Пустые планы на будущее?

— Сколько можно говорить об этом, Тори?

— Столько, сколько нужно для того, чтобы ты понял, как я серьезно к этому отношусь.

— Кажется, я понял, — говорю я ей с сарказмом.

— Нет, не понял, — говорит Тори, останавливаясь. К счастью, во время нашей дискуссии Гэвин уснул.

Тори выходит из комнаты и направляется вниз по лестнице на кухню. Я не могу отвести от нее глаз, после того что она сказала мне. Я не смогу спать сегодня из-за нее, не из-за Гэвина. Она включает свет на кухне и открывает шкаф высоко над плитой, вытаскивая бутылку водки. Я не пытаюсь остановить ее. Раньше она никогда не пила просто так, поэтому, если ей нужно выпить, она может это сделать, если это ее успокоит.

Она достает стакан из шкафа у раковины и наливает в него водку, а я стою и наблюдаю за происходящим, как будто мне все равно. Тори просто пьет водку без закуски. Она хочет, чтобы ей было плохо.

Прислонившись к стене, я наблюдаю, как она делает несколько глотков, закрывает глаза и морщит нос.

— Стало лучше? — спрашиваю я.

— Нет, — холодно говорит Тори, открывая еще один шкаф, и достает флакон таблеток с задней части полки. Я никогда не видел эти таблетки. Я даже ни разу не открывал этот шкаф, потому что считал, что он полон хрустальных бокалов, которые мы никогда не используем.

— Что это? — спрашиваю я ее, приближаясь на несколько шагов.

— Они мне прописаны, не волнуйся, — говорит она, размахивая бутылкой перед моим лицом.

Я хватаю ее за запястье и пытаюсь прочитать мелкий шрифт на упаковке этих таблеток.

— Почему у тебя есть...

Неважно. Могу предположить, почему у нее есть упаковка «Валиума». Я ничего не говорю, когда она высыпает таблетки на ладонь. Молча смотрю, когда она запивает таблетки водкой, главным образом потому, что я в шоке и просто не знаю, что сказать.

Я никогда не принимал ничего такого сильного, но могу предположить, что результат не заставит себя ждать.

— Тебе сейчас нужно к врачу, Тори?

Вместо ответа, она допивает стакан водки, затем сползает по шкафу на пол. Складывает руки под голову, и я вижу, как она спокойно дышит. Вероятно, ее паническая атака — или что там было — прошла.

Сажусь рядом и жду. Закрываю глаза и пытаюсь вспомнить любую мелочь, которая может подсказать, какие именно у нее проблемы. Однажды мать Тори позвала ее, попросив что-то сделать, и Тори начала плакать, очень сильно. Ее реакция была очень неожиданной для меня. Она заперлась в спальне и просидела там целый день и всю ночь, и когда вышла, попросила меня забыть об этом. Я забыл. Затем, хоть я почти забыл об этом, была череда событий, произошедших в день, когда мы узнали, что она беременна. Думаю, об этом я забыл специально.

В то утро все изменилось без особых на то причин. Тори проснулась и ушла из дома не попрощавшись. Это было совсем на нее не похоже. До этого утра я просыпался от того, что она водила кончиками пальцев по моему телу. Ее голова лежала на моей груди, и она смотрела на меня своими прекрасными глазами, пока мы не встречались взглядами. Затем она улыбалась мне самой сногсшибательной улыбкой в мире. Но когда проснулся один, я сразу понял, что что-то не так, и неважно, что мы встречались только несколько месяцев. Я звонил ей несколько раз, но она переводила мои звонки на голосовую почту. Прошло меньше часа, прежде чем я услышал, как входная дверь открылась и закрылась, а затем захлопнулась дверь ванной. Через пять минут дверь распахнулась, и Тори выбежала на улицу. Ее не было целую неделю.

Когда она наконец вернулась, то рассказала, что все это время пыталась сделать аборт. Но срок к тому времени был уже большой и врачи не смогли ей в этом помочь. Мы понятия не имели, что она беременна, пока на двадцать пятой неделе живот не начал расти. Мы не могли даже подумать об этом, поскольку всегда были осторожны.

Я старался не слишком остро реагировать, когда она рассказывала мне о том, что пыталась сделать, но потерпел неудачу. Кто-то пытался отнять у меня ребенка. Я потерял бы его, как и она. Мы оба потеряли бы его. Затем она заговорила о приемных родителях для него, и это было ужасно. Я сказал ей, что она может уйти, а я позабочусь о нашем ребенке. Тори, похоже, была удивлена этим, считая, что мы оба не хотим детей. Сначала я подумал, что ей было страшно сказать о беременности, думал она опасалась моей реакции, но со временем понял, что не моей реакции она боялась. Спустя неделю споров и уговоров, Тори сдалась. Я обещал ей свадьбу. Я обещал ей хорошую жизнь. Обещал, что наша семья будет в порядке, и мы будем счастливы вместе с ребенком. Должно быть, я был слишком наивен, и не смог выполнить эти обещания. Да и Тори пришлось бы игнорировать причины, по которым она не хотела детей, и, судя по всему, она этого сделать не может.

Пытаясь найти рациональное объяснение поведению Тори и погрузившись в свои мысли, я не заметил, как она схватила флакон и закинула таблетки в рот. Только услышал, как флакон упал на пол, и таблетки высыпались. Я вижу, как Тори падает на пол, словно привязана к выброшенному за борт якорю. Стакан с водкой падает у нее из рук.

Я должен был заметить. Я должен был что-то сделать. Черт, это моя ошибка. Я, наверное, никогда не узнаю, что заставило ее сделать это, потому что сегодня она наверняка умрет на этом чертовом полу. Господи! Где мой телефон?

— Тори! — Я подбегаю к ней. — Тори, сколько таблеток ты сейчас выпила? Отвечай мне, детка! Тори!

Поднимаю ее веки и вижу, что у нее закатились глаза. Вскочив на ноги, я обегаю дом в поисках своего телефона, пока не нахожу его в гостиной на журнальном столике. Не осознавая до конца, что вызываю «скорую» для своей жены, я аккуратно набираю номер. Я как будто сплю и застрял в ужасном кошмаре. Слова, что я произношу — слова, которые мне никогда не приходилось говорить раньше.

— Я думаю, что у моей жены передозировка «Валиумом». Она сказала, что хочет навредить себе, и я все время наблюдал за ней. Я отвлекся на минуту и...

— Сэр, — обращается ко мне оператор, — мне нужно задать вам пару вопросов. Укажите свое полное имя и адрес, чтобы мы могли отправить бригаду.

— Это э-э, 50 Лайтсайд Лейн, в Паркетте.

— Хорошо, подождите, пожалуйста, я соединю вас с полицейским участком в Паркетте.

Ожидание кажется мне долгим, я жду, пока мой звонок переводят.

— Полицейский отдел Паркетта, — отвечает мужчина.

Я еще раз объясняю, что произошло.

— Хорошо, сэр, вы можете назвать мне свое имя и адрес?

Повторяю всю информацию, которую давал минуту назад, ожидая указаний, как помочь Тори.

— И в какой комнате в вашем доме она сейчас находится?

— На кухне, — отвечаю я и сажусь рядом с Тори. — Что теперь?

— ЭйДжей, мне нужно, чтобы вы сохраняли спокойствие. Можете ли вы сказать, в сознании она или нет?

— Она без сознания. Я не могу ее разбудить. У меня здесь ребенок. Я не знаю, что делать.

Я в панике. Не могу поступить так с Гэвином. Я наблюдал за тем, как Хантер и Оливия остались без жены и матери, и прокляну себя, если Гэвин испытает ту же боль.

— Хорошо, вы можете сказать, дышит ли она?

Я подношу пальцы к носу Тори, чувствуя ее дыхание.

— Да. Но не знаю, насколько хорошо.

— Замечательно. Это хорошо, что она сейчас дышит. Мне нужно, чтобы вы оставались с ней и продолжали следить за ее дыханием. Помощь уже в пути.

— Хорошо, я беспокоюсь о ней, — говорю я ему.

— Знаете ли вы, какие таблетки она пила, ЭйДжей?

Я хватаю флакон с пола и снова пытаюсь прочитать название, чтобы убедиться, что в первый раз прочитал верно.

— «Валиум».

— Сколько она выпила?

— Я даже не знал, что они ей прописаны, и не знаю, сколько таблеток было во флаконе. Я отвлекся лишь на минуту.

— Хорошо, нуждалась ли она в приеме «Валиума»?

— Мне она не говорила, — отвечаю я. Голос звучит так, словно я вообще не знаю свою жену. Может, это действительно так.

Я перевожу оператора на громкую связь и отправляю Хантеру текстовое сообщение. Мне немедленно нужна его помощь — мне нужно, чтобы он приехал и остался с Гэвином, пока я буду в больнице с Тори.

— Как ее дыхание? — спрашивает оператор.

— Дышит.

— Хорошо, хорошо, ты отлично справляешься, ЭйДжей.