— Привет, — говорит он.

— Привет.

— Повеселилась сегодня на занятиях?

— Еще как!

Он ухмыляется, и мы садимся за стол. Запеканка из индейки, морковное пюре, куриный бульон и кексик. Таков наш обед.

— Детка, ты такое пропустила, — говорит он. — Дама из двести седьмой наехала на леди из сто первой за то, что та флиртовала с ее парнем.

— Под «наехала» ты подразумеваешь, что... она в прямом смысле наехала на нее на своей инвалидной коляске?

— Ага! Она бы накинулась на нее с кулаками, если бы мисс Лиджен не разняла их.

— А разве он не встречается с той, из четыреста двадцатой?

— Не-а, это было в прошлом месяце. Она увидела, как он щипает за задницы медсестер в комнате отдыха. Сейчас она и имени его не вспомнит. А сто двадцать первая таскает ему кексики с тех пор, как ему запретили поглощать столько сахара.

— Черт, двести одиннадцатый — настоящий Казанова.

Улыбка Теда блекнет, и он ставит мне на поднос пакет молока.

— Месячных все еще нет?

Я вздыхаю.

— Все еще.

У меня десятидневная задержка. Мы оба знали, что это может означать, но отказывались признавать это. Наша жизнь и без того слишком сложна.

Когда я впервые увидела Теда, он вез женщину на каталке со второго этажа в комнату для встреч. Первым делом в глаза мне кинулись костяшки его пальцев. Они были изрезаны и усыпаны шрамами, будто бы он всю жизнь пробивал кулаками кирпичные стены. Он напомнил мне конфеты «Hershey’s Kiss». Его кожа была цвета горького шоколада, а под розовой униформой виднелись пятна вазелина. Розовый цвет означал, что он такой же «доброволец» из детского дома, как и я. Нужно напрочь лишиться мозгов, чтобы выбрать это место для волонтерства. На мгновение, наши взгляды встретились. На очень долгое мгновение. Я тут же спрятала свое краснеющие лицо за книгой, потому что почувствовала это. Порхающих бабочек, о которых меня всегда предупреждала мама. Это пугало меня, но одновременно захватывало.

— Ладно, я принес тебе кое-что, — звук его голоса возвращает меня в реальность. Он копается в своем рюкзаке, достает оттуда черный пластиковый пакет и укладывает мне его на колени. В нем что-то квадратное, толстое и увесистое.

— Что это?

— То, о чем ты мечтала.

Я вытаскиваю то, что скрывается в пакете. Это книга. «ЕГЭ: теория, практика и анализ». На моем лице расцветает такая широкая улыбка, что она кажется мне почти неестественной. Я оглядываюсь по сторонам, а затем целую его.

— Спасибо.

Его грубые руки ласкают мое лицо, а взгляд его такой мягкий, такой пронзающий. Он всегда смотрит на меня так. Будто я самая удивительная находка в его жизни. Хотя, он сам не менее удивителен. Кто знал, что, среди ходячих мертвецов, смогу найти человека, который понимает меня без всяких слов.

— Ты понимаешь, что сейчас публично демонстрируешь свои чувства?

Он усмехается.

— Знаю. Точно. Виноват.

Я снова целую его, в воздухе нарастает напряжение, а его рука, под столом, опускается на мое бедро. Чувствую, что на его руках появляются новые пластыри, возможно, причиной тому учеба. Тед учится на электрика. Он отсидел в колонии шесть месяцев за преступление, о котором не хочет мне рассказывать. Он клянется, что не совершал его. Я не настаиваю. В конце концов, тоже не хочу, чтобы он знал, что я совершила.

— Итак, — говорит он, зарываясь носом в мои волосы. — Какого это быть худшей девчонкой в доме престарелых?

— Худшей?

Он смеется.

— Спокойнее, детка! Худшей в смысле «самой сексуальной». Самой красивой.

— Оу.

— Я просто не хочу драться с двести одиннадцатым за то, что принадлежит мне.

Я краснею и стыдливо прячу от него свой взгляд.

— Я уверена, ты бы победил.

Переворачиваю книгу, и вижу цену: тридцать девять долларов и девяносто пять центов.

— Ого, разве ты можешь себе это позволить?

Тед закатывает глаза.

— Об этом не волнуйся. Она же тебе нужна, так?

Еженедельное пособие Теда не больше моего. Если бы он потратил сорок долларов, то ему было бы просто не на что жить.

— Но, где ты достал деньги?

— Детка, просто...

— Ты ее украл?

Он вздыхает, играя с моими волосами.

— Ты правда хочешь знать ответ на этот вопрос?

В моей голове вырисовывались страшные картины, но я быстро оборвала их.

— Нет. Не особо.

Мы завершаем свой обед и направляемся к лифту, стоя бок о бок друг к другу, как две параллельные прямые. Он пододвигает руку чуть ближе ко мне, прижимаясь костяшками пальцев к моей руке. Я закрываю глаза: статическое электричество окутывает мои пальцы, согревая меня и лишая способности дышать. Дверь открывается. Мисс Лиджен, директор этого учреждения, выходит, и мы расходимся в разные стороны, подобно Красному морю.

Из Показаний Мисс Эллен Рю

Учительницы Мэри Эдиссон

Я могу описать Мэри лишь одним словом: «одаренная». Она самая лучшая, самая удивительная ученица на моей памяти. Читает на уровне восьмиклассников и неподражаема в математике. Однажды, я дала ей задачи, предназначенные для уровня шестого класса. Она решила их за тридцать минут, набрав девяносто баллов из ста возможных.

В книге по подготовке к ЕГЭ семьсот пятьдесят шесть страниц. Если я буду проходить по пятьдесят страниц в неделю, то к декабрю буду готова к сдаче.

Если только мыши не съедят ее к тому времени. Они уже успели погрызть края.

У нас с Тедом есть план. Поскольку он старше, то освободится раньше меня. Надеюсь, к тому времени он закончит школу, найдет работу и квартиру. Меня будут держать здесь до девятнадцати, а может и дольше. До тех пор я буду тратить только половину своего пособия, а остальное откладывать на колледж. Это по пятнадцать долларов в неделю на протяжении пятидесяти двух недель. Итого: семьсот восемьдесят долларов. Умножьте на четыре года. Получается, к началу учебного года у меня будет три тысячи сто двадцать долларов. Тед сможет позаботиться о нас, пока я буду изучать бизнес-управление. Затем, мы откроем собственный хозяйственный магазин, поженимся и забудем о нашем прошлом. Я детально изложила наш план в тетради по косметологии.

Чтобы колледжи закрыли глаза на мои грехи, я должна выполнить все с точностью в девяносто восемь процентов, на двести баллов меньше идеала. Устную часть я щелкаю, как орешки. Как-то раз прочитала словарь от корки до корки, потому что это была единственная стоящая книга. Математика будет сложнее. Конечно, я превосходно считаю в уме. Частенько пересчитывала деньги на аренду, которые мама хранила в жестяной банке над плитой. Мы всегда находились в состоянии кризиса и, если я ошибалась, мама жутко на меня орала. Правильный подсчет не выводил нас из этого состояния, но становилось чуть легче. Но в ЕГЭ есть всякие графики, фигуры и формулы, которых я в жизни не видела, а мой курс по подготовке к экзаменам включал в себя только основы. Остальное мне приходилось учить самой. Плюс ко всему, не хочу, чтобы девочки или мисс Штейн узнали над чем я тружусь. Они только все испортят. Так что, все должно остаться в секрете.

— Эу! Чем занимаешься?

Черт, я серьезно надеюсь, что Тара обращается не ко мне. В комнате повисло такое молчаливое напряжение, что можно было смело сказать: что-то грядет.

Я продолжаю сидеть спиной к ним, накрывшись простыней, будто скрываясь в палатке, и листать страницы. Может, если я просто проигнорирую ее, она уйдет.

— Эу! Психичка! Я спросила, чем занимаешься?

Она срывает с меня простыню, и книга вываливается из моих рук, с глухим стуком падая на деревянный пол. Я не успеваю достаточно быстро спрыгнуть со своей койки и схватить ее. Она меня опережает.

— Что тут у нас?

Каждая пара глаз в этой комнате прикована к нам, но я не могу думать ни о чем другом, кроме книги, подаренной Тедом, которую она держит в своих жирных руках. Сама мысль об этом заставляет каждый дюйм моего тела зудеть. Мой язык больше мне не повинуется.

— Верни, — бормочу я.

Вся комната затихает, а Тара роняет свою челюсть на пол. Они никогда прежде не слышали звук моего голоса. Кто-то бормочет: «Вот дерьмо», и Тара ухмыляется.

— А иначе? — П-Р-Р-Р! Она разрывает обложку.

— Верни, — говорю я, желая, чтобы мой голос звучал громче или, хотя бы, более угрожающе.

Смеясь, она вырывает первые страницы, сминает их в комочки и кидает на пол.

Я кидаюсь, чтобы отобрать книгу, но она поднимает ее над головой, отпихнув меня так, что я приземляюсь на свою задницу. П-Р-Р-Р! Еще одна страница.

Зуд в моем теле берет надо мной вверх, и я сметаю ее с ног. Она с криком медленно опрокидывается навзничь, как большое черное домино. Кажется, весь дом содрогается, когда она соприкасается с землей.

— Драка! Драка! Драка! — хихикая, кричат девочки. Но это как сражение Давида с Голиафом. У меня нет ни единого шанса. Поэтому я подскакиваю, хватаю книгу и мчусь на лестницу. Тара поднимается и пускается мне вслед.

— Еб*нутая с*ка! Тебе не жить!

Я умещаю книгу подмышку и лечу вниз по лестнице. Тара несется по коридору, каждый ее шаг соизмерим подземным толчкам. Я не успеваю достаточно быстро затормозить и врезаюсь во входную дверь. Закрыто. Время перевалило за девять, а это означает, что дверь заперта на ночь. Тара бежит по лестнице с оглушительным ревом. Я уворачиваюсь, проскакиваю мимо нее и мчусь в заднюю часть дома. Где мисс Риба? Разве она не слышит этот шум?

Тара у меня на хвосте. Залетаю в кухню, кидая стул прямо у нее перед ногами. Она снова падает. Дерьмо. Она зла как никогда, а я заперта в ловушке. Кидаюсь к окну, но замок на нем не поддается. Где, черт возьми, мисс Риба? К этому моменту она должна была уже проснуться. Я знаю, что она никогда не появляется вовремя, но вашу мать! Тара поднимается на ноги, став еще более разъяренной. Это наводит меня на мысль, что я сейчас на кухне, полной ножей. Не самая удачная идея, но Тара слишком глупа, чтобы догадаться до такого. Бога ради, это та же девушка, которая заколола парня ручкой!