— Мы вас в обиду не дадим, — говорил другой красногвардеец.

— А мы и сами за себя постоять сможем! — неслись бойкие юношеские голоса.

На красных полотнищах виднелись лозунги:

«Война — войне!»

«Миру дряхлому ли спорить с нами, юными? Вперед!»

«Трепещите, тираны! Юный пролетариат восстал против войны».

На Тверской улице с балкона Московского Совета меньшевики и эсеры кричали манифестантам:

— Разойдитесь!

В ответ в рядах демонстрантов зазвучала песня:

На Скобелевской площади с балкона гостиницы «Дрезден» работники Московского комитета РСДРП и редакции «Социал-демократа» приветствовали молодежь.

Вадим Николаевич вместе с другими руководителями московской партийной организации встречал демонстрантов. Здесь же на площади состоялся митинг, на котором выступили секретарь Московского комитета партии Влас (В. М. Лихачев), большевики А. Я. Аросев, П. Г. Смидович, представитель Союза рабочей молодежи Сергей Афанасьев.

— Мы заявляем вам, «временные хозяева страны», — сказал Афанасьев, — что на войну мы не пойдем, но будем первыми в рядах борцов за власть Советов.

Колонны демонстрантов ответили дружным «ура».

Ленин поставил перед партией четкую и ясную задачу.

«…вооруженное восстание в Питере и в Москве (с областью), завоевание власти, свержение правительства…

…неважно, кто начнет; может быть, даже Москва может начать…» — писал Владимир Ильич.

Он считал необходимым еще и еще раз напомнить партии, что следует «продумать слова Маркса о восстании», а Маркс говорил, что «восстание есть искусство», — значит надо умело подготовиться, расставить силы. И тогда — «…мы победим безусловно и несомненно».

И все свои силы, энергию отдали большевики, чтобы приблизить час несомненной и безусловной победы, о которой говорил Ленин.

Снова Вадима Николаевича почти ежедневно видели на митингах и собраниях рабочих Москвы. 2 октября в Сухаревском народном доме он читал лекцию «Война и капитализм».

— Стратегия нашей партии, партии большевиков, — борьба за революционный выход из империалистической войны, — которая ведется в мире и в которой погрязла Россия.

Сторонники меньшевиков и эсеров пытались помешать оратору и истерически кричали:

— Воевать до победного конца!

— Нам знакомы эти истерические выкрики. Но ведь каждому понятно, что это демагогия. Да, да, господа буржуазные лакеи. Кому нужна война? Капиталистам! Что дает она трудовому люду? Гибель людей — отцов семейств, кормильцев. И ради кого, ради чего? Народ еще больше обнищал. Он не получил ни мира, ни хлеба, ни земли. Россия идет к катастрофе…

Теперь сотни голосов в одном порыве кричали:

— Долой войну!..

— Но выкрикивать лозунг «Долой войну!», — продолжал оратор, — этого еще мало. Надо действовать. Партия большевиков говорит, что есть один только путь — взять власть, передать власть в руки Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Только такая революция даст народу мир, крестьянам землю и хлеб голодающим. К этому зовет нас Ленин…

— Ленин! Да здравствует Ленин! — кричали участники собрания.

Утром 25 октября, когда в Москву поступили сообщения о восстании в Питере, собралось экстренное совместное заседание Московского комитета, областного бюро и окружного комитета РСДРП (большевиков). Было решено создать боевой Партийный центр по руководству восстанием. В «пятерку», как называли московские большевики этот центр, наряду с М. В. Владимирским, О. А. Пятницким, И. Н. Стуковым, В. И. Соловьевым вошел и Вадим Николаевич Подбельский. Уже на следующее утро выяснилось, что «пятерку» следует расширить, включив в нее еще несколько боевых товарищей. Однако по-прежнему Партийный центр по руководству восстанием продолжал именоваться «пятеркой».

В шесть часов вечера на совместном заседании Московского Совета рабочих депутатов и Совета солдатских депутатов был образован Военно-революционный комитет. Он состоял из большевиков Г. А. Усиевича, А. Я. Аросева, С. Г. Будзинского, В. П. Ногина.

Владимир Ильич Ленин дал партии стратегический и тактический план вооруженного восстания. Он требовал от партии создать вооруженные отряды рабочих для наступления и окружения важнейших пунктов, которые прежде всего попытается удержать враг, — юнкерских школ, телеграфа, телефона.

«Погибнуть всем, — писал Ленин, — но не пропустить неприятеля».

В ночь с 25 на 26 октября восстание началось и в Москве.

Член боевого Партийного центра Подбельский вместе с Владимирским, Скворцовым-Степановым,

Ольминским, Ярославским, Усиевичем, Землячкой, Лихачевым, Соловьевым и другими руководил районными штабами, рискуя жизнью, выезжал на самые опасные участки боев.

Вот он на стареньком лимузине трясется по извилистым улицам города, пробирать на почтамт — на Мясницкую. Из окон и с балконов домов юнкера обстреливают проезжающие машины. Вот и большое серое здание почтамта.

— Почтамт взят! — сообщают откуда-то появившиеся красногвардейцы. Но тут же предупреждают: — Идите все-таки осторожно: отовсюду стреляют.

И как бы в подтверждение этих слов, из здания напротив почтамта раздались одиночные выстрелы.

— Держать почтамт крепко, братцы! — напутствует Подбельский командира красногвардейского отряда.

С почтамта надо ехать в Ревком Городского района, который обосновался в трактире Романова, что на углу Сухаревской площади и 1-й Мещанской улицы, а там снова в МК.

Руководство восстанием требовало чрезвычайного напряжения. Голова кружилась от усталости и голода. Вадим Николаевич заезжал в Московский комитет, наскоро рассказывал о событиях, быстро съедал приготовленный чьей-то заботливой рукой бутерброд и тут же засыпал неспокойным сном, чтобы через два-три часа снова быть на ногах.

Поздним вечером 31 октября в одной из маленьких комнат верхнего этажа — на антресолях — Московского Совета, где размещался Военно-революционный комитет Москвы, собрались члены комитета и партийной «пятерки».

Прошедший день был исключительно бурным… Около Никитских ворот юнкера предприняли попытку оттеснить сторожевые посты Военно-революционного комитета… На Пресне в нескольких больших домах еще крепко сидели белогвардейцы, и их оттуда пришлось «выкуривать», — целый день палили пушки.

В прокуренной комнате Военно-революционного комитета шел оживленный разговор, каждый старался поделиться своими впечатлениями после трудного и горячего дня.

— Мы сели в автомобиль втроем — я, Подбельский и Бричкина, — рассказывал Василий Иванович Соловьев. — Кто-то посоветовал ехать через Краснохолмский мост. Подъехали к Таганке, а там наши патрули предупреждают: на площади работает чужой пулемет, ехать надо переулками. Где-то в стороне затрещал пулемет. На полной скорости проскочили площадь. Не успели проехать площадь, как нас окликнула застава: «Ваши документы?»

Вадим Николаевич сует десяток документов за всех.

И тут случилось неожиданное — испортился тормоз, и автомобиль помчался вниз. Наши же солдаты открыли по нас стрельбу. Над нами свистят пули. Жуткая минута… С трудом шофер остановил непослушную машину.

— Что вы, дьяволы, едете, как с цепи сорвались? Или вам жизнь надоела? — кричит патруль.

С трудом добрались до Красных ворот. Оттуда пешком дошли до Сухаревки. А там зашли в Городской районный Совет…

Не успел еще закончить свой рассказ Соловьев, как уже начал Борис Михайлович Волин[13]:

— Утром мне довелось видеть жуткую картину на углу Милютинского и Мясницкой. Пользуясь наступившим затишьем, улицу переходил красногвардеец из отряда тушинских рабочих. И вдруг в этой тишине раздался одиночный выстрел, и красногвардеец упал. К нему быстро, откуда-то из-под ворот ближайшего дома, подбежала работница-санитарка. Но не успела она и нагнуться, как раздался еще один залп, и она упала, истекая кровью. Это увидели засевшие поблизости красногвардейцы и ответили на коварство юнкеров дружными залпами. Завязался ожесточенный бой. Кто-то сообщил, что юнкера стреляют из бомбомета. Мы отдали распоряжение устроить засаду и уничтожить эту огневую точку. Вскоре она навсегда умолкла. Мы видели, как из чердачного окна, откуда стрелял этот миномет, вывалился, растопырив руки и ноги, человек и грохнулся наземь так, что уже больше никогда не встал…