Интерьер столовой был выдержан в тех же пастельно-зелёных тонах, что и весь отель, только большая тиснёная буква «Б» в оформлении не использовалась. Мебель была антикварная, девятнадцатого века, вся из дуба. На стенах висели портреты маслом того же периода, все — из Европы. Невозможно было представить себе, что за стенами этой комнаты существует иной мир — мир быстро развивающегося современного отеля.
Авель занял своё место во главе красивого стола, за которым могли бы разместиться восемь человек. В тот день он был накрыт на двоих.
— Немного напоминает Старую Англию, — заметил Генри.
— Я уж не говорю о Польше, — ответил Авель, а официант в ливрее подал им копчёную лососину и налил в бокалы «Шабли».
— Теперь я понимаю, почему вы так быстро набираете вес, барон! — Генри посмотрел на полную тарелку перед ним.
Авель нахмурился и сменил тему.
— Вы пойдёте завтра на игру «Кабс»?
— Какой смысл? Их рекорд по проигрышам на своём поле не удалось побить даже республиканцам. Зато у «Трибьюн» не будет повода описывать матч как встречу почти равных соперников, — что никак не подтвердится счётом, — или говорить, что, сложись обстоятельства иначе, «Кабс» могли бы выиграть.
Авель засмеялся.
— Одно я знаю точно: вы никогда не увидите вечерних матчей на «Ригли филд», — продолжил Генри. — В Чикаго не приживётся бейсбол при искусственном освещении.
— В прошлом году вы то же самое говорили о пиве в банках.
Теперь настала очередь Генри Осборна нахмуриться.
— Полагаю, вы пригласили меня на обед не для того, чтобы выслушать моё мнение о местной бейсбольной команде или пивных банках. Авель, так чем я могу помочь на этот раз?
— Всё просто. Мне нужен ваш совет, что делать с Уильямом Каином.
Генри, казалось, подавился. А Авель подумал о том, что надо приказать повару удалять все кости из лососины, и продолжил:
— Вы как-то рассказывали мне, Генри, в очень ярких деталях, что он обманом лишил вас денег, когда ваши пути пересеклись. А со мной Каин поступил ещё хуже. Во время Великой депрессии он надавил на моего ближайшего друга и партнёра Дэвиса Лероя, и это стало непосредственной причиной его самоубийства. Чтобы ещё сильнее осложнить ситуацию, Каин отказался предоставить мне кредит, когда я захотел принять на себя управление отелями и попытаться вывести группу на хорошие финансовые результаты.
— И кто же вам тогда помог?
— Частный инвестор из банка «Континентал Траст», но я всегда подозревал, что это — Дэвид Макстон.
— Владелец отеля «Стивенс»?
— Тот самый.
— А что заставляет вас думать, что это был он?
— Когда я устраивал в «Стивенсе» приёмы по случаю моей свадьбы и крестин Флорентины, Макстон брал на себя оплату моих счетов.
— Но это ни о чём не говорит.
— Согласен, но я уверен, что это Макстон, ведь именно он давал мне шанс стать управляющим в «Стивенсе». Я сказал ему, что мне интереснее найти банкира для группы «Ричмонд», и через неделю его банк в Чикаго предложил мне деньги от имени анонимного кредитора, который скрывал свою личность, поскольку такой жест мог привести к конфликту интересов.
— Это более убедительно. Но расскажите мне, что у вас на уме в отношении Каина, — поинтересовался Генри, вертя в руке бокал.
— Я не хотел бы затевать что-то такое, что отнимет у вас много времени, Генри, но готов заняться тем, что может оказаться вам полезным как в финансовом, так и в персональном плане. Вы ведь питаете к Каину те же чувства, что и я.
— Слушаю, — сказал Генри, не отводя глаз от бокала с вином.
— Я хочу приобрести акции банка Каина в Бостоне.
— Это будет непросто, — сообщил Генри. — Большая часть акций находится в собственности семейного фонда и не может быть продана без его согласия.
— О, да вы прекрасно информированы, — заметил Авель.
— Это общеизвестно.
Авель не поверил.
— Что же, давайте начнём с того, что выясним имя каждого держателя акций банка «Каин и Кэббот» и посмотрим, нет ли среди них таких, кто проявит интерес к продаже своих акций по цене значительно выше биржевых котировок.
Авель увидел, как загорелись глаза Генри, когда он начал понимать, какие перспективы перед ним открывались, заключи он сделку с обеими сторонами.
— Но если Каин обнаружит это, то будет играть очень жёстко, — сказал Генри.
— Не обнаружит, — возразил Авель, — и потом, даже если и обнаружит, мы всё равно будем на два хода впереди. Как думаете, сможете справиться с такой работой?
— Попробую. А что вы хотите предпринять?
Авель понял, что Генри пытается выяснить, какова будет плата за его услуги, но он ещё не закончил.
— Я хочу получать письменные отчёты о состоянии дел на первый день каждого месяца, в которых вы укажете, акциями каких компаний владеет Каин, его обязательства перед другими компаниями и все подробности его личной жизни, которые только сможете разузнать. Я хочу, чтобы там было зафиксировано всё, даже то, что может показаться пустяком.
— Повторяю, это будет непросто, — сказал Генри.
— А тысяча долларов в месяц сделают работу проще?
— Полторы тысячи, конечно, упростят дело, — ответил Генри.
— Тысяча долларов в месяц на первые полгода. Если вы покажете свои способности, я увеличу эту сумму до полутора тысяч.
— Идёт, — согласился Генри.
— Хорошо! — Авель достал из внутреннего кармана уже выписанный чек на тысячу долларов.
— А почему вы были так уверены, что я соглашусь на эту сумму?
— Ну, не совсем так… — Авель достал второй чек, выписанный на сумму полторы тысячи долларов. — Если в течение первых шести месяцев вы покажете хорошие результаты, то потеряете только три тысячи.
Оба расхохотались.
— Ну, а теперь — к более приятным темам, — сказал Авель. — Мы победим?
— В бейсболе?
— Нет, на выборах.
— Ландон[2] включился в игру, чтобы подстегнуть своих. Но подсолнух из Канзаса не может рассчитывать на победу. Как сказал президент, этот цветок только снаружи жёлтый, а сердце у него чёрное, он годится на корм попугаям и никогда не доживает до ноября.
Авель опять рассмеялся.
— А как насчёт вас лично?
— Не беспокойтесь. Это место закреплено за демократами. Проблема состояла в том, чтобы выиграть номинацию, а не выборы.
— С нетерпением жду, когда вы окажетесь в кресле конгрессмена, Генри.
— Не сомневаюсь, Авель. А я с нетерпением жду дня, когда стану служить вам, равно как и моим избирателям.
Авель вопросительно поглядел на Осборна.
— Надеюсь, мне вы будете служить гораздо лучше, — заметил он, когда перед ним выкладывали стейк из вырезки размером во всю тарелку и наливали в бокал «Кот де Бон» 1929 года. Оставшуюся часть обеда они провели за обсуждением недавней травмы Габби Хартнета, четырёх медалей Джесси Оуэнса на Берлинской Олимпиаде и возможного вторжения Гитлера в Польшу.
— Никогда! — заявил Генри и начал вспоминать, как храбро сражались поляки при Монсе во время мировой войны.
Авель не стал комментировать его слова: он знал, что никаких поляков в сражении при Монсе не было.
Когда он вернулся вечером домой, Флорентина уже спала. Но она тут же проснулась и улыбнулась отцу, когда тот зашёл в детскую.
— Президанк. Президанк. Президанк.
Авель улыбнулся.
— Нет, не я. Ты — может быть, но не я.
3
В ноябре 1936 года Генри Осборн был избран в Палату представителей Соединённых Штатов от девятого округа Иллинойса. Преимущество его над соперником-республиканцем было чуть меньше, чем у его предшественника, главным образом из-за лени, но на руку Осборну сыграло и то обстоятельство, что Рузвельт не пропустил в своей кампании ни одного штата, кроме Вермонта и Мэна. В итоге представительство республиканцев в Конгрессе сократилось до семнадцати сенаторов и ста трёх депутатов Палаты представителей. Но Авеля интересовала лишь победа его кандидата, и он сразу же предложил Осборну место председателя планового комитета группы «Барон». Генри с радостью принял предложение.
2
Альфред Ландон — кандидат на пост президента США во время избирательной кампании 1936 года. Проиграл вчистую Франклину Рузвельту. Подсолнух — символ Канзаса. — Пер.