– Нет, – сказала я. Мне надо пройти с остальными. Я должна добраться до Чейза. Такер не понимает: если сегодня Чейз погибнет, все остальное потеряет смысл.

Такер вывернул шест, еще туже затянув петлю. Когда мы подошли к проходу, он толкнул меня туда, и мою шею снова зажало, когда он отпустил металлический шест. Я развернулась, но Такер стоял лицом к толпе.

Давая мне возможность сбежать.

Я быстро стянула петлю и швырнула ее на землю.

– Тебе надо уходить, – сказала я. – В полночь это место сровняют с землей.

– Убирайся, – прошипел он через плечо.

Еще одну, последнюю секунду я смотрела на его спину. Меня охватило чувство, похожее на то, что я испытала в чикагской больнице, перед тем как Харпер пытался убить Чейза. Колодец неиспользованного потенциала. Невозможность остановить крушение поезда.

Я повернулась и побежала.

Дойдя до конца прохода, я увидела стоянку, о которой говорил Такер. Сотни патрульных машин, темно-синих фургонов и автобусов заполняли стоянку, солдаты группами направлялись ко входу на противоположной стороне. Я стала высматривать какое-нибудь место, где можно было бы спрятаться, но ничего не нашла.

Перед воротами остановился кортеж правительственных автомобилей, и их пропустили внутрь. Пока я смотрела, из будки пропускного пункта вышли трое солдат и начали обыскивать фургон. Один из них осматривал днище с помощью зеркальца на длинной рукояти.

Двое других солдат открыли двери и помогли выйти шести девушкам. На девушках были платья, которые я видела только в маминых довоенных журналах. Короткие обтягивающие юбки подчеркивали все изгибы. Топ на одной из девушек был полупрозрачным, остальные выглядели так, словно вытащили вещи из благотворительной корзины, разорвали их и заново связали, чтобы создать другой, собственный стиль.

В моей памяти всплыли слова Кары: «Если ты собираешься пробраться на базу, позаботься о подходящем наряде».

Пока девушек обыскивали, они хихикали над блуждающими по ним руками охранников. После чего ворота с жужжанием открылись, разрешая вход. В небе тускнел свет. Скоро наступит ночь.

«Времени нет, – повторялось в моей голове. – Времени нет».

Над головой раздался щелкающий звук, и я, не раздумывая, упала на землю, прикрывая голову руками. Перед внутренним взором появились руины убежища. Сгоревшие тела.

Времени нет.

На стоянке зажглись фонари.

Дрожа и промокнув от пота, я поднялась на ноги и расхохоталась. Даже сама себе я казалась безумной. Возможно, у меня все же осталось немного времени.

Девушки уже приближались к входу на базу. Теперь их было больше, пятнадцать или восемнадцать, и они двигались тесной группкой. «Умно, – подумала я, – когда акулы уже начали кружить».

Не раздумывая дальше, я пригнулась позади одного из патрульных автомобилей, перебежала ко второму ряду машин и затаилась между двумя фургонами. Я уже слышала смех девушек, слышала, как они дразнят солдат, которые свистели и улюлюкали в ответ.

Мне нужно попасть в эту группу. Если я встану в середину, то смогу пробраться в здание, и никто не заметит моей изодранной, грязной, пропитанной кровью одежды. Когда я уже готова была рискнуть и присоединиться к девушкам, я уловила свое отражение в боковом зеркале фургона. Моя щека все еще была ярко-красной, как и шея, где ее натерла веревка Потерянных мальчиков. Мои глаза опустились ниже, и коленки ослабели, потому что на плече, где находились отметки, означавшие мою принадлежность к Три, теперь появились еще два пореза, глубокие, уродливые, обличающие. Пять полосок, навсегда заклеймивших меня как нарушительницу статей.

МН могла извратить все что угодно.

Я быстро прикрыла раны рваным воротником, понимая, что красные пятна на ткани мало помогут спрятать то, что лежит под ней. Группа девушек подошла ближе, двигаясь между рядами машин к входу. Все еще незамеченная, я выпрямилась, но не успела подойти к ним, как одна из девушек – рыженькая, в блестящем синем платье в обтяжку – уронила что-то, что покатилось по земле в мою сторону. Ее каблучки зацокали по асфальту, когда она бросилась вдогонку.

– Эй! – тихо окликнула я. Девушка подняла глаза, выпрямилась и сунула тюбик помады обратно в сумочку.

– Кто здесь? – робко спросила она, взбивая волосы, и обернулась на группу, которая продолжала идти дальше без нее.

– Сюда! – сказала я. Она обошла фургон сзади, и ее глаза расширились от удивления.

– Ничего себе, – присвистнула она. – Они уже неплохо обработали тебя, да?

Я прикрыла раны на плече ладонью и постаралась выглядеть смирно. Это сработало – она подошла ближе, и мы обе оказались вне зоны видимости от главных ворот.

– Мне нужно попасть на этот праздник, – сказала я.

Она наморщила нос, отчего темные веснушки разбежались по ее щекам.

– Тебе разве не хватит? Я хочу сказать, что платят хорошо, но не настолько же.

Времени нет.

– Прости. – Я вытащила из кармана нож, на лезвии которого все еще блестела моя кровь. – Мне понадобится твое платье.

* * *

Через две минуты я бежала к входу в здание, стараясь удержаться на высоких каблуках и безуспешно пытаясь растянуть ткань так, чтобы прикрыть и грудь, и бедра. Свою одежду я оставила под машиной через два ряда от девушки. Если она захочет ее взять, ей придется ползти туда полураздетой. У меня сложилось впечатление, что она достаточно умна, чтобы не звать солдат на помощь, поэтому ей придется подождать, пока все не зайдут внутрь.

При других обстоятельствах я бы чувствовала себя жестокой.

По дороге к входу я открыла сумочку и осмотрела содержимое. Помада, подводка для глаз – вещи, которые мама прятала под незакрепленной доской у себя под кроватью. Запрещенные вещи, которые в МН, определенно, считали приемлемыми, когда дело касалось их вечеринок. Я подумала о Саре, какой увидела ее в первый раз в палаточном городке. Хорошенькая девушка в хорошеньком платье, беременная и наивная, отчаянно нуждающаяся в безопасности. Надеюсь, она найдет ее в Тампе.

Последнюю девушку обыскали, прежде чем пропустить внутрь. Я увидела, как по просьбе охранника она сняла туфли и вытянула руки в стороны, пока он ее обыскивал. Охранник проверил ее сумочку, но не заглянул в туфли.

Как можно незаметнее я наклонилась, сняла туфли и сунула нож в носок одной туфельки, после чего понесла их к двери, держа за тонкие каблуки.

Около двери солдат с пухлыми щеками и двойным подбородком ухмыльнулся мне и провел толстым языком по нижней губе. Я опустила глаза и выставила одно бедро, стараясь выглядеть застенчивой, но была напряженной под блуждающим взглядом охранника. Платье было таким открытым, что я с тем же успехом могла быть голой. Оно едва прикрывало проколы на моем бедре, оставшиеся после того, как я застряла в колючей проволоке около типографии. По крайней мере оно закрывало плечо.

За спиной охранника на стене висели часы. Десять часов тридцать семь минут. Меньше полутора часов до полуночи.

По моему виску скатилась капелька пота. У меня мало времени. Нам не выбраться отсюда.

Я должна попытаться.

Охранник встал и провел тяжелыми ладонями по моим плечам, по спине, животу, задерживаясь в определенных местах, отчего у меня сжимались мышцы и сосало под ложечкой. Я старалась не смотреть на туфли, которые поставила на землю радом с собой, даже когда он раздвинул пальцы у меня на ногах.

– Хорошо. Никаких иголок, – крякнул он. – Надеюсь, никаких лезвий в лифе?

Он провел по моим волосам, на секунду задержав взгляд на отметине на моей щеке.

Удовлетворившись увиденным, он открыл металлический ящик, стоявший на возвышении рядом с ним, а я заставила себя накрасить губы, вспомнив, как это делала мама, когда я была маленькой. У меня дрожали руки. Надеюсь, я попала куда надо.

– Два сейчас, и два по окончании ночи. При условии, что хорошо поработаешь.

Он вручил мне две бумажки – продуктовые талоны – которые я сунула в сумочку.