«С обывательской точки зрения…»
С обывательской точки зрения,
Принимаемой без оглядки,
И выводится нечто среднее,
То, с которого взятки гладки.
Перемешано, перемолото
И зерно его и полова.
Дорожает на рынке золото.
Обесценивается слово.
Икона
В современном интерьере,
Где богемское стекло
И цветочки на портьере,—
Вдруг иное расцвело.
…Желтый луч на землю падал,
Свод струился голубой,
И стоял апостол Павел
С аурой над головой.
Икона и ее владелец
Изумляет разность блика
Совместившиеся здесь
Чистота святого лика
И уверенная спесь.
Эта старая икона
Мне напомнила сильней
Ситуацию угона
Самолета наших дней.
Боги
Мифологии греческой боги,
Разъярившись, метали огни.
Кто, мешая, вставал на дороге —
Никого не щадили они.
Нет, не только ленивое барство
Молодых крепкотелых богов,
Но злопамятность, хитрость, коварство
В дивных кущах иных берегов.
Принимая блаженство и отдых,
Не блюли интересы ничьи,
Превращая себе неугодных
В телок, скалы, деревья, ручьи.
Чтение
Что за привычка — читаешь
Сразу же несколько книг.
Эту небрежно листаешь,
В ту основательно вник.
В третьей дошел до средины
И отложил навсегда.
Строго не будем судимы.
Это никак не беда.
Или все тянешь и тянешь
И понимаешь ясней,
Что вспоминается та лишь,
Давняя, схожая с ней.
Новую вот на неделе
Взял — и четыре строки
Необъяснимо задели,
Как задевают стихи.
Коля Глазков. Штрихи к портрету
Был он крупен и сутул.
Пожимал до хруста руки,
Поднимал за ножку стул,
Зная толк в такой науке.
Вырезал стихи друзей,
Что порой встречал в газете,
И с естественностью всей
Им вручал находки эти.
Не растрачивал свой пыл
На душевные копанья,
А Якутию любил
И публичные купанья.
Пил грузинское вино —
Большей частью цинандали,—
И еще его в кино
С удовольствием снимали.
…Это беглые штрихи
К бытовому лишь портрету.
Ибо главное — стихи,
Жизнь дающие поэту.
Краткий бег карандаша,
Откровения услада
И — добрейшая душа
Иронического склада.
Письмо от Сухова
Приречный гром, в девятый раз проухав,
За рощами нашел себе приют.
Но пишет мне сегодня Федор Сухов
О том, что соловьи еще поют.
И словно бы душе моей побудка,—
Негаданно берущая в полон,
Прибавленная Федей незабудка
Отвешивает сдержанный поклон.
А он зовет — туда, где в травах тропка.
Он говорит: «Когда ж приедешь ты?
А то мне даже чуточку неловко,
Что я один средь этой красоты…»
«В жизни каждый — и не раз…»
В жизни каждый — и не раз
Претендует на вниманье,
Ибо хочется подчас
Нежности и пониманья.
Но стоит антициклон
Над землей Нечерноземья.
Ранит душу пыльный склон.
Погибает в почве семя.
«Путь мой единственный, где ж он?..»
Путь мой единственный, где ж он?
Молодость наша, прости.
Был я со всеми процежен
Сквозь этой жизни пласты.
Пробы — на смелость, на ересь —
Сквозь этой жизни слои.
Но сохранил я, надеюсь,
Качества только свои…
Слезы волнения вытри
Или сквозь слезы взгляни.
Счастье, что в некоем фильтре
Не потерялись они.
На встрече
Четыре поэта-ифлийца.
И сорок прошло уже лет
С тех пор, как ударил в их лица
Холодный военный рассвет.
…Так брат постаревший у брата
О жизни расспрашивать рад.
Но что их сближает? Утраты.
Единая горечь утрат.
И в старом московском пейзаже,
Что в пыльное смотрит окно,
Все новое нынче…
И даже
Твардовского нету давно.
Однополчане
Два товарища давних, два ратника,
Обжигая сверканьем седин,—
Оба сняли пальто аккуратненько,
Даже сбросил ботинки один.
И сидят они около столика,
На котором случайная снедь,—
Три внезапно воскресших соколика,
Не успевших, верней, умереть.
Слишком многое начисто выжжено.
Но из пепла того и золы
Как-то даже светло и возвышенно
Три зеленых восходят стрелы.