Вдруг послышался гулкий удар. Часовой крякнул и повалился. Еще удар, еще…
Сережа, нагруженный тяжелой связкой гранат и взрывчатки, держа под мышкой валенки Николая, подбегает к броневику и видит Демьяныча.
— Спокойно! — хрипло говорит комиссар. — Привязывай вот здесь. — Демьяныч указывает место возле мотора, ближе к кабине, где нужно приладить гранаты.
Николай уже в тулупе часового ходит под стенами школы. Из-под длинного тулупа виднеются ноги в черных носках.
— Брось ему валенки, — шепчет Демьяныч, проворно привязывая к танку взрывчатку.
Вот между машинами уже натянута тонкая проволока.
— Осторожно, — предупреждает Демьяныч.
Сережа знает, что дотрагиваться до нее нельзя: произойдет взрыв.
«Мало взрывчатки и гранат, — сожалеет Сережа — швырнуть бы в окно…»
— А может я из автомата по окнам? — предлагает Сергей.
— Ни-ни… Нам уйти надо спокойно, — предупреждает Демьяныч и машет Николаю, чтобы тот покидал пост.
Несколько больших шагов — и все за сараем.
— Ну, ребятки, — радостно говорит Демьяныч, — нам повезло. Теперь…
Не успел договорить комиссар, как из-за сарая вышел гитлеровец. На мгновение он опешил, увидев людей в белых халатах, но потом судорожно стал отстегивать кобуру.
Словно рысь, бросился к нему Сергей и выстрелил в упор из автомата.
— К лесу! — крикнул комиссар. — К лесу!
Когда партизаны уже миновали занесенные снегом огороды и подбегали к кустарнику, раздался взрыв, еще и еще…
Сережа обернулся. Возле школы блеснуло пламя, а потом подряд еще два взрыва. Партизанские приспособления сработали!
И все было бы хорошо, если бы вдруг с окраины села не застрочили автоматы.
— Ребята! — громко крикнул Демьяныч. — Бегите правее. Я — влево. Нужно создать видимость, что нас много, побоятся преследовать ночью.
— А может все вместе? — растерянно спросил Сергей, догадавшись, что комиссар хочет отвлечь огонь на себя.
— Нет! — резко сказал комиссар. — Приказываю!
Он побежал к скирдам, то падая, то поднимаясь.
Николай и Сергей, миновав кустарник, оказались на открытой поляне. А от крайних домов, поливая из автоматов, бежали немцы.
Но тут из-за скирд послышалась ответная стрельба, часть гитлеровцев отделилась и, укрывшись за домами, взяла под обстрел скирды.
— Беги, я прикрою тебя! — крикнул Николай.
— Вместе будем! — ответил Сергей и выпустил очередь по фашистам.
Ближайшие солдаты залегли. Началась перестрелка.
— Беги! — кричит Николай. — Беги, говорят!
— Вот еще! — упрямится Сергей. Короткой очередью он срезал выскочившего из-за сарая офицера. Тот выронил пистолет, перегнулся на мостик и упал.
На мгновение у гитлеровцев замешательство. Николай снял шубу и повесил ее на сломанную ветку.
— Ну, а теперь не отставай! — крикнул он и кинулся в глубь леса. Сережа за ним.
Приблизившись к кустарнику, немцы увидели шубу и взяли ее под обстрел, думая, что это партизан притаился за кустом.
А в той стороне, где были скирды, вдруг стрельба прекратилась. «Жив ли Демьяныч?» — забеспокоились ребята.
— Нам нужно выбраться на дорогу, чтобы запутать следы, — сказал Николай.
Вышли к деревне Крапивне. Скоро рассвет. Дальше идти опасно. Хаты, заваленные снегом до самых крыш, как забытые на лугу копны, не подавали признаков жизни.
Возле одной из них приютился покосившийся сарай. Сережа первым юркнул в раскрытые ворота и поманил Николая:
— Иди, солома есть.
Солома старая, припахивает прелыми яблоками, но до чего же хорошо зарыться в нее хотя бы на час, отдохнуть. Уже вторая боевая ночь, тревожная и бессонная. Только разве уснешь, когда неизвестно, что с Демьянычем…
Где-то очень далеко, будто огромной кувалдой, ударили о мерзлую землю: ух! И все стихло. Может быть, это тоже партизанские «дела»…
В приоткрытые ворота видно небо. Луна уже скрылась за гребенку леса и звезды ярко мерцают золотистыми огнями. Кажется, что там, где горят звезды, дует огромной силы ветер, потому и мигают звезды, как разбросанные по лугу угольки.
— Пить хочется, — сказал Николай, — а снегом не напьешься.
— А мне бы кусочек хлеба, в животе будто курлычет кто-то… — Сергей вздохнул. — Или кусочек сала с ломтем черного хлеба. Есть охота, ужас…
За сараем звякнула щеколда, заскрипел снег под ногами. Николай вытащил из кармана гранату, приподнялся, замер в ожидании. Сергей оттянул затвор автомата.
— Кто тут? — послышался настороженный женский голос.
В дверях показалась укутанная в платок женщина. Горохов ответил:
— Мы здесь, мамаша, «охотники» за волками… Или ты партизан высматриваешь, иди сообщи!
— Что ты, сынок? — обидчиво ответила хозяйка, — у меня муж на фронте, сын погиб, да и сама-то я, чай, не какая-нибудь…
— А зачем же пришла? — спросил Николай.
— Выдала, как вы бежали. Один из вас раздетый, вот и принесла ватничек. В дом позвала бы, да боязно.
— Вот за это спасибо, мамаша. Зовут-то вас как? — поинтересовался Сергей.
— Тетя Нюра. До войны в газетах писали про меня. Доярка я. А теперь даже теленка в деревне нет.
— Тетя Нюра, а не опасно у вас? — спросил он.
— Нынче всюду опасно. Вы только лежите тихо, — ответила она.
— Пить охота, водицы бы… — попросил Николай.
— Сейчас, родной, сейчас принесу.
Вскоре тетя Нюра возвратилась.
— Небось голодные? Вот чугунок картошки… Поешьте.
— У вас в деревне нет немцев-то? — спросил Николай. — Видать, тихо живете?
— Уж чего там «тихо», — возразила женщина. — Намедни деревенские мальчишки привязали мину к офицерской собаке и пустили. А пес-то здоровенный, как влетит в дом, да как бросится к хозяину, а мина и бабахнула… Соседского мальчонку до смерти запороли.
— Молодцы мальчишки! — похвалил Сережа. — Это по-нашему!
— По-вашему, а мальчонки-то нет. Помер.
Тетя Нюра плотно прикрыла дверь в сарай и метлой замела следы.
«Кто знает, может и здесь „невидимки“ действуют?»— подумал Сергей.
Весь день партизаны просидели в сарае. А следующей ночью благополучно добрались до своей базы.
— Ты что же, Сергей, Демьяныча не уберег? — пробасил дядя Гриша, развешивая на сучьях мокрую одежду комиссара. У Сережи сердце замерло. «Неужели?..» — Раненый пришел. Пуля, чертова, плечо перебила…
— Ну, напугал ты меня, — сказал Сергей и заулыбался.
В землянке на своей соломенной подушке Сергей нашел записку:
«Ухожу в штаб бригады. Путь далекий, может, не скоро увидимся. Если встречу где-нибудь мать, передам от тебя привет. А пока прощай. Лиля».
Зима подходила к концу. Потемневший ноздреватый снег заметно оседал. Рыжели проселочные дороги, вислокрылые темно-зеленые ели украсились остропикими сосульками, запахло весной. А на фронте, как и прежде, идут жаркие бои. По ночам доносится гул артиллерии, днем летят на запад самолеты.
Советская Армия — гонит врага. Каждый день комиссар сообщает радостные вести. Уже многие города и села освобождены от немецких захватчиков.
Бойцы слушают Демьяныча, и их суровые, обожженные морозом лица расплываются в улыбке. Ничего не скажешь, новости самые утешительные. Но партизанам не легче. Вот уже свыше трех недель отряд капитана Андреева ведет кровопролитные бои с отборными гитлеровскими частями. Немцы бросили против народных мстителей целое соединение с танками и пушками.
«Если не разделаться с этими русскими „невидимками“, — говорилось в одном из захваченных в бою приказов командующего немецкой армией, — то они вместе с советскими войсками — и нас уничтожат. Надо до весны покончить с партизанами».
Приняв на себя главный удар врага, партизанский отряд имени Щорса оказался в окружении. Но и отрезанные от сел и деревень, которые снабжали партизан продовольствием, бойцы капитана Андреева оборонялись героически. Однако вражеское кольцо с каждым днем сжималось, а силы отряда слабели. Боеприпасов оставалось мало, продовольствие кончилось.
Положение создалось отчаянное. Никакие усилия вырваться из окружения не приносили успеха. Дядя Гриша с группой партизан хотел пробиться в ближайшую деревушку за продуктами и три раза водил бойцов в рукопашную схватку. Ловко орудуя длинной жердью, он уничтожил несколько фашистов, но вражеская пуля сильнее дубины.
Фашисты, не щадя и своих солдат, открыли огонь прямой наводкой. Немало уничтожили немцев. Но и партизанский великан был смертельно ранен. Тогда отважный, прославившийся во многих боях лейтенант Гаранин со своим взводом сделал новую попытку вырваться из кольца. Гитлеровцы бросили против горстки партизан шесть танков и гаранинцы оказались отрезанными от главных сил своего отряда.