-- Катиш со своим прихвостнем, -- обрадовался Поливайло. – Можно садиться за стол, а то я уже изголодался. Смерть смертью, а живым покушать хочется.

Лишь тут Евгений с изумлением обнаружил, что девушка, оказывается, не одна. Рядом с ней вышагивал молодой человек в толстовке и крестьянских портках. Ростом он едва ли превосходил спутницу, однако был хорошо сложен, имел правильные черты лица и пышную черную шевелюру. Парочка увлеченно разговаривала.

Евгений мысленно оглядел себя со стороны – и застонал. Долговязый, худой и нескладный очкарик, вечно спотыкающийся о мебель и теряющийся в присутствии дам. А правила приличия он нарушает не из революционных принципов -- исключительно по собственной дурости. Разве он в силах конкурировать с романтическим юношей, жертвой произвола властей? Смешно даже предположить.

Между тем Катиш с Андреем остановились. Невероятные зоркость и проницательность, вдруг посетившие Евгения, объяснили, что девушка уговаривает спутника идти с ней, а тот наотрез отказывается. Как можно отказать подобному существу, для Евгения было загадкой. Тем не менее, Зыкин повернул обратно, а Катиш вошла в дом.

-- Добрый день, -- поздоровалась она.

Голос у нее был низкий и очень выразительный, с тревожащими душу обертонами. Евгений молча наслаждался.

-- Явилась, наконец, -- язвительно заметила Елизавета Николаевна. – Спасибо, удостоила соседку! Не на похороны, так хоть на поминки. Не в черном, так хоть в белом. И даже без кавалера.

Катиш высокомерно вздернула носик.

-- Раз в обычные дни я хожу в черном, траур должен быть белым – это совершенно очевидно. Тем более, смерть – не только горе, но и радость, чудесная гавань, к которой мы все стремимся. Я не пришла на похороны, поскольку традиционные обряды не соответствуют моему мироощущению, опошляя и огрубляя великое таинство смерти. А почему Андрэ не захотел последовать сюда за мной, ума не приложу. С ним я меньше страдала бы от эмоционального одиночества.

У Евгения защемило сердце. Как тягостен бедной девочке скучный быт, как тянет ее к прекрасному и неведомому, если она повторяет затасканные, трескучие фразы, искренне веря в них. Этот трогательный, наивный эпатаж... Глаза сияют, щеки горят от возбуждения, словно она и впрямь совершает подвиг!

Молодой человек попытался пододвинуть Катиш стул, однако опрокинул его, больно ударив себя по коленке. А решив поднять, случайно задел обнаженное запястье девушки, прикоснувшись к упругой, прохладной коже.

Катиш сперва коротко хихикнула, затем, не утерпев, заливисто рассмеялась. Евгений рассмеялся тоже. Пускай над самим собой – лишь бы ей было хорошо!

-- Вот и познакомились, -- прокомментировала Елизавета Николаевна. – Это Евгений Павлович Красилов, приват-доцент из Москвы, наследник Антонины Афанасьевны. А это Катерина Поливайло, племянница Прокофия Васильевича.

-- Катиш, -- быстро поправила девушка.

Катерина Поливайло явно ее не устраивало.

За столом Евгений начал было ухаживать за соседкой, подливая ей и подкладывая, но добился лишь того, что чуть не заляпал дивное белое платье. С этого момента Катиш взяла инициативу в собственные руки, обслуживая не только себя, но и московского гостя. Тот не протестовал, любуясь удивительной гармонией ее движений. Все у девушки получалось на редкость ловко, повседневные жесты превращались в завораживающий танец. Ну, а то, что она при этом произносит... как выразился Гамлет -- слова, слова, слова... Лучше не обращать на них внимания.

-- Георгий Михайлович спрашивает, как вам у нас понравилось.

-- А? – встрепенулся Евгений.

-- Я, вероятно, должна служить вам переводчицей, -- строго сообщила Катиш. – Остальных вы вообще не слушаете – да и меня, боюсь, невнимательно. Как вас только на службе держат?

-- Там нужно не слушать, а говорить, -- честно признался Евгений. – Хотя да... Студенты иной раз на головах ходят, а я ничего не замечаю. Филология – столь увлекательный предмет...

-- Согласна, -- кивнула Катиш, -- нет ничего прекраснее книг, особенно мистических. Ох, простите, Георгий Михайлович, я опять его отвлекла.

-- Ничего, дело молодое, -- любезно извинил Шувалов-Извицкий. – Хотелось узнать, какое впечатление произвели наши Бобровичи. Боюсь, что жалкое. После Москвы тут делать нечего.

-- Совсем наоборот, -- горячо возразил Евгений. – Мне здесь очень хорошо, и я решил остаться. Разве что, -- неожиданно вспомнил он, -- какая-то женщина горько плакала на втором этаже... ей можно помочь?

Воцарилось молчание. Гостю стало не по себе. Опять он, сам того не замечая, нарушил неписанные правила. Очевидно, о бедняжке не принято упоминать... Местная сумасшедшая, как в английском романе?

В глазах Катиш словно зажгли по огромной свече.

-- Плач бедной Параши! -- восторженно простонала она, устремив на соседа взор, от которого несчастный чуть не упал со стула. – Едва приехали – и она уже вас посетила. Вы не обычный человек, Евгений Павлович. В душе вы – мистик. Не зная про призрака, вы, тем не менее, его услышали. Вот тебе наглядное доказательство, злой скептик, материалист Андрэ! Как жаль, что ты сейчас не здесь! Ну, признали мою правоту, косные ортодоксальным христиане? – девушка победоносно оглядела присутствующих. -- Привидения существуют! Не просто существуют, а вмешиваются в дела нашего мира. Теперь никто не станет уверять, будто гибель Антонины Афанасьевны – случайность. Это рок, безжалостный рок!

Голос Катиш то стихал до шепота, то становился громче, а последняя фраза, сопровождаемая размашистым жестом, прозвучала не хуже финальной строки монолога Гамлета. Евгению даже стало стыдно за невольно вырвавшееся:

-- Разве тетушка умерла не от старости?

Он прикусил язык, да поздно. Практический вопрос снизил градус трагизма, гости с облегчением зашевелились.

Впрочем, Катиш не позволила себя сбить.

-- Антонина Афанасьевна умерла из-за близости к потустороннему, -- таинственно ответила она. – Эти люди, -- девушка небрежным кивком объединила всех, сидящих за столом, -- скрыли от вас правду и чуть не обрекли на смерть. Однако я спасу вас. Слушайте!

-- Слушаю, -- поспешно кивнул Евгений, которому настолько нравился голос, что с трудом удавалось вникать в смысл.

Неожиданно девушка всхлипнула, на глазах ее выступили слезы.

-- Это я во всем виновата, -- совершенно иным тоном, тихо и очень просто произнесла она. – Я погубила вашу тетю. Но честное слово, я не нарочно. Евгений Павлович, не ночуйте здесь, пожалуйста, уезжайте! Я боюсь. Если еще и вы из-за меня умрете, я не вынесу...

У Евгения защемило сердце.

-- Вы не можете быть виноваты! – горячо воскликнул он. – Не переживайте, прошу вас...

-- Успокойся, Катиш, -- сухо заметила Елизавета Николаевна. – Вся вина на мне. Это я посоветовала Антонине Афанасьевне изловить призрака.

-- А я его разбудила. Понимаете, Евгений Павлович... много лет назад хозяин Бобровичей надругался над крепостной актрисой Парашей. Повесившись на втором этаже, в театре, она превратилась в призрак, чье появление предсказывает смерть. Я зачем-то посетила Антонину Афанасьевну и в сильнейшем душевном порыве рассказала ей эту историю. И призрак проснулся.

-- Кочующий сюжет, -- почувствовав себя в своей стихии, констатировал ученый. -- С изменением некоторых деталей, он характерен не только для России, но и для всей Европы. Очень любопытно встретить его здесь, в русской деревне.

-- Разве призраки кочуют? – удивился Прокофий Васильевич. – Я думал, они привязаны к месту. Параша плачет только в Бобровичах, это точно. Мы все ее слышали. Я предупреждал вашу тетушку не подниматься на второй этаж. Она не послушалась – и упала с лестницы. Призрак ее погубил. Но тут ни Катиш, ни Елизавета Николаевна не при чем. Антонина Афанасьевна была иногда очень упрямой.

-- А что говорит полиция? – заинтересовался Евгений.

-- Несчастный случай, -- пожала плечами Елизавета Николаевна. – Но коли опасаетесь ночевать в Бобровичах – милости прошу ко мне в Осинки. Места хватает.