В комнате Елены чуть светится крохотное бра на стене. На полке горит зелёный огонёк магнитолы, слышится приглушенная мелодия блюза. На журнальном столике, придвинутом к тахте – вазочка с цветами, бутылка шампанского и торт.
Елена сидит на тахте. Густые каштановые волосы рассыпались по плечам.
Присаживаюсь рядом и спрашиваю:
– А-а… Екатерина Ивановна где?
И тут же в ответ слышу тихий серебристый смех:
– Разве со мной тебе не интересно?
Я окончательно теряюсь:
– Почему же… – И чуть не с мольбой снова спрашиваю:
– Но объясни, пожалуйста, что всё это значит?
Лена привычным лёгким жестом отбрасывает со лба волосы:
– Мама уехала к тётушке на денёк. Мы с тобой одни… Понимаешь, вчера мне исполнилось двадцать пять. Мы думали отметить это событие, но ты пришёл с работы очень поздно… Давай отметим сегодня.
Я, обескураженный, молчу. Так вот почему вчера она была такой грустной… Милая, добрая моя Прекрасная Елена!
Машинально оглядываю комнату. Здесь я впервые. Всё здесь дышит чистотой и уютом… Но почему мне такая честь? А у меня и подарка нет.
Лихорадочно перебираю в памяти скудную обстановку моей комнаты.
Есть! Нашёл! Тут же срываюсь с места:
– Я сейчас… Извини.
И мчусь к себе.
Лена – большая любительница книг, кое-что из них и у меня имеется. На днях приобрёл по случаю замечательное издание романа «Русский лес». Леонов всегда привлекал меня глубоким философским мышлением, афористичностью речи, а тут вдруг – отлично изданный томик! Подписать его – дело одной минуты.
Увидев подарок, Елена вздыхает:
– Ах, Демичевский! Ну, зачем это? Я же знаю, как тебе хотелось заполучить эту книгу.
Спешу развеять её огорчение:
– Ничего. Ещё достану. Лучше прочитай, что я там нацарапал.
Лена раскрывает томик и снова счастливо улыбается, неожиданно награждает меня лёгким поцелуем:
– Спасибо тебе за «Елену Прекрасную» и дорогой для меня подарок.
Мы садимся на тахту. Всё так же приглушенно звучит мелодия блюза, в бокалах искрится шампанское, нескрываемой радостью сияют глаза Елены:
– Расскажи мне о себе, Демичевский. Как ты жил, кого любил?.. Сегодня я хочу всё знать о тебе. Всё!
В голове моей чуть шумит от выпитого вина и поцелуя. Музыка расслабляет, вызывает на откровенность. Хочется окончательно размагнититься и раскрыться, высказаться о наболевшем.
И вспоминается далёкий старинный город. Тенистый парк. И девчонка на скамейке… Красивая, русоволосая, с глазами, наполненными тревогой.
«Ты не забудешь меня, Владик?»
«Что ты, Катюша! Что ты…».
«Тебе там встретятся другие девчата».
«Я даже не взгляну на них».
«Два года – это так долго!»
«Я буду писать тебе каждый день!»
И писал. Все два года армейской службы. И ни на одну из девчонок не глядел. А Катюша не дождалась, вышла замуж за другого.
Нет! Об этом не стоит говорить никому. Это моё, пусть оно во мне и останется. Я прожил в том городе почти тридцать лет. И никогда бы не покинул его…
– Ну что ты молчишь? – спрашивает Лена.
А я не знаю, что и сказать.
– Тогда потанцуем? – терпеливо предлагает она, видимо, догадываясь о моём состоянии.
И мы медленно плывём в полумраке. Рука Елены легко лежит на моём плече, глаза, не отрываясь, смотрят в мои глаза.
– Ты всё ещё любишь её, – тихо то ли спрашивает, то ли утверждает она.
И опять не нахожу, что ответить. Врать нельзя и правду сказать сегодня язык не поворачивается.
– Знаешь, давай не будем говорить обо мне. Всё-таки героиня вечера – ты! Расскажи о себе.
Елена натянуто смеётся:
– Ох, Демичевский!.. Он, оказывается, ещё и плут.
Она ненадолго умолкает, потом с расстановкой начинает рассказывать:
– Мы ведь тоже не местные. Переехали из Тулы. Папа был лётчиком. Его перевели сюда по службе. Ну и мы за ним… А через неделю, при испытании нового самолета, он погиб. Мама в один день поседела… Мне шёл тогда всего второй годик… А теперь уже – двадцать пять! Закончила школу, институт… Вот, собственно, и всё.
– Извини за нескромность, – говорю. – А почему ты не замужем?
Лена опять смеётся:
– Потому что таких плутов, как ты, не встречала!
Она останавливается.
– Но если серьёзно – были предложения. Да душа ни к кому не лежала. Почему-то все лишь о себе и думали, о своём «я». А мне, Демичевский, не рабыней, а царицей быть хочется!
– Клеопатрой, что ли?
– Нет! Такой, как Суламифь. В любви своей – царицей. Понимаешь?
Я бестолково киваю, и мы возвращаемся за столик. Елена спрашивает:
– Хочешь кофе?
– Хочу.
Лена уходит на кухню и вскоре по всей комнате разносится его горьковатый аромат.
– Почему ты вчера так поздно вернулся? – спрашивает она. – Что-нибудь случилось? Говорят, машину угнали. К нам в школу приходили сегодня работники ГИБДД. И участковый по квартирам прошёлся.
Я улыбаюсь. Так-так… Скоро весь город будет знать, что разыскивается такси жёлтого цвета, номер «37–38». Это хорошо. Уж кто-нибудь да расскажет нам о нём.
– Да, – говорю. – Мы ищем пропавшее такси.
И не вдаваясь в подробности, коротко рассказываю о вчерашнем «ЧП».
– Ужас какой, – передёргивает плечами Елена. – Ну, у вас и работка!
– У тебя она разве легче?
– Сравнил тоже! Как ни тяжело с моими шумными ребятами, но они – дети. Я вижу, как они взрослеют, становятся умнее и добрее.
– А если не все вырастают такими? Как тот брюнет, что стрелял в магазине. Кто-то должен и с ними разбираться. К тому же, я закончил юридический. Так что не будем больше об этом. Хорошо?
– Хорошо, – соглашается Елена. – Расскажи мне что-нибудь весёленькое. Уж сегодня ты обязан развлекать меня.
Я начинаю вспоминать. Но в голову лезут одни лишь криминальные истории. Лена смеется:
– Ладно, не мучься.
И берёт мои руки в свои ладони.
– Какие у тебя красивые, тонкие пальцы, Демичевский.
Я весь напрягаюсь, чувствуя нежность её рук.
– Что ж в них хорошего…
– Не скажи… Глаза или лицо могут обмануть человека. А вот руки… В них, по-моему, вся душа… У тебя пальцы музыканта. Но ты ни на чём не играешь!
– Играю, – возражаю с улыбкой. – На гитаре играю. Да всё никак не могу купить, а в магазинах они нарасхват.
– У тебя очень красивые пальцы, – задумчиво продолжает Елена. И неожиданно приникает к ним губами.
У меня перехватывает дыхание. Это уже не тот мимолётный поцелуй, которым она наградила меня всего несколько минут назад… Руки мои сами тянутся к этой волнующей удивительной девушке. И я почти не слышу страстный срывающийся шепот Елены:
– Подари мне их, подари!..
Боже мой, как стучит в висках… Я с трудом отрываюсь от её губ и поднимаюсь, чтобы не видеть умоляющих глаз.
– Потанцуем, Лена… Давай потанцуем…
Утром Елена готовит для меня кофе.
– Спасибо за вчерашний вечер, – говорит она тихо.
Кусок бутерброда застревает в моём горле. Хорош вечер! При первой возможности, удрал, как мальчишка. А она ещё благодарит.
Лена словно подслушала мои мысли:
– Не переживай так, Демичевский. Я вела себя глупо… А пальцы свои ты мне всё-таки срисуй. Срисуй, Демичевский.
– Будет сделано, – шутливо обещаю я, лишь бы что-то ответить. – Потом можешь поместить рисунок в рамку, раз они так тебе понравились.
Пью кофе и никак не могу разобраться в себе: стыжусь, что не ответил на вчерашний порыв Лены, или сожалею об этом?
– Я провожу тебя, – говорит Лена. И я замечаю, что одета она по-дорожному.
– Куда-то собираешься ехать? – спрашиваю.
– Да… Ненадолго, – уклончиво отвечает она.
Мы выходим на улицу. Лена провожает меня до бульвара. Идём и молчим. Молча и расходимся, лишь смущённо улыбнувшись друг другу.
Честное слово, на работе легче! Там и самое запутанное дело не кажется таким уж неразрешимым. Даже «ЧП» с магазином.
Расстроенный, сворачиваю к райотделу. Не успеваю подняться в свой кабинет, как на пороге возникает возбуждённый Наумов: