— Толька, проснись ты, — начал тормошить он мальчишку, ткнув пальцем в бок.
— Не коли, — спросонья забормотал тот и открыл глаза.
Узнав Вовку, обрадовался и тут же пояснил:
— А мне приснилось, что меня немцы колют штыком…
— Я тебе кабачков принес, — сообщил Вовка.
— У нас свои есть, — сонно ответил приятель.
Разговор дальше не клеился.
— Давай лучше на улицу пойдем, — предложил Вовка, — там пушки стреляют. Ух, как интересно!
— Пойдем! — живо согласился друг и сбросил с себя одеяло. — Надоели, собаки. Житья нет.
Уже было утро. Солнце светило вовсю. Изредка то там, то здесь рвались снаряды.
— Не боишься? — спросил Вовка.
— Я ничего не боюсь, — хвастливо заявил Толька и выпятил грудь, как петух. — Теперь хана немцам. Наши идут.
— Тогда помоги мне в одном деле, — предложил Вовка.
— В каком?
— Понимаешь, встретил я вчера учителя на улице, а он мне и говорит, что после войны наш город музеем будет, — начал сочинять юный разведчик, — где штаб немецкий был, где пушки у них стояли — везде дощечки потом повесят. Вот нам и нужно эти сведения собрать…
— Музей, это хорошо, — недоверчиво согласился Толька и, немного подумав, добавил — Обманываешь ты, наверное, меня…
— Зачем же мне тебя обманывать… — нарочито обиделся Володя.
— Я сразу догадался, кто ты такой, — вымолвил вдруг Толька. — Партизанишь, да?
Вовка испуганно замахал руками, боясь разгласить военную тайну, он, быстро оглянувшись, слезливо стал убеждать:
— Нет, что ты! Я теперь бродячий… Мать потерял, родных нет…
— Меня не обманешь. Дай честное пионерское, — прошептал Толька.
Вовка промолчал. А Толька уже горячо упрашивал:
— Я никому не скажу. Ты не бойся… И в разведку с тобой пойду. Я храбрый. А в подвал меня бабка загнала…
Вовка молча пожал руку приятелю. Через несколько минут мальчишки уже шныряли по городу, высматривая, где находятся замаскированные батареи врага. Немцы не обращали на маленьких оборвышей никакого внимания. Они не догадывались, зачем один из ребят таскает с собой длинный кабачок. А Вовка делал на нем ногтем отметки, которые мог расшифровать только он один.
К вечеру пошел дождь. Он лил беспрестанно, мелкий, как из сита. Нужные сведения были уже собраны, и юный разведчик решил не сидеть больше ни одной минутки, пробираться к огородам, где в условленном месте должен встретиться с сержантом Левашевым. Простившись с Толькой, он юркнул в дырявый забор и исчез.
— Ква, ква! — тихо подал сигнал Володька. Ответа нет. Присел в высокую лебеду, притаился. Сердце колотится, почему-то радостно и хочется улыбаться. Это от удачной разведки распирает грудь ребячья радость.
— Ква, ква! — послышалось недалеко.
— Ква, ква! — ответил Володька.
Картофельная ботва зашевелилась, и из нее показалась голова сержанта.
— Все в порядке? — тихо спросил Володька.
— Порядочек. Но где ты пропадал?
— Там, где и вы. Разведку делал…
— Идем, голова садовая. Левашев уже у лодки.
— Тогда пошли!
Когда разведчики были уже около плавней, немцы начали стрелять в небо осветительными ракетами. Несколько секунд от них было светло, как днем, а когда они гасли, становилось так темно, что не было видно друг друга.
— Я с закрытыми глазами найду, где наша лодка спрятана, — шепнул Вовка.
…Та-та-та! — заговорил где-то сзади на обрывистом берегу пулемет…
Громовым раскатом ответило с противоположного берега орудие. И снова тишина.
Обратно переправиться было труднее. По плавням стреляла минометная батарея. Осколки шуршали над головой, шлепаясь в воду, шипели, как змеи. Пришлось разведчикам плыть рядом с лодкой, держась рукой за борт. Так менее опасно.
Вдруг откуда-то с окраины города застучал крупнокалиберный пулемет. «Фить, фить», — посвистывали пули над головой. Видимо, гитлеровцы нащупали переправу разведчиков, но темнота не позволяла им вести прицельный огонь.
— Ух ты, перец с чесноком! — выругался Вовка, подражая командиру, — по руке что-то царапнуло…
— Держись, сынок, — ласково проговорил Левашев, — скоро уже…
Подплыли к темной стенке камыша. Наконец-то берег.
— Свои, что ли? — раздался в темноте знакомый голос.
— Свои, — ответил сержант.
Выйдя из воды, он первым делом попросил закурить. В кулаке Фомы вспыхнул огонек зажигалки, и сержант жадно вдохнул махорочный дым.
— Посветите сюда, — попросил Вовка и протянул руку.
Сержант приблизил лицо и увидел темную струйку крови, стекающую с локтя Володи.
— Взял я тебя на свою голову… — сказал он. — Бинт, скорее…
О чем говорили дальше, Вовка не помнит. Очнулся он в деревенской хате, где разместился полковой медпункт. Туго перевязанная рука ныла. У изголовья сидел подполковник Лепешкин. Лоб в испарине, лицо мрачное.
— Ну, рассказывай, — тихо сказал он и погладил рукой по голове маленького гвардейца. — По закону пороть тебя вместе с сержантом надо, но победителей не судят.
— Так мы же выполнили приказ, товарищ подполковник. Разве что не так?
— Так-то оно так, да что бы я делал, если чего посерьезнее случилось… Ладно, докладывай, — подполковник вытер ладонью лоб, закурил.
— У меня все на кабачке отмечено, — сказал Вовка и полез к штанам, в карманах которых хранились драгоценные кабачки, — сейчас я все… — Увы, карманы были пусты. — Где же кабачки? — чуть не плача, спросил маленький разведчик.
— Могу доложить, — шагнул через порог повар, — кабачки на сковородке. Можно подавать?
— Перец с чесноком! — возмутился Вовка. — Удружил!
— Ну, а зачем же расстраиваться? — улыбнулся Лепешкин.
— Могу удружить! — козырнул повар. — Есть и перец и чеснок!
— Что вы наделали? — сокрушался Вовка. — Ведь на кабачках все было написано. Шпаргалку поджарили… — Володя уткнулся в подушку и разревелся. — Вся разведка пропала даром…
— Это дело поправимое, — успокоил мальчишку командир. — Ты ведь не забыл, где пушки немецкие стоят?
Володя вытер слезы, сел на койке и стал обстоятельно рассказывать командиру о том, что видел в городе, как переправлялись туда и обратно. Подполковник еле успевал делать пометки на топографической карте и повторял лишь одно слово: «молодец».
Сведения оказались ценными и своевременными. Через несколько дней войска армии пошли в наступление. Артиллерия и краснозвездные штурмовики точными ударами сметали с лица земли все огневые точки врага, ловко замаскированные на улицах Мелитополя. В этом им помогли сведения, добытые в тылу фашистов маленьким разведчиком, советским пионером Володей Валаховым.
Левашев оказался настойчивым человеком. Дел у разведчиков по горло, а он свое:
— Пора, Валахов, за учебу. Командир полка требует, чтобы я учил тебя.
— Как же это так? — (удивился мальчишка. — Все воюют, а я задачки решать буду?
— Будешь учиться — останешься в полку. Не будешь — подполковник сам отвезет в детский дом, — припугнул ефрейтор.
Расставаться с полком Вовке не хотелось, и он беспрекословно подчинился приказу командира. В часы затишья усердно решал задачи, учил правила грамматики. Разведчики где-то раздобыли роман Толстого «Война и мир». Вовка прочитал его вслух своим фронтовым друзьям от корки до корки. Французский текст он пропускал.
— Хорошо читаешь, — с завистью говорил ему Фома, — а у меня вот грамоты маловато. Может, и мне с тобой за компанию подучиться, а?
Так у ефрейтора Левашева стало два ученика. Но учиться вместе им долго не пришлось.
Как-то раз во время очередного урока в землянку к разведчикам вбежал сержант и приказал им срочно отправляться на открытое партийное собрание в штаб.
В позолоченном осенью саду выступал гвардии подполковник Лепешкин. Он говорил о том, что скоро полк пойдет в наступление, что коммунисты должны быть впереди. В конце своего выступления командир добавил:
— Среди нас есть пионер Валахов. Этот храбрый юный разведчик сделал большое дело! Он достал карту немецкого укрепленного района, ходил на важное боевое задание. Но в этом наступлении ему надо быть в тылу. Так что учтите это, товарищ Валахов!
Потом выступили коммунисты и комсомольцы. Они говорили о том, как лучше выполнить приказ командования, заверяли, что будут в бою смелыми, и обещали обязательно победить врага.
Хотелось и Володе быть таким, как все коммунисты и комсомольцы, тоже пойти в бой, но он знал: нарушать приказ нельзя.