На пороге стояла радостная Симона. Ворвавшись в мастерскую, она всплеснула руками:

— Потрясающе! Великолепная натурщица! Вы гений! Это очень коммерческая картина.

Игорь даже вздрогнул, вспомнив сон. Впервые словосочетание «коммерческая картина» он услышал тогда из уст Симоны.

— У вас есть кофе? Или мы выпьем его где-нибудь в баре, — без перехода предложила она. — Надо серьезно поговорить.

— Кофе есть, — ответил Игорь, соображая, что в бар Симону он пригласить не сможет, потому что деньги от проданной картины подошли к концу: он накупил красок и заплатил вперед за мастерскую, на случай будущего безденежья.

— У меня для вас хорошая новость, — пригубив напиток из расписной кузнецовской чашки, Симона на минуту отвлеклась, внимательно рассматривая фарфор. — Это же настоящая ручная работа!

— Да, — подтвердил Игорь. — Эту роспись делала вручную одна моя знакомая. Она работает на знаменитой Кузнецовской фабрике.

— А чем она знаменита? — сразу заинтересовалась француженка.

— Это длинная история. В девятнадцатом веке русский купец Сидор Кузнецов основал фарфоровую фабрику. Там из привозной фарфоровой массы вручную изготавливают и расписывают посуду. Поэтому она уникальна.

— А где их изделия можно посмотреть?

— Туда несложно съездить. Это недалеко, под Москвой, в Дулево. На фабрике до сих пор хранится дореволюционный кузнецовский каталог. В нем более семи тысяч наименований.

Затянувшись длинной коричневой сигаретой, девушка со знанием дела повертела чашку перед глазами, прищелкивая от восторга языком.

— Кстати, та знакомая рассказывала, — продолжил Игорь, — что известный французский салон несколько лет назад заказал им роспись двадцати восьми тарелок на сюжеты Малевича.

— Да-да, я что-то слышала об этом, кажется, потом каждая тарелка продавалась в отдельности.

— У нас всем высокопоставленным особам преподносят образцы изделий с этой фабрики. Клинтону, например, во время его визита в Москву подарили кузнецовскую тарелку с видом Красной площади, а королеве Елизавете Второй — с Российским гербом.

— Так-так, значит, в будущем можно заказать роспись и с ваших картин тоже? — задумчиво спросила француженка.

Игорь удивленно посмотрел на Симону.

И она, не выдержав, выпалила:

— Жюри отобрало три ваши картины для выставки в Касселе.

Сквозь косую челку густых волос на него смотрели восторженные глаза, ждущие похвалы.

— Я не верю своим ушам. Огромное вам спасибо! — откровенно обрадовался Игорь.

— Не стоит благодарностей. Это моя работа, которую я очень люблю, — стараясь казаться безразличной, произнесла Симона. Но было видно, что она очень довольна и собой и произведенным эффектом. — Поэтому, — Симоне не терпелось высказать то, что вертелось у нее на языке, — я имею к вам сразу… два предложения.

Игорь чуть снисходительно взглянул на девушку, готовую взлететь от переполнявших ее эмоций.

— Какое же первое? — совершенно не предполагая, что за этим последует, спокойно поинтересовался он.

— Продать во Франции на аукционе Леви-Фонтэн вашу «Обнаженную» и…

— Я не собираюсь ее продавать, — резко перебил Игорь и, поняв, что поступает не слишком вежливо, тут же мягко поправился: — У меня ведь нет имени. Кто возьмет на аукцион неизвестного автора?

— Это уж не ваша забота! — высоко поднимая белые бровки, в тон ему возразила француженка. И тоже, не желая напрягать отношений, пояснила: — Видите ли, Игóр, — она твердо произносила его имя с ударением на второй слог, и оно звучало в ее устах, скорее, как Егор. — Этот аукцион в Париже относится к числу второразрядных. Поэтому туда попадают картины не очень известных художников. — Она выдержала паузу. Видя, что Игорь не желает отдавать полотно, Симона продолжила: — Хотя случается, что впоследствии молодые художники, выставлявшиеся на Леви-Фонтэн, становятся знаменитостями. — Выражение его лица изменилось и, воодушевившись, француженка нажала: — У неизвестных художников чаще покупают откровенно натуралистическую живопись, а не абстрактный импрессионизм.

— Но моя картина с элементами абстракционизма, — возразил Игорь.

— Да, в ней безусловно присутствует смешение жанров, но эклектика сейчас в ходу, — не сдавалась Симона. — У вашей «Обнаженной» такой современный облик, а фон стилизован под старину.

— Хорошо, я подумаю, — смягчился художник, глядя, как горячо отстаивает свои позиции Симона. — А вам-то какой интерес со мной возиться?

— Я тоже в некотором роде начинающая, — призналась девушка. — Сейчас работаю в комитете по организации выставки «Документа» в Касселе. Заодно рассчитываю найти своего «гения» и пристроиться агентом по продаже его произведений. В этой связи я выступаю со вторым предложением, а вернее, наоборот — оно должно быть первым. Если у вас нет агента, предлагаю вам свою руку.

Игорь с сомнением посмотрел на француженку.

— А будущим гением вы назначаете меня?

— Относительно ваших способностей мое мнение поддержали те люди, что были со мной в прошлый раз. Они понимают толк к живописи, у них нюх!

— Но у вас в Европе столько именитых художников, — удивился предложению Симоны Игорь.

— У маститых художников давно уже есть свои агенты. Мне же нужно начинать с таких, как вы, — откровенно призналась она. И, видя, что ей уже почти удалось его убедить, добавила: — Я буду работать с вами на очень маленьких процентах. Если бизнес пойдет, процент возрастет.

— А вы непременно хотите взять на аукцион именно эту картину? Может быть, я вам другие предложу, — все еще питая надежду отговорить ее от «Златовласки», уже другим тоном произнес Игорь.

— Я чувствую, что вы, как Сальвадор Дали, который был очарован своей русской женой Галиной, тоже очарованы… ее имя, если не секрет? — улыбаясь, поинтересовалась Симона. Но, увидев, что Игорь не хочет отвечать, замахала руками: — Можете не говорить, если это очень личное. Пусть она будет вашей тайной. Давайте мы назовем ее «Золотой рыбкой».

— Как у Матисса? — спросил Игорь, помня, что художник любил рисовать золотых рыбок.

— Значит, я ее забираю, — как о решенном деле твердо заявила Симона…

— Я бы хотел над ней еще немного поработать. — С сожалением посмотрев на свое любимое детище, Игорь решил потянуть время.

— На мой взгляд, она вполне закончена, — чувствуя его нежелание расставаться со своим творением, заключила француженка. — И, всматриваясь в детали, прошептала: — Как же она мне нравится!

— Я сам просто без ума от нее, — неожиданно вырвалось у художника.

— Не расстраивайтесь, я пришлю вам с картины фотографию.

«Теперь уж точно решит, что это моя любовница, — с грустью подумал Игорь. — Даже про Сальвадора Дали вспомнила. Кто еще из знаменитых рисовал любовниц? Пикассо, кажется. Но «Златовласка» — любимая из моей мечты. Однако разве в это поверят?» И в доказательство несправедливости молвы поинтересовался:

— Вы слышали, что даже мировой шедевр номер один «Джоконда», который всегда считали портретом жены флорентийского горожанина Моны Лизы Джоконды, на самом деле был портретом герцогини Изабеллы Арагонской?

— Да, это чепуха, придуманная новыми исследователями, чтобы прославиться! — беззаботно бросила Симона.

И художник понял тщетность попыток что-либо доказывать.

«Прощай, дорогая! Может, мы с тобой еще встретимся», — глядя в зеленые глаза смеющейся девушки, мысленно проговорил Игорь и снял картину с мольберта.

Обойти «Документу» было невозможно. Игорь прилетел во Франкфурт по приглашению жюри выставки, а потом поездом добирался до Касселя. До закрытия выставки оставалось несколько дней. Симона настояла, чтобы он явился сам, потому что его выдвинули на одну из престижных премий. Через два дня должен был состояться последний совет жюри, утверждение и церемониал вручения премий. Игорь знал, что Россию здесь представляет еще один, известный в советские времена художник.