Удильщик. Но, сэр, я не вижу рельсов.

Сумасшедший. Терпение, сэр! Поношения рельсов мы ожидаем от публики. Колледжу лишь останется подготовить шпалы.

Удильщик. Значит, идея Туннеля...

Сумасшедший. Моя, сэр! О, фантазия! О, остроумие! О, богатая юмористическая жила! Когда пришла идея? В мороке полуночи. Что подало идею? Совочек для сыра. Как пришла идея? Приснилась в кошмаре. Внемлите — я расскажу вам. Постройте студентов в каре — и можете принимать звание каноника. Всю ночь мне грезились омары, в строгом порядке марширующие по столу. Что-то затрещало в пламени свечи — что-то звякнуло среди чайных чашек — что-то в невыразимом томлении затрепетало под каминным ковриком. Сердце подсказало мне, что нечто грядет — и нечто грянуло! Голос воззвал: «Совочек для сыра!» — и меня озарила Величайшая Мысль моей жизни! Поместив на каминную полку завалявшийся кусок сыра стильтон, как если бы он представлял собой вот этот выдающийся Квадрат, я отступил в дальний угол комнаты, вооруженный одним лишь совочком для сыра, и бесстрашно принялся ожидать слов команды. В атаку, Дегустатор, в атаку! Ну, стильтон, держись! Подскочив на месте, я с воплем ринулся через комнату и вонзил совочек в самое сердце врага! Повторим подвиг! Опять крик — еще прыжок — и еще одна полость на месте вывернутого куска сыра! Дело сделано!

Ловчий. Но ведь если, сэр, вы орудовали закруглённым совочком для сыра, то и эти полости должны быть округлыми.

Сумасшедший. Поначалу они и были таковыми, но, подобно непостоянной Луне, моему спутнику-хранителю, я по ходу дела изменил решение. О, восторг сего безумного момента! Я всё-таки разгадал Великий Секрет. Никогда, никогда! День за днем, неделю за неделей позадь дощатой загородки воссоздавал я это видение прекрасного. Мир жил своей жизнью и ни о чём не догадывался. Каково блаженство, когда вчера загородка была отброшена, и Видение стало Реальностью. В этот час триумфа я стоял у Врат Фомы и смотрел на проходящих мимо. Они взглядывали! Они вздрагивали! Они взвизгивали! У них щеки бледнели в завистливой дрожи! Резкие нечленораздельные слова горячечного восторга возносились от их уст! Что удерживало меня, что, спрашиваю я вас, удерживало меня от того, чтобы броситься к ним, схватить их в неистовые объятья и заорать в уши: «Это мое! Это мое! [150]»

Удильщик. Возможно, та мысль, что...

Сумасшедший. Вы правы, сэр. Мысль, что по-соседству находится психиатрическая больница и что уже две медицинские справки... Но я умолчу. Дело сделано. Давайте сменим тему. Сейчас там внутри разыгрывается музыкальное представление. Хотите послушать? Его дает наше собрание каноников. Ха-ха! Его даёт Капитул!

Удильщик. Сэр, я с удовольствием его послушаю.

Сумасшедший. Вы подвергнетесь вымогательству, сэр, едва туда войдете. Любовь, любовь, ты движешь шляпой! Пускаешь её вкруговую. Кладите денежки! Vivat Regina! Деньги не возвращаются!

Удильщик. Почём, сэр?

Сумасшедший. По входе.

Удильщик. То есть, почём за вход?

Сумасшедший. Сэр, а пойдёмте-ка вместе. О епископских сборах слыхали? Так епископам далеко до капитулов. О, я сам горю желанием видеть действие этого изящного механизма. Во-первых, шестипенсовик за пользование при вытирании ног железной сеточкой у входа. Затем пять пенсов за право выбора, через который из проёмов пройти к дверям. Затем несчастные три пенса за то, чтобы повернуть дверную ручку. Затем шиллинг с головы за допуск внутрь, или по полукроне с каждого, над которым по два главы. Только это явная несправедливость, ибо, изволите видеть, удвоение шиллинга дает...

Удильщик. Но ведь и случай, сэр, довольно необычный в природе.

Сумасшедший. И затем, сэр, пять шиллингов, чтобы посторожить ваш зонтик. Вот и получается, что посетители посообразительее норовят, перед тем как войти, спрятать свой зонтик, либо проглотив его (но это небезвредно для здоровья внутреннего «я»), либо засунув его себе сзади за жилет, где он так и торчит, упираясь в загривок — да это вы можете видеть и по мне, наблюдая некоторую жёсткость моих манер. Ну, прощайте, джентльмены, я иду слушать музыку.

Сумасшедший уходит.

Удильщик, Ловчий, Тьютор.

Ловчий. Он покинул нас; однако, думается мне, мы от этого не потеряли, ибо взгляни-ка: вон приближается еще один; одет он скромно и несет на голове Гофмановский лексикон, все четыре тома «ин фолио» [151].

Удильщик. Поверь мне, это на его ремесло указывает. С добрым утром, сэр! Если я делаю правильный вывод на основании вашей ноши, вы являетесь в этом учёном месте преподавателем?

Тьютор. Я Тьютор, сэр, и натаскиваю по множеству неизвестных языков.

Удильщик. Мы весьма рады, что встретили вас, сэр, и хотели бы спросить, если это не слишком вас затруднит (как мы уже спрашивали ваших ученых коллег, только не поняли ответов), о причине появления этих архитектурных новшеств, кои видим мы вокруг, а ведь все эти вещи столь же странны, сколь и новы, и столь же неприглядны, сколь странны.

Тьютор. Сэр, я с удовольствием удовлетворю ваше любопытство и расскажу вам все. Вам следует узнать (ибо здесь-то и лежит суть дела), что девиз Руководящего Органа таков:

«Diruit, aedificat, mutat quadrata rotundis», что я сейчас же и поясню.

Diruit. «Разрушил». Свидетельствует эта чудная выработка балюстрадной породы вплоть до крайней левой оконечности Трапезной, словно просека в девственном лесу. Как дерево всего более восхищает нас, когда топор дровосека уже низверг его ствол, а привлекательность жемчужного ряда зубов, обрамленных рубиновыми устами, осознаётся лишь по утрате одного из них, так, верьте мне, и этот сказочный Квадрат лишь приукрашен тем, о чем глупцы насмешливо отзываются как о «Траншее».

Aedificat. «Построил». Свидетельствует всей своей эфирной грацией эта изящная Звонница, которая вот-вот, кажется, взлетит и унесется ввысь на наших глазах! Подобно тому, как вокзальный носильщик шествует с редкой величавостью, когда несет на голове чемодан, или как моя скромная персона воссияла красой благодаря этим громоздким томам, а океан чарует нас всего сильнее, только если прямоугольная купальная кабинка нарушает однообразие его волнистого берега, — так и мы осчастливлены присутствием того, что завистливый мир равняет с «Табачным ящиком».

Mutat quadrata rotundis. «Поменял квадратное на круглое». Свидетельствует этот ряд дверец и оконцев с плоским верхом, так живописно пробитых обок этого двойного арочного проема. Ибо, в самом деле, хотя и безыскусные по исполнению («безыскусно изысканны», как говорит поэт [152]), они здесь совершенно незазорны. Будь этот удвоенный сводчатый портал побольше, он был бы совершенно под стать своим собратьям в углах нашего Квадрата, а будь он поменьше, то повторял бы точь-в-точь те дверцы, что прорублены по сторонам. Только простецы полагают, будто это лишь оставшиеся после строительства зазоры. Да что тут говорить, наши арочные своды почти безоконные! Мы ищем Диковинок и Небывальщины! Мы по праву гордимся нашим двуличным проемом, и нечего его «Туннелем» обзывать.

Ловчий. Вот что, сэр, позвольте задать вам немного шутливый вопрос. Почему Руководящий Орган избрал для девиза такие банальные слова? Ведь они же, как мне припоминается, есть просто-напросто примеры из Латинской Грамматики!