Но каждый год, когда наступала пора ее отпуска в больнице, мать ехала на ту станцию, где был убит в бою сын.

Она выходила из поезда, шла в пустынное поле, опускалась на колени на сырую землю.

— Слышишь ли ты меня, сыночек? — говорила она, гладила руками траву и землю. — Чуешь ли ты, сынок, как плачет мама твоя?

В поле было тихо, молчали и трава и ветер. И мать вставала со старых, усталых своих колен и шла дальше. И опять опускалась на колени, и гладила землю натруженными руками, и окликала сына в могиле, и рассказывала ему, как тяжко ей жить без него…

Горе матери неутешно. Но время шло, и в молодой душе оно залечило рану.

Невеста сына полюбила другого, вышла за него замуж.

Она сама пришла к матери, чтобы рассказать об этом. Мать долго молчала, смотря на нее. Потом сказала:

— Дай тебе бог, чтобы он любил тебя так, как любил мой сын.

Вряд ли она думала в ту минуту, что повторяет одни из самых глубоких и чистых слов, созданных великим поэтом. В ней говорил голос материнской мудрости, голос материнской любви, давшей ей подлинное величие духа.

Годы шли. У молодой женщины родилась дочь. И Евгения Михайловна Голоскевич, мать ее покойного жениха, с первых дней рождения ребенка взяла на себя заботу о нем.

Она вырастила девочку, как если бы та была ей родной внучкой. Вместо беспощадной, испепеляющей душу обиды или жажды мести она нашла в себе силы понять сердце другого человека.

Для матери эта молодая женщина несла в себе свет любви ее сына. И во имя святости и бессмертия сыновнего чувства к девушке, которая была ему дорога, мать растила чужого ребенка, как если бы в нем жил нетленный отблеск этой любви.

Достойны глубокого уважения люди, душа которых вмещает такую высоту чувств.

Большая семья

Прекрасны и удивительны краски этого города.

Зеленый от молодой листвы, синий от щедрой синевы неба, сиреневый от горных вершин, внезапно и ослепительно открывающихся за поворотом… Вишневые деревья растут в городе вдоль тротуаров, они покрыты легким пухом цветения, и над улицей, смешиваясь с запахом бензина, плывет аромат сада и весны.

Вдруг подул холодный ветер, на вишневый цвет легли ледяные снежинки, и два снежных убранства — добрый снег цветения и грозный покров нежданного позднего снегопада — слились воедино.

Но снова глянуло солнце, горы задымились золотым теплом, и деревья, отряхнув растаявший снег, опять подбавили солнцу свои цветы…

В такой день мы сидели в ординаторской комнате одой из клиник Алма-Аты. Двери в палаты были открыты.

Одних больных только привезли, другие уже оправились после операции. И, как часто бывает в больнице, каждому казалось, что весна и солнце обещают счастье, вновь возвращенную долгую жизнь, которую люди по-другому ценят после болезни…

В ординаторской вместе со мной сидели люди в белых халатах. Они были очень молоды, они только вступили на порог самостоятельной жизни. Через несколько месяцев каждый из них получит диплом врача. А если сказать правду, они уже и сейчас чувствовали себя врачами, потому что побывали в первой врачебной командировке, узнали, что такое самостоятельная работа.

О первой их работе на целине и шел у нас разговор.

Все четверо моих собеседников очень различны.

Мади Ильясов — высок, плечист, с длинными сильными руками хирурга. Он и мечтает быть хирургом, и все его рассказы неукоснительно сводятся к травмам и сложным случаям, требующим немедленного хирургического вмешательства. Хирургия отвечает его научным интересам, его влечению души, решительному и смелому характеру, физической силе.

Райхан Акласова выглядит немного старше своих товарищей: она успела закончить до поступления в институт медицинское училище. Это худенькая девушка с умными, приветливыми глазами; на носу у нее золотые веснушки. Выражение лица, серьезное и сосредоточенное, выдает в ней человека сложившегося. Она много говорит об умении наладить работу, о снабжении больницы, о транспорте для перевозки больных. В ней угадывается будущий организатор.

Зубайра Мамлина кажется совсем юной. Рассказывает она горячо, торопливо, перескакивая с предмета на предмет. Ей хочется рассказать обо всем сразу: и о первом дежурстве в больнице, и о фельдшере, который с нею работал, и о первом сложном случае, с которым пришлось столкнуться…

Четвертая собеседница, Римма Абдрахимова, помалкивает и только смотрит в лицо собеседника темными, блестящими, внимательными глазами. Римма смугла, стройна, у нее каштановые волосы, нежно очерченный рот; она напоминает тонкую, но очень крепкую веточку. Перед тем как начать говорить, Римма сразу вспыхивает румянцем, словно ее лицо освещает изнутри невидимый фонарик. Говорит она коротко, серьезно, и чем дальше, тем явственнее вы ощущаете ее собранность, спокойную, внутреннюю силу. Но кончики ее ушей продолжают гореть.

Они, эти четверо, так же, как и многие их товарищи знают, что такое целина. Они познакомились с целиной не по книгам и не по романтическим фильмам. Они знают ее пыль и ее дожди, ее труд и ее пот, ее подвиг и ее радость.

Уже не раз они ездили в целинные районы — сначала на уборку, потом на практику, потом в первую врачебную командировку, когда были уже студентами шестого курса.

Они жили на целине в маленьких больницах. Любого из них не раз будили среди ночи, любой из них ехал под дождем на раскачивающемся тарантасе или грузовике по размытой ливнем дороге к заболевшему человеку, потом стоял у кровати, сжимая в руке карманный медицинский справочник, глядя на усталое воспаленное лицо больного, и страстно, в великом напряжении всех сил ума и души искал верного ответа на вопрос, заданный ему болезнью.

Каждый из них уже узнал, что такое быть в ответе за чужую жизнь.

Быть в ответе перед самим собой, перед испуганными детьми больного, перед его женой, с надеждой вглядывающейся в лицо врача, перед матерью, безмолвно и строго стоящей у изголовья.

И каждый из них уже узнал чувство высокого счастья и особое, никогда ранее не изведанное состояние глубокого внутреннего покоя, какие испытывает врач в минуты, когда жизнь больного спасена.

Эти четверо прошли свое первое врачебное испытание в маленьких участковых больницах, где не было других врачей: их встретили только фельдшер да сестры. И вот в первую же ночь, когда одна из четырех приехала в больницу, с нею произошел случай, который она запомнила на всю жизнь.

Стажерку встретила фельдшерица — немолодая женщина с усталым лицом и покрасневшими от бессонницы глазами. Она сказала, что не спит уже третью ночь, дежуря у постели тяжелобольной, дала стажерке халат и повела в палату.

Путаясь в полах халата, достававшего ей до пят, и на ходу подворачивая длинные рукава, стажерка вошла в небольшую комнату. Там лежала без сознания больная — женщина лет сорока. У нее было кровоизлияние в мозг. Женщина была на последнем месяце беременности.

Фельдшерица пошла спать, а маленькая, утонувшая в огромном халате девушка села на ее место.

Она сидела, слушая прерывистое дыхание, вглядываясь в лицо женщины, и перед ее глазами проходили все лекции, все зачеты, все слова напутствия, которые ей говорили любимые профессора, все, чему учили ее в аудиториях и клиниках института. Она мобилизовала свои силы и знания, как собирают войска перед решительной битвой, готовясь к началу великого сражения за жизнь двух людей.

Одной была женщина, лежавшая перед ней без сознания на постели.

Другим было еще не родившееся существо, что дышало под сердцем этой женщины.

Когда фельдшерица ранним утром снова вошла в палату, ей показалось, что за одну ночь стажерка похудела, осунулась и стала выше ростом. Многое, очень многое передумала она, сидя у постели больной. И в поддержку тому, что дал немолодой фельдшерице ее практический опыт, стажерка выдвинула знания, которые ей дал институт.

И вот она начала свое первое сражение.

День за днем она применяла для лечения больной то, что подсказывала ей современная медицинская наука. Ее потрясала сила, с которой боролась больная за свою жизнь и жизнь ребенка, помогая врачу в борьбе.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: