Глава 18

Я, наверное, объехал сегодня весь штат. Мне просто нужно подумать, но прошло уже несколько часов, и мне необходимо увидеть Гэвина. Я никогда не оставлял его на ночь, не говоря уже о целом дне.

Повернув к подъездной дорожке у дома Хантера, я вижу Олив и Лану, стоящих у двери. Они так и подпрыгивают от нетерпения и машут мне, чтобы я поторопился.

Я выпрыгиваю из грузовика и бегу к входной двери.

— Это что же так взволновало моих любимых племянниц? — спрашиваю я.

— Гэвин вот-вот сделает первый шаг! Быстрее! Я его учу с тех пор как пришла домой из школы, и у него скоро получится.

Олив и Лана были вроде как старшими сестрами Гэвина с того дня, когда он родился. Каждый раз, когда девочки остаются с ним, они пытаются научить его, как они говорят, новым трюкам.

— Не шутишь? — восклицаю я, уже мчась по дому.

Мы ждали, когда Гэвин пойдет, вот уже несколько месяцев, и я начал немного волноваться, учитывая, что ему уже год и четыре месяца. Я думал, что все дети к этому времени уже умеют ходить, но, наверное, он просто наслаждается этим беззаботным счастливым временем.

Оказавшись в общей комнате, я обнаруживаю Гэвина. Он стоит у края дивана и улыбается во все зубы.

— Па! — он возбужденно приседает и машет мне рукой. — Па!

— Гэвин, готов? Давай покажем па, что мы умеем, — говорит Олив.

Она хватает пульт от телевизора. Это любимая игрушка Гэвина — неудивительно, он ведь мой сын. Олив встает в нескольких метрах от дивана с вытянутыми руками.

Гэвин тянется за пультом, и я осознаю, что едва ли не молюсь о том, чтобы у него получилось. Мне нужно хоть что-то хорошее. Я встаю на колени и машу ему.

— Давай, дружок!

— Ты сможешь, Гэвин! — визжит Лана.

Гэвину невероятно нравится поток эмоций, который постоянно дарят ему девочки.

Он смеется и делает шаг, и другой, и еще один, затем еще три, а потом падает Олив в объятия и валит ее на спину. Они оба смеются. Гэвин, делающий первые шаги, одновременно радует и разбивает мне сердце.

— Позвони тете Тори! — вопит Олив. — Она захочет это увидеть.

Ее слова совершенно ненамеренно становятся последней каплей, и я падаю на спину, стараясь изо всех сил сохранять самообладание, но внезапно у меня не остается этих самых сил. Я разваливаюсь на части.

Мне тяжело дышать. Я слышу, как Олив зовет меня, но кажется, будто она за несколько километров от меня. Слезы наполняют глаза и текут по моим щекам, размывая все вокруг... я совсем разбит. Я не хотел ребенка по двум причинам: первой был страх потерять его или ее снова, а второй были Хантер и Олив, и их жизнь после того, как умерла Элли. Я не мог позволить себе оказаться в их ситуации, но, кажется, так и вышло.

И вот он я... один страх оказался неправдой, но другой — истинный и реальный. Олив проходит мимо меня, Гэвин извивается в ее руках, и через несколько секунд — как мне кажется — я чувствую на плечах руки. Они поднимают меня и толкают на диван — или я сам падаю на диван, не уверен.

— ЭйДжей, — говорит Хантер, глядя мне в лицо, хлопая меня по щекам и встряхивая. — Возьми-ка себя в руки, братишка.

Я стараюсь дышать глубже, но, кажется, не могу. Такое чувство, будто я пытаюсь дышать через соломинку. Закрываю глаза и с трудом сглатываю, пытаясь успокоиться. Какого черта со мной сейчас происходит? Со мной такого не бывает. Я не расстраиваюсь и не злюсь вот так.

— Прости, — едва слышно шепчу я.

— Какого черта происходит? Шарлотта, ты можешь принести ЭйДжею стакан воды? — кричит Хантер.

Шарлотте понравилась Тори, когда я впервые привел ее в наш дом, чтобы познакомить с семьей, но это, может быть, потому, что Шарлотта и Хантер тогда жили вместе всего год. После того как они поженились, Шарлотта начала выражать свое мнение. Она не приукрашивает правду. Она очень напористая и иногда немного властная. Я люблю ее. Она моя невестка, но честности иногда было слишком много. Хотя, если бы я прислушался к ее трезвому мнению, возможно, глаза у меня раскрылись бы чуть раньше.

— Что случилось? — взволнованно спрашивает Шарлотта, появляясь в комнате со стаканом воды.

— Я не знаю, — говорит Хантер, забирая стакан из ее руки. — Выпей это.

Он протягивает мне воду и садится рядом со мной на диване.

— ЭйДжей, — говорит Шарлотта. — Ты в порядке? Господи, ты в слезах. Человек, который не плачет. Наверное, все плохо.

Я молчал о большей части проблем с Тори. У Хантера наверняка были догадки, тем более, что именно он мне в трудные минуты и помогал, но детали я скрывал. В основном из-за того, что они могли бы осудить меня, и я не был готов услышать их осуждение.

— Так много всего, что я не знаю, с чего начать. — Ко всему прочему, я виноват. Мы с Хантером всегда были очень открыты друг с другом, и не знаю, как он воспримет правду, которую расскажу сейчас. — Я жил во лжи.

— Девочки, отведите Гэвина в гостиную и поиграйте с ним, — говорит Хантер.

— Но я хочу знать, что не так, — говорит Олив. Она говорит совсем не как девочка ее возраста. Оливия — маленький взрослый, которая должна быть в курсе новостей, иначе наступит конец света — ну, по крайней мере, ей так кажется.

— Сейчас же, — говорит Хантер, жестом указывая на выход.

Олив стонет. Они с Ланой забирают Гэвина и уходят в другую комнату.

— Валяй, — говорит Хантер.

Шарлотта встает и хлопает Хантера по плечу.

— Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится.

— Ты можешь остаться, — говорю я ей. — Лучше, если я не буду повторять это дважды и не стану вынуждать кого-то делать это за меня. Мне все равно придется сказать маме и папе, и это будет отстойно.

Шарлотта кажется немного удивленной, услышав, что я хочу, чтобы она осталась, и садится на диван напротив нас.

Я провожу руками по коленям, чувствуя, как в животе все скручивается от того, что должен вывалить на них все эти проблемы.

Снова пытаюсь сделать еще один глубокий вдох, и теперь у меня в легких немного больше места, поэтому делаю еще один глубокий вдох и снова, пока не нахожу в себе силы закрыть глаза и сосредоточиться на том, что нужно сказать.

— Может быть, начнем с того, почему ни с того ни с сего вдруг появилась Кэмми, — говорит Хантер.

— Она только часть этого, — говорю я ему. — Все плохо, Хант. Очень плохо.

— Кто-то умер? — спрашивает он слабым голосом.

— Нет. — Я вдыхаю и выдыхаю еще пару раз, прежде чем, наконец, открыть глаза и посмотреть брату прямо в лицо. — Кэмми родила сразу после выпускного.

— Да, я знаю, — смеется он. — Весь город знал.

Он говорит это обыденным тоном, но затем я вижу, как выражение его лица меняется.

— Она родила от меня, Хант.

— Черт возьми, — выпаливает Шарлотта. Спасибо, Шарлотта.

Хантер откидывается на спинку дивана и пробегает пальцами по волосам.

— Офигеть. Я думал… Разве она не отдала ребенка на усыновление?

— Да, я был против, но у меня не было права голоса. Родители заставили Кэмми отдать ребенка.

— К чему ты клонишь, ЭйДжей?

Он начинает беспокоиться, и я не знаю, куда заведет его разум, но могу сказать, что почти вижу, как от стен отскакивают его мысли.

— Люди, которые забрали нашу дочь, погибли в авиакатастрофе, поэтому она решила отыскать Кэмми.

— Кэмерон, — исправляет он меня. Ясно, эти двое говорили. — Эта та авиакатастрофа несколько недель назад, в которой погибли восемь человек?

Он сосредотачивается совсем не на том, и мне еще тяжелее.

— Да, в любом случае, Кэм… она приехала сюда, чтобы найти меня. Она приехала, чтобы познакомить меня с нашей дочерью. У меня есть дочь, Хантер. Ей тринадцать. Она потрясающая. И она моя. Кэмми выясняет, как сохранить наши родительские права.

Шарлотта сидит с открытым ртом. Хантер тоже, он чешет свой заросший подбородок.

— Вот дерьмо.

— Это не дерьмо, — говорю я ему.

— Почему… что... как ее зовут? — спрашивает он.

— Эвер. — Я чувствую себя немного лучше теперь, когда половина карт выложена на стол.

— Красивое имя, — говорит Шарлотта. — Где они сейчас?

— Занимаются кое-какими делами в гостинице в центре города.

— Почему они там? — спрашивает Хантер. — Они могут остаться здесь. У нас есть место. Боже, им не обязательно жить в гостинице. Я конечно понимаю, Тори наверняка не хочет, чтобы они остановились у вас, но мы-то рады помочь.