- Мы, многочисленные послушники бурхана, выражаем без­граничную радость по поводу вашего прибытия к нам из Страны восходящего солнца. Какие новости привезли? — спросил пере­рожденец, нарушая мысли Пурэвжава.

- Если почтенному хубилгану угодно, то я доложу о цели своего приезда. Во-первых, по поручению начальника японской контрразведки в Харбине господина Инокузи имею честь уведо­мить вас о том, что ваше послание с просьбой о военной помощи получено и передано в верха. При благоприятном моменте по­мощь вам будет оказана, ибо ваши действия расценены как са­мые разумные, направленные на решение судеб всех верующих в Монголии. Во-вторых, до момента выступления к вам на по­мощь военной силы из Страны восходящего солнца я буду чрез­вычайно рад служить здесь под вашим непосредственным по­кровительством. В-третьих, мне приказано передать вам лично, что пора уже от распространения слухов и версий переходить к действиям. Работать надо денно и нощно. Организация и коорди­нация действий поручена мне, — здесь Пурэвжав для усиления впечатления от сказанных слов показал хубилгану письмо, на­писанное по-японски на тончайшей рисовой бумаге.

- Согласно приказу господина Инокузи, — продолжал гость, — поселите меня в монастыре Святого Лузана, где я буду выполнять некоторую посильную для меня работу, чтобы не вы­зывать ни у кого подозрений, а под этой личиной, светлейший хубилган, я приложу все усилия, чтобы начатое вами дело дало плоды, и как можно скорее. Я также должен буду регулярно до­кладывать сиятельному господину Инокузи о результатах вашей работы, о ваших просьбах и пожеланиях, а также по мере необходимости передавать некоторые сведения и карты и привозить вам дальнейшие распоряжения и указания. Пока все.

—        Хорошие вести, — похвалил хубилган. — Такой человек, как вы — образованный, смелый и деятельный, — нам очень ну­жен. Для того чтобы дело наше выиграло наверняка, мы должны, главным образом, опираться на военную помощь извне. Иначе все останется пустой затеей. Лам много в монастырях, разбро­санных по всей стране, но одним нам не под силу решить такую задачу. Если ламы не будут действовать разумно, с дальним при­целом — дело наше лопнет как мыльный пузырь.

Младшие ламы, прислуживающие хубилгану, удалились из юрты при появлении гостя, и теперь никто не мешал откровенно говорить о деле.

Оба — и гость и хозяин — были возбуждены беседой и вином.

—        Много ли в Улан-Баторе надежных людей? — полюбопыт­ствовал Балдан.

Донесения Шушмы и рябого банщика, а более того — лич­ное впечатление, произведенное Балданом на хубилгана во время беседы, устранили последние подозрения перерожденца.

—        Люди есть. Но не так много, вернее, пока не так много, как бы этого хотелось, скрывать не стану. Ведь мы начали дей­ствовать не так давно. Зато все люди надежные. Один из них — ваш знакомый Шушма. Человек очень преданный. В прошлом — крупный коммерсант, владелец богатой торговой фирмы. Народ­ная власть фирму национализировала, а многотысячные долги его многочисленной клиентуры аннулировала. И теперь он точит зуб на эту власть. Так-то, сын мой. Ну а другой ваш знакомый — рябой банщик — за деньги пойдет на все. Здесь, в городе, есть еще два наших человека, которым можно доверять. Люди, прове­ренные в деле. Когда будет нужно, я скажу, как их найти, — доверительно сказал Довчин.

Балдан хотел во что бы то ни стало узнать как можно боль­ше о заговоре духовенства против республики, которое готови­лось открыть дорогу врагам.

- Да, конечно, — подхватил Балдан, — с этими двумя хоро­шо бы организовать мне встречу до моего отъезда в монастырь Святого Лузана. Пусть они будут моими связными, тем более что связные мне крайне необходимы.

- Согласен, — кивнул в ответ хубилган. — Один из них, между прочим, лама Дорлиг, который свел вас с Шушмой. Живет в моем хашане. Другой, Пунцаг, — это человек, поступивший по моему совету на работу в ламскую артель *. В прошлом — продавец магазина, совершивший растрату. Долго сидел в тюрь­ме. У него с властью свои счеты. И большие. Но однажды он проговорился об этом бывшему моему послушнику Чойнхору, жив­шему в моем хашане. Чойнхор был неглупый парень и, судя по всему, кое о чем догадывался. Боясь, как бы он нас не выдал и этим не сорвал нашего дела, Пунцаг убрал его. Сейчас для нас очень опасен Самдан — секретарь ревсомольской ячейки их ар­тели. В последнее время он слишком часто приходил к нам в хашан будто к Чойнхору, а сам все вынюхивал и высматривал. А ну как Чойнхор успел ему что-нибудь ляпнуть?! — забеспо­коился вдруг перерожденец.

*Артель из бывших лам, добровольно сложивших с себя духовный сан. Многие из них впоследствии вступили в ревсомол, став активными участ­никами строительства новой жизни.

Балдан строго взглянул на него исподлобья.

—        Конечно, убийство, особенно теперь, когда дело идет на лад и нам обещана помощь, может испортить наши карты, но другого выхода не было, и мне пришлось благословить Пунцага на это дело, — начал оправдываться Довчин. — К счастью, к от­ветственности привлечен, по достоверным слухам, не кто иной, как Самдан. Это тоже важно для нас. Пунцаг выполнил работу чисто.

Боясь потерять свой авторитет у Балдана, хубилган со сми­ренным видом сложил ладони вместе, поднес их ко лбу, прошеп­тал по-тибетски заклинания и, закатив к небу глаза, произнес глухим голосом:

—        Один бурхан ведает, кого покарать, а кого помиловать. — А чем этот Самдан опасен? — спросил Балдан.

—        Видите ли, Чойнхор был кротким, прилежным, исполни­тельным послушником, очень набожным. Со временем я надеял­ся сделать из него хорошего ламу, обладающего обширными по­знаниями в области человеческой психологии и народной меди­цины. Он ходил за мной по пятам. И нам он мог быть полезен. Но с тех пор, как здесь появился этот Самдан — а они из одного кочевья, — Чойнхора будто подменили. Вместо поклонения ду­ховным лицам он стал насмехаться над ними. Я слышал это своими ушами, и не один раз. Самдан — первейший смутьян. А вообще, люди, приехавшие в столицу из худона, очень быстро меняются. От их смирения часто не остается и следа. Вот уже год, как я переселился из монастыря Святого Лузана в Гандан, и за это короткое время в здешней жизни изменилось очень мно­гое, чего не увидишь вдали, за толстыми стенами монастыря Свя­того Лузана. Самое скверное — это то, что ламы складывают с себя духовный сан, монашское одеяние бросают в огонь костра. Да, рушатся, рушатся старые порядки. Но мы будем крепко дер­жать их, пока не придет помощь, мы еще поживем, мы вернем утраченное! — произнес Довчин с пафосом.

Перерожденец думал сейчас только о том, что благодаря бур-хану письмо его, посланное японским правителям, благополучно дошло до них, что они с благодарностью его получили и обе­щают помощь. «Как все хорошо складывается», — снова подумал хубилган и налил себе в кубок немного вина.

Этот молодой мужчина — посланец Страны восходящего солн­ца — с его умной речью, хорошими манерами и чистым взглядом ему определенно нравился. «Вот и старая опытная хитрая лиса Шушма — а его-то не проведешь на мякине — тоже положи­тельно отозвался о нем. Значит, свой, преданный человек. Посла­нец!» — снова и снова думал о Балдане хубилган, не отрывая от него глаз. И начал вдруг как на духу выкладывать все свои планы:

—        Неправильно было бы думать, что мы только лясы точим насчет новой власти да слухи распускаем. Нет, мы усиленно ра­ботаем в трех направлениях: разжигаем недовольство политикой народной власти, стараемся подорвать доверие к красной России и всячески укрепляем религию. Одним словом, не сидим сложа руки. Это упорная борьба за умы и сердца людей. И здесь для нас хороши любые средства: диверсии на предприятиях, физи­ческое уничтожение партийных руководителей, запугивание и шантаж отдельных граждан. Я говорил: людей у нас маловато, но кое-что мы уже сделали.

Балдан и не подозревал, что под монашеской рясой скры­вается такой хитрый, жестокий, изворотливый политикан.