- Я уверен, что ваша работа будет высоко оценена господами из японского разведуправления. Она требует от вас не только хо­рошей организации, но и конспирации. Выиграть время — вот ключ к решению этой задачи. Чего греха таить, ведь ни для кого не секрет, что новая власть крепнет день ото дня. Поэтому вы­игрыш во времени, повторяю, является вопросом жизни или смерти для нас. Мы не должны терять ни минуты. Я полагаю, что в течение года, максимум — двух-трех лет мы должны соз­дать благоприятные условия для прихода военной помощи из Страны восходящего солнца.

- Да возблагодарит вас бурхан за эти мудрые речи! Да ис­полнятся по воле бурхана ваши пожелания! — восклицал хубил­ган. Душа его ликовала. Надежда на скорую помощь японцев и свержение ненавистной новой власти, на возвращение утрачен­ного могущества запылала в нем ярким пламенем. Он еще дол­го возносил хвалы всемогущему бурхану, услышавшему его мо­литвы и ниспославшему им большую удачу.

Подливая масла в огонь, Балдан, наклонясь к самому уху хубилгана, с жаром зашептал:

—        Это еще не все, высокочтимый перерожденец. Скажу вал! по секрету, что у японского императора планы куда грандиоз­ней. Японии предначертано богом стать во главе Великого азиат­ского единства, в состав которого войдут Китай, Маньчжурия и Монголия, а Монголия должна стать мостом к захвату русской Сибири. Только держите мои слова в строжайшей тайне.

От такого безграничного доверия, которое ему сейчас оказали, у Довчина сперло дыхание, закружилась голова. Наконец-то фор­туна ему улыбнулась!

—        Мудрейший посланец! — он схватил Балдана за руку. —Твоим словам нет цены! Наши планы совпадают! Япония помо­жет нам, а мы окажем ей помощь в осуществлении ее планов. Да поможет нам все победивший и все миновавший Будда! Мы ничего не пожалеем для осуществления наших замыслов. — Го­лос его срывался.

—        Не радуйтесь преждевременно, досточтимый хубилган. «Поспешишь — замерзнешь» — гласит монгольская мудрость. Не забывайте об этом. Через десять дней я должен послать пер­вую шифровку господину Инокузн из монастыря Святого Лузана. Кстати, когда вы думаете отправить меня туда? — Балдан стре­мился перевести разговор в нужное ему русло.

—        А вы сами когда собираетесь ехать?

- Не позднее чем через день. Отправлюсь под видом ското­вода-кочевника. Приготовьте мне хорошего коня, одежду да не забудьте написать письмо к тамошнему настоятелю.

- Не извольте ни о чем беспокоиться. Все будет в порядке. Настоятелю монастыря хамба-ламе (1) Содову я пошлю через вас особое задание. Вас же назначаю там ответственным лицом, о чем дам знать настоятелю. Отныне без вашего ведома он не дол­жен будет принимать ни одного решения. У настоятеля получите монашью рясу и станете там гэсгуем(2). Нет-нет, пожалуй, лучше назначу вас казаначеем на место прежнего. Сбор пожертвова­ний — а их поступает значительное количество — дело ответ­ственное, и лучше поручить его вам.

- Приказываю вам постоянно держать со мйой связь и не­медленно докладывать о любых указаниях японских господ, — неожиданно властным голосом добавил хубилган.

«Ого! Вот тебе и старый перерожденец! Коварный шакал», — подумал Балдан. Но хубилган, словно прочитав мысли «японского посланца», вытащил четки и, ловко перебирая их мясистыми пальцами, зашептал молитву, закатив по обыкновению глаза к небу.

В душе каждый из них по-своему радовался своей удаче.

«Надо будет сказать Шушме, пусть велит своим людям пре­кратить за Балданом слежку, он вне подозрений. Мое чутье ни­когда не обманывало меня. Возможно, и Балдан в своих донесе­ниях воздаст хвалу разуму мудрого хубилгана, оказавшего боль­шое доверие посланнику Страны восходящего солнца», — кич­ливо рассуждал Довчин, мня себя уже на ханском престоле.

Доставая тушь и кисточки (3) из ящичка, хубилган прикидывал в уме, как бы получше составить письмо к хамба-ламе Содову, но так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.

¹ Хамба-лама — настоятель.

² Г э с г у й — церковная должность распорядителя собраний лам, а также надзирателя за их работой и поведением.

³ До перехода в 1946 году на новый алфавит, основанный на кирил­лице, монголы писали вязью сверху вниз, пользуясь специальными ки­сточками.

Весь следующий день Балдан с утра готовился к отъезду в монастырь. Теперь он должен был действовать вдвойне осторож­но: еще неизвестно, что на уме у перерожденца и у этой старой хитрой лисы Шушмы. Неспроста же они постоянно твердят, что «у змеи пестрые пятна снаружи, а у человека — внутри».

После полудня к Шушме пришли какие-то китайцы с узлами, пошушукались с хозяином и ушли, оставив после себя едкий запах смеси чеснока и тухлых яиц. Этих людей Балдан прежде не видел.

Потом появился темнолицый монашек с письмом от перерож­денца к настоятелю монастыря Святого Лузана.

Близился вечер, а Шушма все возился возле сарайчика, укла­дывая в переметные сумы еду для Балдана и подарки для хамба-ламы.

—        Послушайте, любезный, бросьте вы все это, — подошел к нему Балдан. — Пойдемте-ка лучше в кино. Скучно сидеть без дела и ждать завтрашнего утра. Там, в глухомани, небось не то что кино, но и бани-то, наверное, нет.

Шушма, как и рассчитывал Балдан, идти в кино отказался, оправдываясь тем, что не любит увеселений, считая их ненужной блажью и пустой тратой времени. Но истинная причина, разуме­ется, крылась в другом: Шушма всячески избегал людных мест, не желая, чтобы его лишний раз видели в городе.

—        Идите один. У меня еще много работы в хашане. А в го­роде вам бояться нечего, здесь тихо, и в лицо вас никто не знает, — отнекивался Шушма.

Но Балдан решительно отказался идти один в город, сослав­шись на незнание здешних обычаев. Зевая от скуки, он слонялся по хашану от безделья, потихоньку наблюдая за китайцем. Тот же, боясь вызвать гнев хубилгана тем, что не угодил гостю, про­должал уговаривать Балдана провести вечер без него.

—        Ну ладно, — вздохнул Балдан, — пойду поброжу по го­роду, а если удастся — посмотрю немой фильм. — Он снова зев­нул, не спеша переоделся в новый дэли из китайского шелка и ленивой походкой вышел из хашана. Медленно брел он по пыль­ной улице, ведущей к единственному в городе кинотеатру. Ка­жется, сегодня его не преследовала чужая тень. Но он все время был начеку. До сеанса оставалось еще немного времени. Балдан потолкался в очереди возле кассы, купил билет и, направляясь к входу в кинотеатр, вдруг заметил рябого банщика, высматри­вавшего кого-то в толпе. У Балдана бешено заколотилось сердце. «Неужели сорвется встреча с помощником?! Этот банщик, конеч­но же, пришел сюда не ради забавы», — подумал Балдан, про­пуская вперед зрителей и входя в зал одним из последних. Он тщательно обшарил глазами каждый ряд, но китайца в зале не оказалось. «Остался караулить у входа? Или передал «эстафету» кому-то другому?» — спрашивал себя Балдан, снова и снова об­водя глазами зал. Рябого среди зрителей не было.

Как только погас свет и картина началась, он, пригнувшись, тихо вышел на улицу через черный ход и быстро свернул за угол ближайшего хашана. Пробежав немного вдоль забора, снова свер­нул в узкую улочку, быстрым шагом прошел по ней до конца и вышел к черным юртам.

Прижавшись к столбу для коповязи, Балдан напряг слух и зрение. Но вокруг было тихо и темно. Фонарей тогда не было, и редко кого можно было встретить в эту пору на улицах города. Чуть стемнеет, люди запирались в своих хашанах. Лишь лай со­бак нарушал тишину вечернего города.

Перед Балданом, словно из-под земли, выросла знакомая фи­гура. Они молча обнялись и отошли под навес коновязи.

—        Здесь имена и адреса. Сплошь ламство, китайцы и уго­ловники. — Балдан протянул спичечный коробок. — Ждут япо­шек. Прошу действовать осторожно, чтобы комар носа не под­точил.

- Есть, товарищ капитан. Когда едете в монастырь?