мною, приказал повторить, но вот незадача, я так и не услышал ответа. Мне пришлось повторить эту сессию. Возмутительно, говоришь? А кто привил ему упрямство и неумение слушаться сильных этого мира? Молчишь? Вот и он молчал - Роберто наслаждался растущим сексуальным напряжением, дополнительные манипуляции не потребовались, все сделали воспоминания.

- Возвратившись во второй раз, я не стал тратить время на разговоры. Я опустил крюк таким образом, чтобы твой ненаглядный сын оказался стоящим на коленях. Я милосердно решил освежить его: накинул тряпку ему на голову, и устроил ему полноценный и продолжительный душ, он, конечно, чуть было не захлебнулся, но "чуть" не считается. И вот тогда я познакомил его с основой жизни нашего общества и, собственно, инициировал обормота. Это самое сладкое: я сорвал насквозь мокрую тряпку, за волосы на затылке оттянул назад его голову, предусмотрительно вставил в рот фиксатор, для того чтобы держать его открытым (с его то гонором, от него можно было ожидать чего угодно) и хорошенечко отымел его спереди. Конечно же, пришлось поработать за него, придерживая за волосы на затылке, но ничего, мне не привыкать. - голос Роберто прерывался от подступавшего оргазма, но тем не менее он продолжал - А потом я повернул юнца, спустил с него штаны, с десяток раз ударил его по его идеальной заднице и "инициировал" его и в этой позиции. - Роберто излился и на некоторое время замолчал, шумно дыша и постанывая. Через некоторое время, допив остатки виски, он продолжил:

- Ночь была длинной, но, к сожалению, не бесконечной. Пару недель после встречи со взрослой жизнью ему пришлось поваляться в полицейском госпитале, но, я думаю, что шрамы и ранения только украшают мужчину. Ты, как всегда, со мной не согласен. Но ты должен знать, что виной всему тому, что приключилось с твоим мальчиком, был ты и только ты! Что тебе стоило впустить меня в свою жизнь? - в голосе Роберто послышались слезы - После той ночи я встал, ощущая себя новым человеком, я любил, но, как выяснилось потом, я не был любимым. И уж окончательным уничтожившим меня плевком было то, что я узнал о своем сопернике! Точнее, соперни.... Боже, у меня язык не поворачивается произнести ЭТО! Будь ты проклят! Ты и твой род! Я не верю ни в какого Бога, поэтому сам прослежу за тем, чтобы мои пожелания воплотились в жизнь!

***

За дверью, ведущей в небольшую комнату для отдыха, расположенную рядом с кабинетом Давида Дардена, послышалось короткое шуршание. Мужчина поднял голову, лукаво улыбнулся и громко прокашлялся, одновременно потянувшись к окну, чтобы прикрыть жалюзи. Через слегка приоткрытую дверь в кабинет проскользнула укутанная в безразмерное серое одеяние фигура. Аккуратно пробравшись вдоль стены к рабочему столу Давида, незнакомец распахнул накидку и оказался Лией, старшиной женщин, работавших в фирме Алекса.

- Здравствуй, Давид! - глубоким, чуть хриплым, но мелодичным голосом поприветствовала она мужчину.

- Здравствуй, моя радость! - с улыбкой ответил господин Дарден, скользнув ладонью по ее руке, стремясь от кисти к локтю и выше, к нежной коже плеча - Подожди немного, я закрою дверь.

Он стремительно подошел к основной двери, бесшумно повернул замок, и уже не торопясь, с довольной улыбкой приблизился к ней. С коротким тихим стоном он заключил ее в объятия, прижав губы к заветному местечку на шее женщины прямо под красиво очерченным ухом. Она соскучилась по нему не меньше, не скрывала своих чувств, запустив пальцы в темную, чуть вьющуюся шевелюру Давида. Пару минут они стояли, обнявшись, не промолвив ни слова, даря друг другу накопившуюся за время разлуки нежность.

Наконец, Лия чуть отстранилась от любимого. Он немного ослабил объятия и заглянул ей в лицо:

- Боюсь, что сегодня мне не стоит рассчитывать на простые радости телесного общения. Что тебя беспокоит, моя дорогая? - с притворной грустью поинтересовался Давид.

- Давид, я все время вспоминаю нашу встречу с господином Рейно. У меня сжимается сердце, так я волнуюсь за нашего хозяина. Я хотела бы поговорить с тобой о его личной жизни и обсудить, как мы - ты, я, девочки, можем ему помочь. - нахмурившись и глядя на Давид, сказала женщина - Я подозреваю, что неурядицы, про которые он толковал, могут дополниться куда большими проблемами, источник которых находится в его доме.

Пока Лия говорила, господин Дарден расположился в своем кресле, усадил гостью на колени, правой рукой блуждая по ее талии и прилегающим частям тела.

- Расскажи подробнее - попросил заместитель Алекса.

- Ты знаешь, что я работаю в фирме господина Рейно уже очень давно, и сейчас каждый день благословляю судьбу за то, что я попала сюда. Хотя поначалу, он вел себя, как подобает мужчине из высших кругов, то есть нас он ни в грош не ставил, не особо отличая от предметов мебели и механизмов, которых у него в доме всегда было предостаточно. Но в какой-то момент, как будто в нем что-то переключилось, он, будто, нас увидел. Вот... - Лия перевела дух, расслабляясь от ненавязчивых ласк Давида.

- Продолжай - тихонько сказал он.

- Сначала он от нас шарахался и краснел, можно было подумать, что мы на него нападем и отколошматим, не поручусь, но, по-моему, ему было стыдно. Потом он, продолжая брезговать, отстроил нам эти хоромы, завел униформу. Но окончательно он сбил меня с толку, когда впервые вытащил одну из наших из полиции. Я сначала думала, что он ее ради размножения вернул, она, помнится, была очень даже очень. Да ты ее помнишь, Лили, такая блондинка, на полголовы выше меня. - Лия требовательно посмотрела на собеседника. Он изобразил полное неведение.