Гурт зыркает на меня и едва заметно мотает головой в сторону двери — мол, иди отсюда, подобру-поздорову. Но я делаю вид, что не замечаю, и отхожу в дальний тёмный угол.

— Кузнец, скорее! Время!

— Надо развести, прокалить…

— Я сказал, быстрее! Мне безразлично, что там тебе надо!

Начинаются приготовления. Разводится огонь, раздувается мехами. Девушку грубо кидают на наковальню, Гурт берётся за ошейник, представляющий собой полукруг грубого металла с «ушками» на концах, пробует надеть на тонкую изящную шейку…

В последний момент рабыня, казавшаяся до того безразличной ко всему, изворачивается и чуть не вырывается из держащих её рук. Начинается неравная борьба, но, к сожалению, с предрешённым исходом — те двое, держащие девушку, заведомо сильнее. И, в конце концов, мерзкий безобразный обруч всё же оказывается на месте, а Гурт начинает поспешно вставлять в отверстие в «ушках» нагретую короткую болванку. Как он ни старается делать это аккуратно, доносится запах горелых волос… А возможно, и не только — но об этом я стараюсь не думать. Слышатся удары и сопровождающие их едва слышные испуганные всхлипы. Пока металл ещё горячий, его требуется расклепать, сплющить с краёв, чтобы было не разжать «ушки» обратно.

Кузнец заканчивает, и девушку, не церемонясь, окунают головой в лохань с холодной водой. Поднимающиеся на поверхность пузыри отчаянно вспучиваются под шипящим облаком пара. Я понимаю, что если бы её хотели утопить, то могли бы сделать это гораздо проще, поэтому просто отворачиваюсь в сторону, бессильно сжимая кулаки и стараясь не вслушиваться в омерзительную возню.

Но это не конец. Не обращая никакого внимания на то, что бедняжка жадно глотает воздух, её опять тащат к наковальне, попутно оголяя плечо — пришла пора клеймения.

Вернее, пришла бы, но на улице раздаётся шум, заставляющий всех насторожиться. Сначала доносятся встревоженные крики, лошадиное ржание, потом вдруг всё заглушает страшный, утробный, звериный вой. Один из конвоиров выхватывает из огня положенный туда стальной прут с тавром, но, видимо, остаётся недоволен увиденным и кидает обратно.

— Рогатый его забери, ещё не нагрелся… Кузнец, смотри за девкой! А мы глянем, что там, — он кивает своему соратнику, и эти двое поспешно выскакивают наружу, откуда буквально в следующее мгновение прилетает чей-то душераздирающий вопль, такой, от которого волосы на голове встают дыбом.

Гурт, стрельнув глазами вслед, переводит изучающий и будто что-то взвешивающий взгляд на меня, подобравшегося и готового к чему угодно. Многозначительно кивнув на рабыню, он поудобнее перехватывает свой молот и делает шаг прочь из кузницы.

Понимая, что другого случая может не представиться, подскакиваю к девушке.

— Пошли! — кричу, одновременно хватая её за руку и вытаскивая кузнецов меч. Практически готовый уже, даже заточенный и с новенькой рукоятью из кожи. Гурт сумел спрятать его от воинов, видимо, потому и метался сначала в кузню и обратно, но мне-то этот свёрток сразу бросился в глаза…

Время дорого, и мы сломя голову выскакиваем наружу, сразу нырнув в узкую щель между домом и сараем. Это удаётся сделать незаметно, всем пока не до нас. Считанные секунды, и мы на противоположном конце двора, где я трясущимися от волнения руками, только с третьей попытки, отпираю заднюю калитку и открываю для нас путь на волю. Каждую секунду ожидая криков за спиной, страстно мечтаю лишь об одном — чтобы нас подольше никто не видел, а следы наши затерялись.

Пригибаясь, мы пробегаем узкую полоску огородов, где видны как на ладони, пролетаем сквозь сады, прикрывшие спины густой листвой, и только после этого уже, не таясь, во весь рост, несёмся прочь, к синеющему вдалеке лесу. В какой-то момент замечаю рядом Рекса — на удивление молчаливая псина, ни разу не видел, чтобы он лаял. Зверь несётся рядом спокойными, размеренными прыжками.

Наверное, никогда в жизни я так не бегал. Хотя, может, и вру, глупо же такое утверждать потерявшему память. Но за все эти последне руки рук — точно нет. Останавливаюсь только уже довольно далеко в лесу, среди толстых стволов вековых деревьев. Останавливаюсь, потому что приходится — перед глазами светящиеся круги, подкатывает темнота и тошнота, еле-еле удаётся устоять на ногах. Даже удивительно, как это меня накрыло так сильно, после бега-то — всегда думал, что в довольно неплохой форме. Даже накрывает старая знакомая, отравляющая безразличием апатия. Но секунд через десять слабость проходит, и я снова начинаю отражать действительность.

За нами никто не погнался — либо не поняли, в какую сторону бежать, либо просто всем не до того. Но расслабляться рано. Быстрым шагом, несмотря на слабость, даже дрожь в ногах, и разрывающее лёгкие дыхание, тащу спасённую дальше. Как путать следы и на что способны преследователи, ни малейшего понятия не имею. Но в одном уверен точно — если дойти до текущей по лесу небольшой речушки, берущей начало в том озерце у родника, и по её дну добраться до валунов в паре километров вверх по течению, нас будет гораздо сложнее найти. А там есть одно укромное местечко, с прекрасным видом на деревню, откуда к тому же можно своевременно слинять, если кто-то будет приближаться.

Девушка послушно следует за мной и выполняет всё, что от неё требую. Сразу входим глубоко, где-то по пояс, так, что сквозь коричневатую торфяную воду уже не проглядывается дно. Сначала спускаемся вниз по течению и делаем несколько ложных «выходов». Каждую минуту боюсь, что преследователи вот-вот выскочат к реке, буквально физически ощущаю, как уходит время, но всё равно претворяю план в действие. Кажется очень важным как можно сильнее запутать тех, кто захочет найти нас.

Когда я, наконец, считаю, что достаточно замёл следы, мы направляемся уже вверх по реке, как можно скорее. Идти по глубине тяжело, водная толща заметно мешает, но подходить к краям, где наши следы в иле могут стать заметными, не хочется. И мы упорно шагаем, преодолевая тугое сопротивление ленивого, но ощутимого течения.

Доходим до валунов. Я объясняю, что надо ступать только на камни, чтобы не оставалось следов, и иду первым. Девушка просто молча кивает, давая знать, что понимает, и выбирается тоже. И вот уже мы на холме, посередине которого растёт высокая сосна с удобными сучками до самой земли. Кинув меч на землю и быстро взобравшись наверх, я смотрю в сторону деревни, кажется, готовый ко всему… Но, как тут же выясняется, нет. Всё внутри сжимается: в той стороне пылает огромный костёр.

Долго сидеть и смотреть вдаль, тщетно стараясь разглядеть подробности, не вижу смысла. Слетев вниз, поворачиваюсь к рабыне… И замираю, скосив глаза на меч у своей шеи.

— Эй, эй, спокойнее!.. Ты чего?

— Кто тебя послал? — глаза блестят решительностью и готовностью пустить оружие в ход.

— Куда послал? Кто послал?

— За мной! Кто. Сказал. Про. Меня! — чувствую, как сталь касается кожи. Неприятно.

— Так тот мужик на коне и сказал…

— Какой мужик? — на лице её появляется лёгкое удивление, и клинок чуть покачивается — наверное, устала держать на вытянутых руках.

— Ну этот, как его… Сулла вроде?.. — мне кажется, я сама невозмутимость.

А глаза девушки первое мгновение ещё больше расширяются в удивлении, но потом вдруг сужаются, и я явственно ощущаю, как холодное и острое пробует крепость моей шеи под подбородком, надавливая довольно ощутимо.

— Я не шучу! Ещё раз спрашиваю, кто сказал увести меня! И куда! — наверное, она думает, что выглядит грозно. Но… На меня впечатления не производит. Развожу руками, косясь на всё ещё протянутое к себе оружие, и начинаю говорить медленно, стараясь, чтобы звучало как можно убедительнее.

— Так никто не говорил же. Зачем мне кто-то для этого нужен? И… Нет-нет, погоди. Я не понял. Ты чем-то недовольна? Не надо было тебя спасать? Пусть бы тебя там дальше раскалённым железом тыкали? — я даже начинаю закипать, и то, что меня вот-вот могут насадить на меч, не останавливает, а только подогревает. — Если так, пошли, обратно отведу! Думаю, эти ребята только рады будут! А? Чего молчишь? Пойдём! Их тоже будешь спрашивать, кто послал и зачем? Или, может, они за это тебя и решили проучить? Потому что достала?..