Затем я вспоминаю: охотники за головами. Наш бой. И ботинок, опускающийся на мое лицо.

В приступе паники я стараюсь понять, где нахожусь. Я слышу знакомый стук колес и чувствую ледяной ветер – я в том же самом вагоне. Только теперь все иначе: я лежу на боку на полу, и у меня связаны руки и ноги так, что я не могу пошевелиться. Руки связаны за спиной грубой бельевой веревкой, как и лодыжки. Я пытаюсь пошевелиться, извернуться, но не могу. Веревка врезается в кожу. Они хорошо постарались.

Я поднимаю голову и оглядываюсь по сторонам, стараясь понять, кто здесь еще есть. В первую очередь я выглядываю Бри. Рядом со мной лежит несколько человек и сперва я не могу понять, кто есть кто. Нас по меньшей мере десять в вагоне. Теперь мы, в точности как и первая группа людей, лежим связанные и беспомощные.

Мысли о том, здесь ли Бри и жива ли она, переполняют меня ужасом. Я оглядываюсь вокруг, смотрю во всех направлениях, изворачиваясь изо всех сил, и, наконец, с облегчением замечаю ее. Она тоже связана и лежит поодаль. Я рада, что она здесь, и еще более рада, что ее глаза открыты и она тоже смотрит на меня. Рядом с ней, свернувшись в клубочек, лежит Пенелопа; она трясется от холода и страха.

– Бри? Ты в порядке? – спрашиваю я.

Она кивает в ответ, но ее глаза широко раскрыты и в них читается страх.

– Ты не ранена? – я оглядываю ее с головы до ног, но не вижу следов ранений, да и сама она мотает головой. Это меня тоже радует. Нам повезло: я убила многих из них, а они в ответ лишь связали нас.

Но размышляя обо всем этом я понимаю, что, возможно, мы и не так удачливы. Должна быть веская причина, чтобы они решили просто связать нас вместо того, чтобы убить на месте. Это лишь значит, что они везут нас куда-то, где будут пытать. Или использовать для забавы. Или еще хуже: заставят сражаться на другой арене.

От этой мысли у меня задрожали колени. Я оглядываюсь и замечаю Бена и Логана, оба они связаны, как и все остальные подростки, лежащие на полу без движения. Я не могу поверить, что снова оказалась в таком положении. В положении заключенного. Мысль о, еще одной арене кажется невыносимой. Я закрываю глаза, стараясь не думать об этом и не мучаться.

Поезд трясет на неровных рельсах и я ударяюсь о твердый деревянный пол, отчего просыпаюсь. Я понимаю, что задремала.

Неожиданно я слышу громкий стук в дверь. Это приводит меня в замешательство: поезд еще движется. Стук повторяется, на этот раз с обеих сторон вагона, будто мы попали под град.

Я переворачиваюсь к двери, поднимаю шею, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь щели. Я не могу поверить своим глазам.

Поезд замедлился потому, что мы въехали в развалины города. Мы на огромной площади с выжжеными зданиями, грудами мусора. Улицы наполнены обломками, развалинами и, к моему удивлению, людьми. Это мутанты. Биожертвы. Их лица искривлены и деформированы, а тела истощены. Они выглядят дикими, будто все только что сбежали из психбольницы. Их вид развеивает все сомнения в том, что они разорвали бы нас на куски, если бы только могли. На секунду я радуюсь, что двери поезда крепко закрыты.

От толпы отделяется группа, которая ковыляет к поезду и начинает кидать в него камнями. Некоторые подходят вплотную к двери и колотят в нее палками. Они орут и визжат, и я пытаюсь разобраться, что происходит.

Мы проезжаем квартал за кварталом и я все больше убеждаюсь, что нас везут для чьего-то развлечения. Мы – игрушка. Шум от бьющихся о вагон предметов стоит оглушающий.

Я пытаюсь понять, что это за город. Мы заехали далеко на север, настолько далеко, что уже, кажется, где-то на самом краю штата Нью-Йорк. По плану город похож на то, что раньше было Буффало. Я вижу в отдалении реки, которые пересекают весь город, и с удивлением замечаю на них моторные лодки. Это лодки охотников, они хорошо экипированы, на них десятки солдат.

Напрашивается единственный вывод: нас везут к ним. А это может значить только одно – новая арена.

Стук становится таким громким, что я боюсь, что они выставят дверь. Как раз когда я думаю об этом, поезд резко заезжает под землю, проваливаясь вниз, как на американских горках. От неожиданности у меня подпрыгивает желудок. В щели больше ничего не видно. Рельсы ведут в туннель под городом. Теперь я вижу лишь красные огни аварийного освещения через каждые пять метров. Судя по всему, ехать нам осталось недолго.

Я перекатываюсь по полу к Бри. Я хочу убедиться, что с ней все в порядке.

– Все хорошо, Бри, – пытаюсь убедить ее я. – Держись поближе ко мне. Слышишь? Что бы ни произошло, держись рядом.

Она кивает, и я вижу, что несмотря на все старания быть храброй, она глотает слезы.

Вдруг поезд останавливается и раздается звук отодвигающегося засова.

Пенелопа лает.

– Беги, Пенелопа! – кричит Бри.

Собака смотрит на Бри и скулит, не желая покидать ее.

– ДАВАЙ! БЕГИ! СПАСАЙСЯ! – отчаянно кричит Бри.

Наконец, Пенелопа слушается и, как только дверь в вагон открывается, она поворачивается и выпрыгивает. Она бежит настолько быстро, что охотники не успевают ее заметить, и пропадает за путями. Надеюсь, она убежит как можно дальше отсюда.

Нам же повезло меньше. Несколько пар ботинок заходит в вагон, я смотрю наверх и вижу лица охотников в масках.

Теперь мы в их распоряжении.

Один из охотников подходит прямо ко мне и достает огромный нож. Я лежу перед ним связанная и беспомощная и закрываю глаза, ожидая, что он ударит меня им. Я морально готовлюсь к этому. Нож приближается, он наклоняется ближе и я вижу, как на меня опускается лезвие. Я вздрагиваю.

Однако, к моему удивлению, он не режет меня. Вместо этого он просовывает нож между моими лодыжками и разрезает стягивающую их веревку. Остальные охотники проделывают то же с остальными пленниками. Им нужно, чтобы мы шли. Они куда-то нас поведут.

Я надеюсь, что они снимут веревки и с кистей, но этого не происходит. Охотник хватает меня за футболку сзади и грубо ставит на ноги. Хорошо снова оказаться на ногах и я тру их одну о другую, стараясь разогнать кровь и уменьшить боль от веревки. Веревка на руках осталась, и помимо ходьбы я больше ничего не могу сделать.

Охотники вытаскивают кляпы изо рта других пленников. Как только они делают это, девушка года на два моложе меня начинает неистово кричать.

– Куда вы ведете нас?! Куда мы идем? Где мы?

Охотник наклоняется и бьет ее наотмашь по лицу. Она вскрикивает и падает назад на какие-то пустые коробки. Другой охотник рывком поднимает ее снова на ноги.

Урок усвоен: говорить нельзя.

Нас скидывают с поезда на землю туннеля. Я чувствую гравий под ботинками. По крайней мере, здесь сухо и нет снега. Но очень темно, ведь работает лишь аварийное освещение, и холодно из-за сильного сквозняка. Нас сталкивают в одну кучу и я стараюсь не отдаляться от Бри. Нас толкают и подпинывают, заставляя идти вниз по туннелю, все глубже во тьму. Куда же они ведут нас?

Непрерывно подталкиваемая, наша разношерстная компания под конвоем из десятков охотников спереди и сзади нас проходит из туннеля в туннель. С одной стороны от меня идет Бри, с другой – Логан и Бен. Логан терпит боль, я вижу, как он хромает на одну ногу, и мы с Беном стараемся поддерживать его с обеих сторон. Остальные пленники идут как стадо овец, даже не стараясь сопротивляться.

Мы поворачиваем за угол и останавливаемся перед каменной стеной. Перед нами лишь один факел и я едва могу разглядеть очертания стальной двери. Охотник делает шаг вперед, открывает замок и распахивает ее.

Меня заталкивают внутрь ударом в поясницу и какое-то время я лечу вместе с остальными. Я тяжело приземляюсь на землю, прокатываюсь по грязному, пыльному полу, и слышу, как сзади захлапывается тяжелая дверь.

Мои руки так крепко связаны за спиной, что мне тяжело прийти в равновесие и снова подняться на ноги. Я лежу на полу рядом с Бри, Логаном, Беном и остальными, смотрю наверх и стараюсь понять, где нахожусь.