Глава 1

Вампиры создаются, а не рождаются.

Все, за исключением одного.

Все, за исключением меня.

Я — дочь вампиров, рожденная в результате того, что магия и судьба сплелись вместе. Я провела девятнадцать лет в Чикаго. Сегодня я стояла на высоте около ста двадцати метров над Парижем, в нескольких тысячах километров от Города Ветров и Домов, в которых живут большинство его вампиров.

Вокруг меня посетители второго уровня Эйфелевой Башни потягивали шампанское и делали снимки города. Я закрыла глаза от теплого, благоухающего ветерка, который нес слабый аромат цветов.

— Элиза, ты не можешь прощаться с Парижем с закрытыми глазами.

— Я не прощаюсь, — сказала я. — Потому что я вернусь.

Я открыла глаза и улыбнулась вампирше, которая появилась рядом со мной с двумя пластиковыми стаканчиками шампанского. У Серафины золотистая кожа и темные волосы, а ее карие глаза светились весельем.

— За Париж, — произнесла я и чокнулась с ней стаканчиком.

Прошло четыре года с тех пор, как я в последний раз появлялась в Чикаго. Завтра я вернусь домой, побываю в городе и проведу время с семьей и с друзьями.

На протяжении двадцати лет между людьми и суперами в Чикаго царит мир, во многом благодаря усилиям моих родителей — Этана Салливана и Мерит, Мастера и Стража, соответственно, Дома Кадогана. Они старались достигнуть прочного мира и добились такого успеха, что Чикаго стал образцом для других городов по всему миру.

Вот почему мы с Сери возвращаемся. В четырех вампирских зданиях города проходят мирные переговоры для вампиров Западной Европы, где Дома враждуют с тех пор, как правящий совет — Гринвичский Совет — был распущен еще до моего рождения. И отношения вампиров с другими сверхъестественными в Европе не намного лучше. Чикаго послужит нейтральной территорией, где можно будет обсудить проблемы Домов и выстроить новую систему правления.

— Ты выглядишь… Какое бы слово подобрать? Тоскующей? — Вампирша рядом со мной улыбнулась. — А ты еще даже не уехала.

— Я работаю над своей невосприимчивостью, — сказала я и сделала глоток шампанского.

— Ты любишь Чикаго.

— Это огромный город. Но в Чикаго я была… другим человеком. Мне нравится, кто я здесь.

Париж не всегда мирный. Но это дало мне время и дистанцию, чтобы развить контроль, который мне нужен над монстром, живущим внутри меня. Потому что я не просто вампир…

Сери в знак поддержки толкнула меня плечом.

— Там ты будешь тем же человеком, что и здесь. Километры меняют только местоположение. Они не меняют сердце человека. Характер человека.

«Надеюсь, это правда». Но Сери не знает всего. Она не знает о наполовину сформированной силе, что таится у меня под кожей, упивающейся своим гневом. Она не знает о магии, которая стала сильнее, когда я стала старше, пока та не забилась, как вторая пульсация сердца внутри меня.

Солнечный свет и осина могут меня убить — но монстр может утопить меня в своей ярости.

Я провела последние четыре года, обучаясь в Университете Дюма, единственном в Европе университете для сверхъестественных. Я была одной из немногих вампиров в резиденции. Большинство людей не превращают в вампиров, пока те не повзрослеют; превращение даст им бессмертие, но они застрянут в том возрасте, в котором их превратили. Никто не хочет прожить вечность тринадцатилеткой.

Меня не превращали, я родилась вампиром — уникальным вампиром, возникшим таким путем. Бессмертной, или так мы предполагаем, но все же меняющейся и взрослеющей.

Университет находится в управлении парижского Дома Дюма, одного из самых престижных вампирских Домов в Европе, где я жила последние четыре года. Сначала у меня случился небольшой культурный шок, но я полюбила Дом и оценила его логичный подход к решению проблем. Если Кадоган — это Гриффиндор[2], весь из себя храбрость и стойкость характера, то Дюма — Когтевран[3], весь такой интеллект и смышленость. Мне нравится быть умной, и мне нравятся умные люди, поэтому мы очень подошли друг другу.

Я обучалась четыре года, чтобы развить три составляющие вампирской силы: физическую, психическую и стратегическую. Несколько месяцев назад я окончила университет со степенью в социологии — с уклоном на отношения суперов-людей — а теперь рассчитываюсь за свое обучение так же, как это делают французские вампиры — годом обязательной военной службы для Дома. Это шанс увидеть из чего я сделана и провести еще один год в городе, который я полюбила.

Я на службе уже три месяца. Сопровождение делегатов из Дома Дюма в Чикаго для участия в мирных переговорах является частью моих обязанностей.

— Сколько чемоданов ты берешь?

Я с изумлением посмотрела на Сери.

— А что? Сколько берешь ты?

— Четыре. — Сери не путешествует налегке.

— Мы пробудем в Чикаго всего четыре дня.

— У меня есть дипломатические обязанности, Элиза.

Я сделала глоток шампанского.

— Именно это говорят французские вампиры, когда упаковывают слишком много вещей. У меня есть базовый гардероб.

— А это говорят американские вампиры, когда упаковывают недостаточно вещей. У тебя тоже есть дипломатические обязанности.

— У меня есть обязанности перед Домом. Это другое.

— Ага, — произнесла она, улыбнувшись мне поверх ободка своего напитка. — Но перед каким?

— Перед Maison Dumas[4], — ответила я с акцентом, который был довольно близок к совершенному. — Я еду в Чикаго не по поручению Дома Кадогана. Это просто бонус.

— Я с нетерпением жду встречи с твоими родителями. И я уверена, что они будут рады тебя видеть.

— Я тоже буду рада с ними увидеться. Просто… за последние несколько лет я сильно изменилась. С тех пор, как в последний раз ездила домой.

Они дважды приезжали в Париж после того, как я уехала, и мы весело проводили время, гуляя по городу и осматривая достопримечательности. Но меня все еще не покидает ощущение, что я скрываюсь от них. Быть может, так было всегда.

— Дело не в вас, Кадогане или Чикаго, — сказала я своему отцу, когда мы стояли возле частного терминала в О'Хара[5], перед реактивным самолетом, который переправит меня через весь мир. Я изо всех сил пыталась заставить его понять. — Речь идет о том, чтобы выяснить, кто я.

В Чикаго я была ребенком Этана и Мерит. И было трудно ощущать себя чем-то большим, нежели тенью моих родителей или моего рождения, что вызвало у меня удивление по поводу большого количества суперов за пределами Дома Кадогана, которые относились ко мне, как к призу. А возможность того, что я смогу выносить детей, сделала меня, по крайней мере, для некоторых, призом, который нужно завоевать.

Я хотела быть чем-то большим, чем-то другим… Кем-то, кто являлся бы просто мной.

— Ты не сможешь нас подвести, живя своей жизнью так, как ты того хочешь, — сказал мой папа. — Это твоя жизнь, и тебе придется делать свой собственный выбор. Всегда.

Он приподнял мой подбородок пальцем, заставив меня встретиться с его взглядом.

— Есть решения, которые мы принимаем, и решения, которые принимают за нас. Иногда ты принимаешь предложенный тебе путь и живешь им — той жизнью — с изяществом. А иногда ты проталкиваешься вперед и прокладываешь свой собственный путь. Это решение за тобой. Оно всегда было за тобой.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала, потому что я эгоист. Потому что ты мой ребенок. — Его глаза яростно горели, словно изумруды в огне. — Но если таков твой путь, то ты должна его принять. Что бы там ни случилось, у тебя всегда есть дом здесь.

Он поцеловал меня в лоб, а потом крепко обнял.

— Испытай свои крылья, — тихо сказал он. Это был совет. Просьба. Надежда. — И лети.

Я улетела. И я читала, передвигалась, училась и тренировалась, как и все остальные.

В Париже я просто очередной вампир. А анонимность и свобода просто опьяняют.

— Мы все лелеем надежды, — тихо произнесла Сери, ее глаза внезапно омрачились. — Иногда наши собственные, иногда чужие. Оба варианта могут быть тяжелыми.

Сери происходит из того, что европейские Дома называют «благородной кровью». Ее превратил Мастер вампиров с властью, деньгами, старым именем и чрезвычайно высокой репутацией — а это имеет значение для французских вампиров. Сери последний вампир, которого он создал перед смертью, и ожидалось, что те, кто носит его фамилию, будут аристократами и занимать видное положение в обществе. В отличие от США, французские вампиры сами выбирают себе Дома. Она выбрала Дом Дюма вместо Дома Бурдийона, Дома ее Мастера. Из-за чего у нее не так много друзей среди потомков Бурдийона, которые решили, что она пустила по ветру свое наследие.