Он обвил рукой плечи Дейдре, они пошли к башне маяка, Лорелей плелась за ними. Джереми отпер дверь внизу башни и повел их. Лорелей поднималась по большой спиральной лестнице, что вела к платформе со светом. Линзы крутились, окруженные большими окнами с видом на пляж и океан.
— Красиво, да? — спросила Дейдре.
— Да, потрясающе, — сказала Лорелей. Она попыталась увидеть больше из окна.
— Маяк тут с начала девятнадцатого века, — сказал Джереми, — хоть он немного обновлен. До появления маяка тут часто разбивались корабли. Опасные воды. И пираты забирались на камни и заманивали корабли лампами. Когда корабли приплывали, они грабили их. Местные звали их проклинающими луну, ведь они ругались, когда луна светила ярко, и моряки не видели их лампы. И деревня построила тут маяк, чтобы корабли плыли безопасно.
— Интересно, — но Лорелей больше впечатлял вид, чем урок истории.
— Кстати, Хелен говорила, что один из наших предков был тут смотрителем в 1800-х, — сказала Дейдре. — Она унаследовала работу после смерти ее мужа. Редкие женщины тогда были в маяках. Странно думать, что тут жил кто-то из нашей семьи, да?
Лорелей медленно обошла платформу маяка. Пляж тут был не таким, как возле утесов дома Делуа, камней тут было меньше. Она представляла, как люди плавают в воде семьями летом, но сейчас пляж был пустым, мертвая трава торчала среди снега, ее трепал ветер. Океан покрывал тонкий слой тумана.
Они закончили в маяке, Дейдре продолжила тур по городу. Они пообещали в ресторане за магазинами Главной улицы, где Дейдре дружила с одним из официантов. Они проехали пристань, и Дейдре указала на пару кораблей «Аквайтора». Магазины Главной улицы очаровывали, полные диковинок, дорогих украшений, разных новинок. Многие магазины устраивали скидки в честь конца сезона. Дейдре и Лорелей порылись там, напевая под музыку, играющую в магазинах. Они отправились в супермаркет недалеко от города и купили продукты для Хелен, а потом поехали домой.
— Сегодня было весело, — сказала Лорелей, вытаскивая мешок картофеля из багажника. — Спасибо, что показала мне город.
Они принесли пакеты в дом, и Лорелей услышала голос, поющий в гостиной. Она бросила мешки в прихожей и завернула за угол, чтобы послушать. Хелен смотрела в окна и пела, и Лорелей знала слова.
Sofðu unga astin min
uti regnið grætur.
Mamma geymir gullin þin
gamlan legg og voluskrin.
Við skulum ekki vaka um dimmar nætur.
Песня была медленной, чарующей. Хелен обернулась и увидела Лорелей на пороге.
— Я знаю песню, — сказала Лорелей. — Это мамина песня. Она пела ее мне каждую ночь, когда я была ребенком.
— А я пела это ей, — сказала Хелен. — Это колыбельная.
— Я думала, что забыла слова, но теперь вспомнила.
— Это хорошо. Может, когда-то ты передашь ее своей дочери. Колыбельные нынче как наследие. Мы забираем их у наших матерей и передаем будущим поколениям, чтобы эти частички нас оставались живыми с нашими детьми.
— Красивая песня. И мне нравится, как вы ее пели.
Вечер был полон домашнего уюта, как и прошлой ночью. В дома вкусно пахло, женщины собрались за ужином, снова спели сначала молитву. После ужина Лорелей нашла книгу и ушла в комнату почитать и искупаться. Она пообщалась с кузиной Дженнифер, но не сказала ей, что уже не была в Калаисе.
Лорелей лежала в кровати, думала об утре, когда увидела Хелен, поющую в океане. Это открытие выделялось на фоне остальных, что Лорелей сделала за день. Она снова вспомнила тот миг. Почему она была в воде, плакала с морем? Иначе описать это не удавалось, казалось, она горюет, и ее голос доносился до дома, что не должно было происходить. Это беспокоило Лорелей, ведь казалось необычным для такой спокойной женщины, как Хелен, вдруг пройти в океан посреди зимы в одежде и петь. Но в глубине души ей казалось, что Хелен в воде была естественным явлением.