Не знаю, как выглядит мое лицо, когда Хантер говорит это, но он отводит взгляд и сглатывает.

— А это другая часть... всего, — говорю я.

— Всего? — переспрашивает Хантер.

— Вчера у Тори был еще один эпизод, — объясняю я.

Хантер закрывает лицо ладонями и упирается локтями в колени.

— Нет, — выдыхает он. — Как не вовремя.

— Да, было ужасно. Вчера вечером я солгал, когда сказал, что мы идем ужинать. Я просто использовал это как оправдание, чтобы ты присмотрел за Гэвином.

— Не волнуйся об этом, — говорит он. — Что… Итак, что происходит?

Мне снова тяжело дышать. Я так взволнован, что больше не могу контролировать свои чертовы легкие.

— Мне пришлось вызвать «скорую». И сегодня утром первым делом я пошел в больницу, чтобы посмотреть, как у нее дела.

— И? — Хантер поднимает голову. — Как она?

Я дотягиваюсь до своего кармана и подаю ему крошечный чертов конверт. Хантеру требуется секунда, чтобы открыть его и заглянуть внутрь, прежде чем передать его Шарлотте. Он закрывает глаза и снова опускает голову.

— Черт.

— Она переезжает в Айдахо, чтобы найти своего отца и чтобы уехать от меня и Гэвина. Очевидно, мы — причина ее суицидальных эпизодов.

Хантер издает смешок.

— Это самое нелепое, что я когда-либо слышал. Тори не может просто так уйти, но после того, что я видел в последние пару лет... Не знаю, что и думать.

— Да, я тоже не знаю, что и думать, — говорю я ему.

— Какая мать… — Хантер встает, его лицо покраснело. — Какая мать добровольно оставит своего ребенка? Ей тяжело, да. Боже, это не совсем то же самое, что выбросить старое полотенце. Она не может... нет, она не может этого сделать.

Я знал, что это причинит ему боль. Он так же привязан к Гэвину, как и я к Олив, и большой разницы между любовью, которой я люблю этих двоих, нет. Они оба — моя кровь. Хантер переживал за Олив — он все еще переживает за дочку, лишившуюся родной мамы. Теперь нам обоим предстоит переживать это из-за Гэвина. Снова.

— Почему, черт возьми? — кричит он, и Шарлотта встает, чтобы успокоить его, как делает всегда, когда все выходит из-под контроля.

— У нее было тяжелое детство. Ее мать повесилась, и сестра… Тори видела, как ее сестра погибла через несколько дней после смерти матери. Очевидно, она винит себя. Вот почему она никогда не хотела иметь детей.

— Люди говорят это все время. Это не означает, что надо бросать своего ребенка, — спорит он.

Я знаю это. Я все это знаю. Я не хотел ребенка, а теперь я не могу жить без него. Я наблюдаю за эмоциями гнева, обиды, понимания и боли на лице брата. Проходит несколько минут, и он глубоко вздыхает и садится обратно.

— Это тяжело, братишка. Тяжело принять. Очень.

— Почему ты мне ничего не сказал? Ты же знаешь, я всегда рядом с тобой. Таким братья обычно делятся, разве нет?

Я знал, что ему будет больнее.

— Я не знаю. Мне было страшно. В обеих ситуациях.

Хантер тяжело дышит и потирает руками лицо.

— Хорошо, мы справимся. Мы справимся с этим.

Отчасти по этой причине я держал все в себе. Нет никакого мы. Есть только я. Не то чтобы я не ценил его поддержку, но я сам должен со всем справиться.

— Я ценю, что ты это сказал, но тут особо не с чем справляться. Тори уехала, может быть, навсегда, кто знает, и Кэмми уезжает в Коннектикут, чтобы заняться вопросами опеки над Эвер.

— Как все это могло случиться за одну неделю? — спрашивает Шарлотта.

— Наверное, одно спровоцировало другое…

Я чувствую себя виноватым за то, что вызвал приступ у Тори, но в то же время немного рад — в этот раз она не причинила себе вреда, и я узнал правду. Сейчас, а не через несколько лет, когда я был бы еще более нечастным.

— Охренеть, — говорит Хантер. — Черт, я не знаю, что тебе сказать.

— Да, я тоже не знаю, что сказать.

— Мне очень жаль, ЭйДжей. Хотелось бы надеяться, что Тори изучила все выходы, прежде чем принять это решение. Я хочу верить. Может, если ты будешь в это верить, тебе станет легче это принять, — говорит Шарлотта, явно пытаясь облегчить ситуацию. — Несмотря на все это, мы с тобой, нужна тебе наша помощь или нет. И ты это знаешь, правда? Мы семья, и ты всегда был рядом с нами, особенно с Хантером.

Я бы с удовольствием согласился с Шарлоттой, но не уверен, что даже она сама согласна с тем, что говорит, я вижу это по ее взгляду. В конце концов, я не уверен, что смогу это принять.

— Шарлотта, можешь дать нам минутку, — просит Хантер.

— Конечно. — Она встает с дивана и выходит из комнаты. — Я уже знаю, что ты собираешься сказать, Хантер. — Ее голос доносится до нас из центральной части дома.

Наверняка я выгляжу так же растерянно, как и чувствую себя. Приподняв брови, я жду, что скажет Хантер.

— Брат, — начинает он, — может быть, я попаду в ад за то, что скажу, но я должен сказать это: Тори приняла решение. Ты должен сосредоточиться на Гэвине и на том, что у вас с Кэмерон и Эвер. Все сразу принять тяжело, — говорит он со вздохом. — Боже, я догадывался, что что-то будет. Когда появилась твоя секси-бывшая Кэмерон и спросила о тебе, ее лицо светилось, как будто она получила долгожданный подарок на Рождество. Она сказала, что скучала по тебе и выглядела более чем разочарованной, когда я сказал, что ты женат и у тебя есть ребенок.

Хантер проводит руками по лицу, вероятно, ощущая лишь толику того разочарования, которое ощущаю я.

— Не хочу даже спрашивать, но знает ли она, что сейчас происходит с Тори?

— Да, она знает, — говорю я, чувствуя себя виноватым и за это тоже. — В любом случае, я рад, что мы поговорили.

— ЭйДжей, — решительно говорит он. — Ты несчастлив уже почти два года. Я терпел, когда ты цеплялся за свою жену, которая постепенно превращалась в полнейшую незнакомку, терпел, когда она превратилась в того, кто не думает о своей жизни и о твоей тоже. Ты растил Гэвина почти в одиночку, и у тебя целых полтора года мешки под глазами от усталости. Ты не шутил, и ты едва ли улыбнулся за последние несколько месяцев. Я скучаю по своему брату, и хотя то, что происходит с Тори, ужасно для вас с Гэвином, часть меня благодарна за то, что теперь ЭйДжей может стать собой. Ты заслуживаешь счастья.

— У него не будет матери, — зло рычу я.

— У него есть чертов отец, и мы оба знаем, что это не конец жизни — я думаю, по моему примеру это видно.

— Я не знаю, — протестую я, хотя аргументов у меня нет.

— Ты хочешь бороться, вернуть ее? — спрашивает Хантер. — Хочешь попробовать сделать что-то, чего раньше не делал? Ты думаешь, это сработает?

Смотрю сквозь него в поисках ответа на вопрос.

— Она моя жена, — ухожу я от ответа.

— А что насчет тебя? — спрашивает Хантер.

— Думаю, мне нужно подумать, — говорю я, вставая с дивана.

— Ты завтра будешь на работе? — спрашивает он.

— Да, с Гэвином на буксире.

— Я могу посидеть с ним завтра днем, если надо, — кричит Шарлотта.

— Разве она не вышла, чтобы не слышать меня? — смеется Хантер.

— Женщины говорят, что не хотят слушать всякую фигню, но они всегда подслушивают. Всегда.

— Это чертовски точно, — соглашается Хантер.

— Очень смешно! — заявляет Шарлотта. — Да, оставь завтра Гэвина здесь. Мы разберемся со всем, ЭйДжей. Не волнуйся, ладно?

Я киваю и направляюсь в гостиную, чтобы собрать вещи Гэвина. Он прыгает по Олив, кидает в нее малину, и она ест ее.

— Нам пора, Олли-Лолли и Лана-Банана.

Девочки поднимаются и заключают меня в медвежьи объятья.

— Мне жаль, — говорит Олив. Я не собираюсь спрашивать, о чем она сожалеет, потому что знаю, что в этом доме вирусом подслушивания заражены все.

Я смотрю на нее, приподняв брови.

— Хорошо, что я люблю тебя, малышка.

— Я встречусь с ней? — спрашивает она тихо. — Эвер. Она моя кузина, верно?

Я киваю, пытаясь спрятать улыбку.

— Вы скоро встретитесь, точно.

Тихое: «да!» срывается с ее губ, и она начинает кружиться. Ей бы понравилось, если бы наша семья стала на сто человек больше... она совсем как Элли.

— Ты дочь своей матери. Это точно, — говорю я, взъерошив ее кудри.

— Дядя! — кричит она. — Не лохмать мне волосы!

Выхожу из дома с Гэвином на руках, но едва делаю пару шагов, как начинает звонить телефон. Внутри все сжимается. Кто это и чего хочет? Тори уехала? Это Кэмми? Она хочет меня видеть? Она передумала?