- Много чего довелось мне слыхать про новые шляхи чрез Сечь, - продолжила разбойница. - Про кметов, да про методы твои хозяйские. Таить не стану - ехала к тебе с гневом в сердце, да с мечом отточенным... Штоб ежели чего, долга не канителиться.

   Сколопендра поднялась с коряги, протянула руку к тоненькому сливовому деревцу, одиноко застывшему почти у самого берега пруда. Чахлый, слабый ствол изогнулся, точно тянула деревцо к себе сырая земля. С дюжину крошечных зеленых слив прятались под бледными, скрученными листочками, словно боясь показаться на свет. Сколопендра, подставив ладонь под несколько слив, легко сжала пальцы.

   - Справный ты рыцарь, Казимир, - глядя на пруд, заговорила она. - Только беда у тебя приключилася. Через неё и света не видишь, да людей сторонишься. В Вольнице говаривали, нечисто тут дело: уж больно Выжигский шляхтич творит кару над всяким из наших, кого поймает.

   Зеленые завязи, согретые рукой Сколопендры набухли; листья развернулись, подставляясь солнцу, зашелестели, хоть поутру и безветрие стояло. Сквозь тонкую сливовую кожицу заалела наливающаяся соком мякоть.

   - Вином хмельным заливаешь хворь свою, шляхтич, - негромко молвила Сколопендра. - Токмо не вино тебе надо, и не забвение. Что ведьм не любишь, я ужо догадалася. Меня ты вчера ведьмой кликал. Говорил разное. Видать, шибко тебе одна из них насолила, коли света белого невзвидел, да себя все извести пытаешься.

   Сорвав с ветки созревшую сливу, Каля обернулась.

   - Не гляди на меня так, шляхтич, - опускаясь рядом на корягу, сказала она.

   Глаза Казимира, темные, жгучие, плескали такой яростью и болью, что как не удерживалась разбойница, а все ж передернуло её невольно. Не без труда разомкнув стиснутый кулак комеса, Каля вложила ему в ладонь сливу, накрывая своей рукой.

   - Поведай, что гнетет тебя? От какого проклятья хоронишься за стенами, отчего крови тебе все мало, да не видится покоя?

   С трудом, комес пересилил себя. Прикрыл глаза, и заговорил - тихим, сдавленным голосом, словно стиснув внутрях что-то, не давая ему прорваться наружу.

   - Про кровь, что я пролил, уже сказал тебе, нечистая та кровь, любой лекарь тебе скажет, лучше выпустить заранее, дабы все тело собой не отравляла. А насчет прочего... вижу, шибко охота тебе то узнать, что никому про меня неизвестно. Да, почитай, последняя кухарка в моем замке без колебаний отдаст мизинец, абы только услышать то, что я тебе сейчас поведаю. Не скрою, не о том хотел я речь вести, когда к тебе-то шел. О житье поговорить хотел, твоем да моем, былое вспомнить, да извиниться. А только не в первый раз ты про хворь мою спросила. А я уж не могу скрывать ее от людских глаз, вишь, как к тебе-то кинулся, как ты только ко мне зашла? Лучше ты от меня узнаешь, чем потом через слухи глупые да перевранные. Солгал я тебе, Калина, все я помнил, как ты в купель зашла, от первого и до останнего мига. Только нет моей вины в том, что содеял, ибо всамделе принял тебя за другую. Часто она мне стала мерещиться, и чем дальше, тем все сильнее. Чует, проклятая, что силы мои иссякают, или это уж я сам себе ее представляю? Кто сейчас может точно сказать?

  ***

   ...Трактир по вечернему времени был полон народу, однако знатную часть его занимала большая компания, расположившаяся сразу на нескольких столах. С полтора десятка оборуженных кметов в разношерстом доспехе гомонели куда поболее остальных посетителей, хоть пока и не думали буянить. Впрочем, до ночи было далеко, а вино опрокидывалось в глотки почти беспрерывно. Хотя безработные наемники частенько захаживали в трактир дядюшки Бо, и трактирщик не особо беспокоился - его заведение уважали, и особо не громили, а ежели и приходилось расходиться охмелевшим кметам, дежурившие неподалеку стражники живо усмиряли буянов. В свое время пришлось немало заплатить за то, чтобы получить от властей разрешение построить трактир в полуквартале от караульного помещения, но дядюшка Бо еще ни разу не пожалел об утраченных звонких монетах. Стража поспевала к нему куда скорее, нежели ко всем прочим, и урон заведению никогда не бывал непоправимым.

   Пока же не приходилось беспокоиться. Пировавшие наемники ели, пили, орали песни и лапали служанок, однако столов не ломали, да и похоже, все были в добром расположении духа. Ссор меж ними не слышалось. Разве что один из них, молодой медноволосый парень с благородным лицом честного бастарда, подвергался шуточкам всей остальной компании, но принимал их с улыбкой, должно быть, уже давно привыкнув.

   - А все-таки скажи, Шляхтич, какова она из себя, Елицка, в постели-то? Чай вчерась-то она вокруг тебя увивалася, стерва!

   - Дык он ея от ворот поворот-то дал, али не слыхал ты, Рвано Ухо? Что его вельможности дочка бакалейщика? Ить он прынцессу все ждеть!

   - Гляди, как бы невинность твою ведьма с леса не покрала!

   Компания все хмелела, хмелел и обсмеиваемый бастард. Он уже начинал горячиться на самые оскорбительные выпады сотоварищей, стуча кружкой по столу, и пока еще незлобно отругиваясь, когда в трактир вошел новый посетитель. Обведя взглядом помещение, он решительно направился к столам, занимаемым наемниками.

   Видимо, выведенный из себя, бастард вскочил, собираясь разбить кружку о голову своего обидчика, когда на плечо его опустилась тяжелая рука. Обернувшись, молодой воин увидел перед собой высокого худощавого незнакомца, оборужение которого дивило своей необычностью.

   Одним прикосновением остановив горячившегося бастарда, незнакомец стремительно шагнул к Ждану Колоброду, без труда угадав в нем главного.

   - Мне нужен отряд не менее десяти опытных воинов, - без предисловий, даже не поздоровавшись, молвил незнакомец. - Очень опытных воинов. Плачу золотом.

   Гомонившие доселе наемники примолкли, настороженные видом необычного заказчика. Ждан нарочито не торопясь, сбросил с колен трактирную девку и обернулся к клиенту с безразличным выражением лица.

   - Да ты, кажися, слепой, али дурной, вельможный господин, - проговорил он, щурясь. - Не видишь, робяты-то мои отдыхають? Прийди завтра, тогда и потолкуем.

   Незнакомец нетерпеливо дернул головой.

   - Завтра мы должны быть уже в пути, - резко сказал он, брезгливо выдерживая полупьяный прищур главаря наемников. - Или я сей же час найду других людей, которым не лишними покажутся тысяча двести гривен золотом. По сто каждому из десяти и триста - атаману.

   Челюсти наемников потянуло книзу. Колоброд тоже был удивлен.

   - Ты часом не объелся белены, господин? За что ты собираешься платить такие деньги?

   ... До места добрались ближе к вечеру. Заказчик, сказавшийся мракоборцем из земель Хейнрика Железного, с самого начала пути угрюмо нахохлился в седле, лишь односложно отвечая на вопросы. Колоброд волновался, хотя и не показывал этого. По правую руку от него ехал Рваное Ухо, по левую - молодой Мирка Шляхтич, напряженный не менее главаря. Да что говорить, каждый из воинов чувствовал себя не в своей тарелке. Такие деньжищи, что обещал заплатить им наниматель, просто так не достаются. Да и подумать - сам-один мракоборец заопасался не справиться с единой ведьмой! Дело предстояло ох какое непростое...