— Что ты имеешь в виду?

— Мамочка... я беременна.

Она моргает. Я вижу в ней чистой воды смущение. Это нехорошо. Напряженная, с маской строгости на лице, она встает и направляется к окну, прямиком к солнцу.

— Они отберут у меня ребенка, если ты не расскажешь им правду!

Ничего. Она уже где-то далеко. Она не может уйти. Она нужна мне здесь.

— Мамочка, пожалуйста, скажи что-нибудь.

Ничего. Эта женщина застыла, но мое сердце не может вынести этого мучительного ожидания. Затем, не говоря ни слова, она берет свою сумочку и идет к двери. Будто ничего не произошло.

— Нет, мама, стой!

Я вскакиваю, хватая ее за рукав, и тяну назад. Она разворачивается и молниеносно одаривает меня пощечиной. Жирный лосьон, подобно маслу, оставляет свой след на моей пылающей щеке.

— А теперь, послушай меня, маленькая паршивка, — в бешенстве говорит она, тыча пальцем мне в лицо. — Знаю, что в тебя вселился дьявол и вынудил убить ту малютку, но я не растила шлюху! Ты должна была думать головой, а не раздвигать ноги перед каким-то парнем!

В меня вселился дьявол? Она свихнулась. Окончательно свихнулась.

— А сейчас мне пора. Ты меня очень разочаровала. Мое давление, должно быть, подскочило до небес. Мистер Уортингтон будет волноваться.

Я снова тяну ее за рукав, пытаясь удержать.

— Мамочка, не поступай так со мной! Я сделала для тебя достаточно. Ты должна!

— Не могу ничего поделать! Я не сделала ничего плохого. Тебе придется научиться отвечать за последствия своих действий, дорогуша!

Она взрывается, в глазах ее пылает злоба. Затем, она хватает один из журналов для посетителей, скручивает его и, прежде чем я успеваю остановить ее... ШЛЕП! Герберт превращается в пятно, прилипшее к стене, с едва различимыми ножками и крыльями. Мое сердце уходит в пятки.

— Надоедливая мелочь, — бормочет она, отбрасывая журнал.

С этими словами, она поправляет свою шляпку и вылетает из комнаты. Все, что я могу, это смотреть, отвечать за последствия того, что я дала ей уйти. Опять.