Я улыбнулась в ответ.
— Я все еще над этим работаю.
* * *
Офис Омбудсмена находится на заброшенном кирпичном заводе, где также размещаются сверхъестественные заключенные округа Кук. Офисы завода отремонтировали, а второе здание переделали в место для сверхъестественного посредничества и учебных мероприятий. Это дело рук моего прадедушки: он добавил элемент обучения к миссии офиса. На этот раз политики города хорошенько все обдумали и согласились с ним.
Собственность огорожена, но ворота открыты, по бокам от входа растут кусты, а над дверью висит знак с логотипом офиса. Это также является частью сделки, которую мой прадедушка заключил для ремонта завода. Он согласился переехать из своей штаб-квартиры на Южной Стороне, где работал раньше, но ворота должны были оставаться открытыми, а офисы должны были быть уютными, потому что он хотел, чтобы люди и сверхъестественные чувствовали себя комфортно, находясь здесь. Теперь он больше похож на университетский городок, чем на реликт промышленности.
Я подошла к административному зданию и помахала охраннику, сидящему возле входа. Кларенс Петтиуэй охраняет офис с тех пор, как я стала достаточно взрослой, чтобы приходить сюда, и у него всегда книга в руке.
На этот раз он поднял глаза от выцветшей книги в мягкой обложке и помахал в ответ. У него морщинистая темная кожа, но взгляд все еще проницательный.
— Неужели это маленькая Элиза Салливан. Хотя теперь уже не такая маленькая.
— Мистер Петтиуэй, рада вас видеть. — Я указала на книгу. — Что сегодня на очереди?
Он перевернул ее, показав мятую обложку «Одиссеи»[53] Гомера.
— На этой неделе надеюсь поближе познакомиться с классикой. Вот перечитываю список лучших 100 книг. Что тебя привело?
— Я бы хотела поговорить с одним из ваших заключенных. С Райли Сикскиллером.
Улыбка исчезла, и его лицо ожесточилось. Мистер Петтиуэй ушел в отставку из ЧДП, но в глубине души он все еще полицейский.
— Он в камере. И мистер Дирборн не давал разрешения тебя пускать.
«А вот это сложно».
— Он не знает, что я здесь, — призналась я. — Но Райли уже долгое время является моим другом, и я думаю, что его кто-то подставил. Мне нужно всего пару минут, чтобы выслушать его версию. Я знаю, что многого прошу. Но я обещаю, что мне понадобится всего пара минут.
Потребовалась почти минута, чтобы он смягчился, поднялся и отложил свою книгу, потом провел меня по вестибюлю к мрачному бетонному коридору, который ведет в изолятор.
Мистер Петтиуэй приложил руку к плате безопасности, и с громким механическим щелчком открылась дверь. Он придержал ее, прежде чем та закрылась, и оглянулся на меня.
— Я это позволяю из-за твоего прадедушки и потому что считаю, что ты хорошо разбираешься в людях. Но ты будешь осторожна?
— Обещаю.
И я могу постоять за себя лучше, чем может представить мистер Петтиуэй.
* * *
Помещение было огромным, большим, как футбольное поле, со стенами высотой шесть метров. И оно было пустым, за исключением кубов из стекла и бетона, расположенных аккуратной сеткой. Никакой стали, никаких решеток. Но все равно клетки.
Первый куб в первом ряду был пуст, как и большинство других. Куб Райли был вторым с конца.
Я обнаружила его вышагивающим за стеклянной стеной. Он был одет в бледно-серую робу и белые носки, и из-за тонкой ткани он каким-то образом казался меньше. Позади него куб был пуст, за исключением кровати, вмонтированной в стену, раковины и унитаза. Потолок был стеклянным, но остальные три стены были бетонными, чтобы обеспечить хоть какое-то уединение. «И как в большинстве тюрем», — догадалась я, — «там удручающе».
Я дождалась, когда он поднимет взгляд — а потом увидела, как в его глазах вспыхнула надежда, и снова исчезла. Я сразу же пожалела, что подарила ему надежду.
— Элиза. Пришла посмотреть на животное в клетке?
У него под глазами были темные круги, а на челюсти синяк, вероятно, сопротивлялся при аресте.
— Я пришла проведать тебя. И задать пару вопросов.
— Я уже разговаривал с копами. Со Стаей. — Его голос был пренебрежительным, слова резкими. Уж я-то точно не могла его винить за то, что он злится.
— Я знаю. И знаю, что ты не причинял ему вреда, Райли. Я знаю, что ты не убивал Томаса.
Его глаза расширились, смягчились.
— Расскажи мне, что произошло, — попросила я.
— Я не знаю. — Он зажмурился и потер виски. — И из-за попыток вспомнить у меня трещит голова.
— Ладно, — произнесла я, делая пометку в голове. — Тогда расскажи мне, что ты помнишь.
— Грудинку.
Не это я ожидала от него услышать.
— Грудинку?
— Стая поставляла мясо на вечеринку, в том числе и грудинку, которую мы коптили на новой кухне «Красной Шапочки» — там мескитовая яма, но я думаю, это не имеет значения. Я приехал на вечеринку тогда же, когда прибыл фургон, и помог разгрузить противни. — Он руками показал прямоугольник. — Знаешь, эти большие алюминиевые противни?
— Конечно. Банкетные противни. Я видела, как ты их нес.
Он кивнул.
— Я принес их и разложил.
— А что потом?
— Я пошел на вечеринку. Выпил виски — у Кадогана хорошее пойло — и послонялся туда-сюда, пообщался с людьми. Я ел, пил и слушал музыку, обсудил со своими товарищами по Стае «Сокс», проблему Коула с одним из его кулачков.
— Кулачков?
— На его тачке. Кулачковый двигатель.
— А. Поняла. Продолжай.
— Мы хотели спросить, можно ли искупаться в бассейне, после того, как вечеринка начнет сворачиваться. Я думал, что Салливан охотно согласиться. Я хотел проверить воду, поэтому опустился на колени и потрогал ее пальцами. Она была теплой, но не слишком. А потом… — он поморщился и снова потер виски. — А потом я что-то увидел. Или услышал? Я не… я не помню.
— Что-то привлекло твое внимание?
— Да. Но я не знаю, что. А потом я почувствовал запах крови и огляделся… — Он замолчал, нахмурив брови, и прижал сжатый кулак ко лбу. И, словно он сдерживал сдерживал боль, громко выдохнул.
Я подошла ближе к стеклу.
— Мне кого-нибудь позвать, Райли? Чтобы помочь с болью?
— Нет. Я справлюсь. — Но он подошел к кровати, сел и обхватил голову руками.
Из-за его размера было еще тяжелее смотреть, как он страдает. Он сильный, поэтому боль, которая его сокрушила, скорее всего, для меня была бы просто нестерпимой.
— Следующее, что я помню, — проговорил он, не поднимая головы, — как ты стоишь передо мной, а позади тебя кричит женщина. Потом появились копы. — Он снова поднял голову, в его глазах сражались страдание и гнев. — И вот мы нахрен здесь.
— У тебя когда-нибудь были подобные пробелы в памяти?
— Нет. Когда мой мозг снова заработал, я узнал мужчину на кирпичах. Делегата из Испании. Того, кто бесновался по поводу сотрудничества оборотней и вампиров, а потом чуть не врезался в меня и попытался обвинить в этом меня.
— Ты знал его до мероприятия? Общался с ним раньше?
Он поднял голову, и его глаза казались яснее, словно боль исчезла, потому что мы переключили тему. «Могла ли это сделать магия? Повлиять на его память и сделать так, чтобы было больно вспоминать?»
— Ни то, ни другое. Его имя и фото, вероятно, были в личном деле охраны. — Он попытался ухмыльнуться. — Но я не уделяю особого внимания вампирам, которые живут на другом континенте.
Поскольку я не много думала об оборотнях, пока была в Париже, то не могла его в этом винить.
— Никто не хочет тебе навредить? — спросила я.
— Я оборотень, — ответил он, как будто это полностью все объясняло. — У меня есть враги, как и у всех остальных. — Его глаза потемнели. — Но мои враги пришли бы за мной. Они бы не стали убивать кого-то другого.
— Кто твои враги? — спросила я.
Он встал и подошел обратно к стеклу.
— Ты ведь знаешь, что я отмотал срок — еще до Стаи.
— Да. — Лулу мне рассказывала об этом. Райли родился в маленьком городке в Оклахоме, но уехал оттуда, когда ему было шестнадцать, в поисках приключений. Он оказался в Мемфисе в независимой стае оборотней — Бродяг мира оборотней — которые не признают власть никакого Апекса вне своей семьи. К сожалению, это была скорее банда, чем семья, и он отсидел срок в тюрьме за разбойное нападение и кражу, прежде чем попытался сыграть на доверчивости не того оборотня. Габриэль на это не купился и, очевидно, смотрел сквозь пальцы на его обманный трюк. Он принял Райли в Стаю, и с тех пор Райли встал на путь добродетели — или на путь добродетели по меркам оборотней.