Дело было в конце декабря 1942 года. Требовалось проложить проходы в минном поле противника и проволочных заграждениях, которые тянулись неподалеку от окопов гитлеровцев. Сержант Левинский и солдат Кучин долго и внимательно изучали подходы к проволочным заграждениям врага. Днем эти заграждения как на ладони были перед глазами гитлеровцев, а ночью — ярко освещены ракетами-парашютиками. «А если подцепить их тросом и утащить?» — подумал Роман и своими мыслями поделился с солдатами. Осторожный и несколько флегматичный Кучин не одобрил идею сержанта, а горячий и решительный Мустафьев ухватился за нее. Сабира поддержали остальные. Кучину пришлось сдаться. Началась подготовка к дерзкой операции. Ушаков и Кабанов откуда-то притащили лебедку, Мустафьев и Смирнов раздобыли трос длиной в двести метров. Лебедку установили в траншее и потянули трос к проволочным заграждениям.

Левинский и Мустафьев, сделав во вражеском минном поле проходы, подобрались к заграждениям. Прикрепили трос к кольям, покрепче подтянули несколько рядов ощетинившихся нитей колючей проволоки. Отползая, Сабир сбился с прохода и нажал коленом на настороженную мину. Взрыв всполошил гитлеровцев. В воздухе взвились осветительные ракеты. Поднялась автоматная и пулеметная трескотня.

На безымянной высотке однополчане похоронили уральского паренька Сабира Мустафьева. А в 12 часов дня на глазах удивленных и перепуганных гитлеровцев проволочное заграждение поползло в сторону русских. Комья и рогатки глубоко пропахивали снег, задевали мины. Настороженные фугасы зло ухали. Гитлеровцы открыли ураганный огонь.

Через несколько дней командира батальона Кротова и сержанта Левинского пригласил к себе командир дивизии Лященко. Он представил их командиру 286-го стрелкового полка Фоменко.

— Батальон капитана Кротова придаю вам. Надеюсь, с задачей справятся. Люди-то у него вон какие, — комдив кивнул на Левинского.

— Это не тот ли сержант Левинский, что вражеское проволочное заграждение средь белого дня украл? — спросил Фоменко.

— Он самый, — улыбнулся комдив.

Спустя два дня саперный батальон приступил к снятию мин, уничтожению дотов и дзотов на подступах к станции Мга. Свыше двух тысяч мин и фугасов обезвредило отделение сержанта Левинского. Пять уничтоженных дзотов и пятнадцать километров проложенной гати появилось на счету отделения. За бои под станцией Мга Левинский получил медаль «За отвагу».

Дивизия переходила на новый участок фронта. Саперный батальон выдвинули вперед с задачей — разминировать гряду холмов.

— В своих минных полях, — рассказывал Роман Сергеевич, — мы без особого труда и быстро разобрались, а вот в полосе противника пришлось попотеть. Но и там напали на след. Разгадали секрет, а тут новый сюрприз: противосаперная мина попалась. Кучин ее нашел — и давай копаться. Смотрю: разгреб он бугорок земли и шарит вокруг мины: боковой взрыватель разыскивает. Кучин не знал, что взрыватель у нее внизу и натяжного действия. Испугался я и крикнул: «Остановись! Это для нашего брата, сапера, предназначена. Отползай! С этой мерзостью я уже встречался». Бросил мне Ушаков канатик, я оголил мину, накинул на нее петлю и подал команду: «В укрытие!»

Солдаты скрылись в воронке. Я тоже отполз в сторону и натянул канатик. Мина ухнула.

Изучая передний край противника, минеры догадывались, что наше командование готовит наступление. Действительно, вскоре им приказали сделать проходы во вражеских минных полях и пропустить по ним танки и пехоту.

— С особым чувством ответственности мы слушали этот приказ, — вспоминает Роман Сергеевич. — Я видел, как волновался каждый солдат и офицер. Ведь от нас ждет освобождения осажденный Ленинград. На нас смотрит вся страна.

В ночь на 13 января 1944 года саперы вышли прорезать проходы в своем минном поле. Против каждой пехотной роты было сделано по два двадцатиметровых прохода. А с 13 на 14 января, как только сгустились сумерки, саперы, одев маскировочные халаты, скрылись за нашей передовой. Шли группами, по 4—6 человек. Минеры вооружены миноискателями, длинными острыми щупами и финками. Замерзшая земля покрыта толстым слоем снега. Пришлось прощупывать и просматривать каждый метр.

За ночь группа сержанта Левинского обезвредила десять противотанковых мин, двадцать противопехотных и подошла к проволочному заграждению, перед которым натолкнулась на прыгающие мины, расставленные в семидесяти сантиметрах одна от другой. Левинский и Кучин работали на пару. Мины сидели, как наседка в гнезде, а взрыватель усиками торчал кверху. Не каждому саперу такая мина дается в руки: за это ее и окрестили двурогой мерзостью. Но Левинский и Кучин быстро справлялись с ними. Ушаков и Кобанов едва успевали относить в сторону обезвреженные мины, провешивать проход и подтягивать удлиненные заряды.

Медленно приближалось январское морозное утро, Саперы ждали. Как только «катюши» дадут залп, надо сразу рвать, крошить проволочные заграждения врага. Ожидание долгое, мучительное. Сказываются две бессонные ночи, клонит ко сну. Надоедливо свистит ветер, крутится поземка. Струйки сухого снега торопливо спускаются в воронку. Холодит спину.

«Катюши» открыли огонь внезапно. Над головой Романа протянулись огненные нити. Роман нажал на контакт подрывной машины. Взрыв, второй, третий. В зияющую брешь в проволочном заграждении шагнули штурмующие роты. За этот бой сержант Левинский получил орден Славы 3-й степени.

Прорвав сильно укрепленную вражескую оборону, войска Ленинградского фронта, освобождая села и города, дошли до Ропши.

— Здесь, — вспоминает Роман Сергеевич, — немцы намерены были раздавить наши пехотные и артиллерийские полки. Они двинули вперед танки. Мы пропустили их в глубь нашей обороны, отсекли пехоту, танки сожгли и с ходу в Ропшу. С тех пор наша дивизия стала называться гвардейской Краснознаменной Ропшинской.

Гвардейцы рвались вперед. Но поступил приказ — дивизию перебросить на Карельский перешеек. Ровно месяц дивизия вгрызалась в линию Маннергейма. На счету отделения Левинского появилось двадцать взорванных дотов и дзотов. Грудь сержанта украсил орден Славы 2-й степени.

Лавина наступления наших войск неудержимо катилась вперед. Солдаты отделения Левинского бок о бок бежали с пехотинцами за огневым валом. Прорывали вражеские позиции, наводили мосты, ходили за «языками». Сколько вражеских укреплений сокрушено минами, поставленными умелыми руками сержанта Левинского, сколько взорвано дотов и дзотов, сколько пройдено малых и больших рек!

В середине лета 1944 года наши войска окопались на пологом берегу реки Плюсса, а саперы, стуча топорами и молотками, сколачивали козлы и плоты для штурмовых мостиков. За сутки сделали три мостика, в пять жердей каждый. Измерили глубину и ширину реки и, выбрав потемнее ночь, принялись наводить переправу. Минут за пятьдесят под непрерывным огнем противника поставили два штурмовых мостика.

Подготовленные к броску роты пошли на противоположный берег реки. Немцы усилили огонь по переправе. У одного мостика прямым попаданием разорвало звенья и стало относить их течением реки.

Сержант Левинский и лейтенант Рябков под градом пуль и осколков побежали по оставшейся части моста. Вот уже одно звено позади, второе и вдруг падает раненый лейтенант. На смену ему бросился Кучин. Роман уже добежал до разрыва, спрыгнул в воду, поймал мостик, отнесенный в сторону течением. Вместе с Кучиным, выбиваясь из сил, подтянули оторванные звенья к уцелевшему звену, но скреплять скобами было некогда: по мосту уже бежали пехотинцы.

— Кучин, берем на плечи! — крикнул Роман.

Не отзываясь, Кучин сунул под прогон моста плечо. Так и простояли в воде, пока рота не перебежала на противоположный берег.

Еще много километров шагал батальон по фронтовым дорогам. Пропускал войска через Неман и Нарев, наводил переправу на Висле и Одере, перебрасывал мостки на остров Рюген, освобождая из фашистской неволи десятки тысяч узников. За обеспечение переправы через Нарев и Вислу командир дивизии Николай Григорьевич Лященко приколол к гимнастерке Романа третью звезду — орден Славы 1-й степени и сказал: