ВОЗЬМИТЕ МЕНЯ В РАЗВЕДЧИКИ
Рыхлый снег укрывал озябшую ноябрьскую улицу. Савин неспешно закрыл за собой тяжелую дверь Госбанка и пошел домой. Все вокруг белело какой-то госпитальной чистотой. Евгений Антонович вытянул вперед широкую ладонь, снежинки словно ждали этого и стали усаживаться целым роем. Всю жизнь Савину казалось, что у первого снега есть свой еле уловимый запах чистого родника, лесных, из далекого родного белорусского леса, трехлепестковых подснежников, росших на тонких нитяных ножках. Он улыбнулся.
Темнело. Завернув за угол, Савин увидел, как одно за другим зажглись окна музыкального училища, стоявшего рядом с его домом.
Войдя в подъезд, он открыл почтовый ящик с цифрой 10, вынул газеты, большой пухлый конверт, две открытки. Конверт был из родного села под Минском, и Савин немного удивился, увидев, что он отправлен племянником Ваней, семиклассником.
В комнате он поспешил вскрыть конверт и вынул из него аккуратно сложенную газету «Пионер Белоруссии». Развернул — и прямо в упор на него глянул мальчик в солдатской шинели с карабином на плече. Вверху большими буквами было написано: «Где ты, отважный разведчик? На поиск, пионеры Белоруссии!».
Мальчик стоял рядом с бронемашиной, был он в шапке, в тяжелых сапогах не по ноге, в долгополой шинели. Карабин казался лишь чуть поменьше его. На поясе — патронный подсумок, в ножнах — кинжал-штык. Парнишка, повернув голову вправо, улыбался.
Остро кольнуло под сердцем, на секунду пресеклось дыхание. Евгений Антонович опустился на стул, который ему тут же подставила жена.
— Это ты, что ль, Женя? — всплеснула руками Нина Ивановна. — Надо же… Ребята, все сюда! — крикнула она детям и внукам.
А Евгений Антонович не отрываясь читал газету. В короткой заметке научный сотрудник Центрального государственного архива Октябрьской революции и социалистического строительства города Ленинграда В. М. Попова обращалась к красным следопытам Белоруссии с призывом начать поиск их земляка Жени Савина, который в годы войны был храбрым разведчиком Ленинградского фронта.
…Это было в Колпино, под Ленинградом, в октябре 1941 года. Разведчики, вымокнув под мелким обложным дождем, отогревались чаем у полевой кухни. Двое суток провели они в тылу у немцев, задание выполнили, принесли донесение, которое не радовало ни их, ни командование: к Ленинграду подходят все новые и новые силы врага. Женя сидел в старой фуфайке, рваных на коленях штанах, на нос сползала черная фуражка.
— Савин есть тут? — крикнул посыльный. — Савина срочно в штаб полка!
Командир отделения устало зыркнул на посыльного:
— Что за срочность такая? Донесение я уже передал. Не кормились горяченьким черт знает сколько. Да и переодеться ему надо.
— Велено поскорее. Там его дожидаются.
Женя заволновался, отодвинул кружку, побежал к дому, где были на постое разведчики. Выскочил — не узнать: шинелька туго перехвачена в поясе, сапоги начищены, повернулся кругом перед отделенным.
— Давай жми, — сказал тот, улыбаясь, — порядок.
У входа в штаб Женя увидел комиссара полка, командира взвода разведки и немолодого незнакомого майора.
— Младший сержант Савин по вашему приказанию прибыл.
— Так это и есть тот Савин, о котором вы мне говорили? — недоверчиво спросил майор простуженным голосом.
— Все верно, — усмехнулся комиссар. — Благодаря его разведке наша артиллерия славно поработала под Александровкой. Молодец, Савин, дай-ка еще раз пожму тебе руку, младший сержант.
Женя шагнул вперед и расплылся в улыбке.
— Я из военной газеты, корреспондент, фамилия моя Мазелев, — сказал майор, тоже протягивая руку. — Приехал к вам в часть, побывал в окопах на передовой, познакомился со многими храбрыми людьми. Ну а под конец захотел повидать разведчиков. Разговорился вот с лейтенантом, и он мне рассказал о вас… о тебе, — поправился, засмеявшись, майор. — Сколько годков-то стукнуло?
— Пятнадцать, товарищ майор.
— По виду не дашь.
— Он у нас солидно выглядит, — заметил лейтенант.
— Да нет, мне показалось наоборот. Поди, прибавил себе годик?
Женя потупился.
— Ну ладно, Женя, рассказывай все по порядку, — вздохнул майор. — Пойдемте вон туда, к старому дому, спрячемся под крышу от дождя. А вздыхаю я, братцы, потому, что у меня самого вот такой же сынок, тоже на фронт рвется, Ленинград родной защищать хочет.
— С чего начать, товарищ майор, с детства или с войны?
— Давай, браток, сперва про разведку. Про твое первое задание. Рассказывай все как было, не стесняйся. Мне, понимаешь, все интересно, ведь я впервые вижу вот такого мальчика в военной форме, а он, оказывается, разведчик да еще и смельчак. Выкладывай все, что чувствовал, боялся ли…
— Боялся, — сразу же согласился Женя и увидел, как укоризненно покачал головой взводный. — Боялся, — упрямо и твердо повторил Савин и замолчал.
— Вы уж его не смущайте, пожалуйста, лейтенант, — майор тронул взводного за рукав, доставая толстый блокнот из планшета.
Вдалеке за горизонтом громыхнуло, а через несколько секунд где-то на окраине разорвался снаряд, за ним другой, третий. Майор вглядывался в живые глаза мальчика, а Женя, привыкший к артобстрелу, начал рассказ.
…Удивительный то был день, когда всех новичков построили в старинном парке, неподалеку от лицея, где учился великий русский поэт и чьим именем теперь назван этот прекрасный город. На бледном небе сквозь тронутые желтизной сентябрьские листья блестели маковки дворцовых церквей. Женя стоял в новенькой форме, только что наспех подогнанной в полковой мастерской. А вот сапоги были такие, какие выдали на складе. Один за другим красноармейцы повторяли текст воинской присяги. Срывающимся голосом Савин произнес торжественные слова.
А через четыре дня командир взвода разведки поставил перед Савиным и еще двумя бойцами задачу: отбыть на передовую и разузнать все, что касается противника в близлежащей деревне по дороге на Кингисепп. Отделенный принес Жене старую фуфайку, штаны — выпросил у сельчан. Ботинки и фуражку с белыми молоточками, выданные в ремесленном училище, решили оставить. Молоточки эти и подсказали разведчикам легенду: Савин, который учился в ленинградском ремесленном училище, пробирается в родное село, уже захваченное немцами.
Пошли лесом, пересекли дорогу, к месту добрались под вечер. Женя отправился в деревню, а двое товарищей залегли в кустах на окраине, дожидаясь его возвращения.
Повсюду на улицах были войска. Пушки стояли на выгоне, прикрытые побуревшими ольховыми ветками, за ними торчали башни танков с черно-белыми крестами. Женя впервые увидел немцев так близко. Ему хотелось вжаться в дощатый забор, прыгнуть в огород, убежать к своим. Не покидало чувство, что враги распознали его, знают, что он — сын полка Савин, разведчик.
За старым овином Женя наткнулся на трех ребятишек, пасших коз, подошел к ним, заговорил, рассказал, что возвращается в свою деревню, попросил проводить. Один паренек согласился, и они пошли по селу вдвоем, теперь стало как-то спокойнее. Женя считал про себя и запоминал. В просторном дворе перед старыми кленами немцы разместили пушки, там же весело горел костер — на вертеле жарились, потрескивая, куры. Немцы гоготали, раскладывали на пятнистой плащпалатке бутылки, консервные банки, фляжки в суконных чехлах. Женя старался ничего не пропустить, запоминал количество пушек, танков, автомашин. Ребята завернули за угол и вышли к широкому колхозному подворью — там высились новые амбары, похожие на те, что построили перед войной в его деревне, напротив амбаров — конюшня, птицеферма. Двери повсюду сорваны с петель, рассыпано зерно, валялись раздавленные тяжелыми колесами грузовиков цыплята. Из конюшни вооруженные солдаты вывели четырех мужчин и женщину. Первым шел высокий человек с седоватой, коротко стриженной солдатской головой, грязно-красная повязка свесилась на глаза, ступал твердо и вместе с тем словно на ощупь, был он босой, и тесемки галифе змеились по жухлой траве. Женя окаменел, но мальчонка тронул его за рукав, и они пошли дальше, прошли все село.
В сумерках вышел он к своим друзьям, сидевшим в засаде. Ночью вернулись в часть, доложились командиру взвода. Тот выслушал Женю, повел в избу, вынул большой лист бумаги, и они стали вдвоем рисовать план села. Память у Жени была цепкая, все запомнил до мелочей, все легло на план: и танки, и грузовики, и пушки, и скопление пехоты. Закончили после полуночи. А чуть свет ударила по селу прицельным огнем артиллерия.