Доктор Байон:

Будете ли вы говорить об этом дальше, когда речь пойдет о сновидениях?

Профессор Юнг:

Боюсь, что не могу входить в такие подробности; сама тема слишком специальная. На самом деле это предмет особого переживания и опыта, и попытка его изложения оказалась бы очень трудоемкой. Описать сжато те критерии, с помощью которых я анализирую сны, практически невозможно. Сон, который вы упомянули, содержал образ маленького мастодонта – помните? Для того чтобы показать реальное значение этого мастодонта в органическом аспекте и объяснить, почему я должен рассматривать этот сон как органический симптом, придется начать с таких аргументов, после которых меня можно обвинить в страшном мракобесии. Но здесь действительно все окутано мраком. Мне пришлось бы изъясняться на языке базального разума, мыслящего архетипическими паттернами. Когда я говорю о мифологических паттернах, люди, осведомленные об этих вещах, понимают, о чем идет речь, но если вы не в курсе, то подумаете: «Этот парень точно сошел с ума – он говорит о мастодонтах и их отличии от змей и коней». Прежде чем вы смогли бы оценить сказанное мной, мне потребовалось бы прочитать курс примерно в четыре семестра по символизму.

В этом-то и вся загвоздка: между тем, что об этих вещах общеизвестно, и тем, что я наработал за долгие годы, имеется значительное расхождение. Даже если бы я выступал перед медицинской аудиторией, мне пришлось бы вести речь не только об особенностях ментального уровня и цитировать Жане, но и заговорить по-китайски. Например, я бы сказал, что понижение ментального уровня в определенном случае доходит до уровня манипура чакра, т. е. до уровня пупка. Мы, европейцы, не единственные люди на Земле. Мы всего лишь полуостров на азиатском материке, населенном древними цивилизациями, представители которых тысячелетиями упражняли свой разум в интроспективной психологии, тогда как мы занялись психологией даже не вчера, а только нынешним утром. Эти люди достигли просто-таки фантастических прозрений, и, для того чтобы понять некоторые факты, связанные с бессознательным, я был вынужден заняться Востоком. Мне потребовалось вернуться назад, чтобы понять восточный символизм. Вскоре я опубликую небольшую книгу, посвященную лишь одному символическому мотиву [24]; вас бы это шокировало. Мне пришлось заняться не только китайским и хинди, но также и литературой, написанной на санскрите, средневековыми латинскими манускриптами, неизвестными даже специалистам, – об этом можно справиться в Британском музее. Только располагая таким обширным материалом параллелей, можно начать ставить диагнозы и судить, является ли тот или иной сон органическим или нет. Пока люди не освоят этой области знаний, я буду казаться не более чем кудесником или колдуном. Это называется фокус-покус, магическая манипуляция. В средние века люди могли спросить: «Как вы можете видеть, что у Юпитера есть спутники?» Предположим, вы бы ответили, что у вас есть телескоп,

Я не собираюсь этим хвастаться. Но меня всегда озадачивает, когда мои коллеги спрашивают: «Как вы поставили такой диагноз или пришли к такому заключению?» Я отвечаю: «Хорошо, я объясню, но для начала мне придется растолковать, что вы должны знать для того, чтобы быть в состоянии это понять». Я ощутил это на себе, когда знаменитый Эйнштейн был профессором в Цюрихе. Он тогда начинал работать над своей теорией относительности. Мы часто виделись, нередко он бывал у меня дома, и я выспрашивал у него об этой теории. Я лишен математического дара, и нужно видеть, чтобы представить, с какими мучениями этот бедняга объяснял мне, что такое относительность. Он не знал, как это сделать. Я готов был провалиться сквозь землю и чувствовал себя полностью никчемным, видя, как он мучается со мной. Но однажды он спросил меня о чем-то из области психологии. Тут-то я и взял реванш.

Особое знание ставит в ужасно невыгодное положение. Оно заводит вас настолько далеко, что вы уже ничего не можете объяснить. Вам придется смириться с тем, что я буду говорить вам элементарные, на первый взгляд, вещи, ибо, лишь зная о них, вы сможете понять, почему я делаю те или иные выводы. Я приношу извинения, поскольку у нас не так много времени и я не могу рассказать вам все. Переходя к снам, я отдаю себя во власть вашего суждения и рискую быть признанным полным дураком, поскольку я не в состоянии предоставить вам все те материалы, все те исторические свидетельства, на которых строятся мои заключения. Я буду вынужден по кусочкам цитировать литературу Индии и Китая, средневековые тексты, т. е. все те вещи, которые вы не знаете. Да и как бы вы могли знать? Я сотрудничаю со специалистами из других областей знания, и они помогают мне. Среди них был и мой покойный друг профессор Вильгельм, синолог; я работал вместе с ним. Он перевел даосский текст и попросил меня прокомментировать его с психологической точки зрения, что я и сделал [25]. Мой рассказ будет полон новшеств для синолога, но то, что может рассказать он, будет столь же неожиданным для нас. Китайские философы не были глупцами. Это мы считаем, что древние просто глупы, но они были ничем не хуже нас. Это были чрезвычайно мудрые люди, и психология могла бы неустанно учиться у древних цивилизаций, особенно у Индии и Китая. Бывший президент Британского антропологического общества как-то спросил меня: «Почему же такие высокоразвитые люди, как китайцы, не имеют своей науки?» Я ответил: «У них есть наука, но вы не понимаете ее. Она не основывается на принципе причинности. Причинность не единственный принцип; она достаточно условна (относительна)».

Кто-то может возразить: «Что за глупость считать причинность условностью!» Однако взгляните на современную физику! Восток строит свое мышление и систему оценки фактов исходя из иного принципа. У нас для его обозначения нет даже названия. На Востоке, естественно, есть обозначающее его слово, но мы его не понимаем. Таким восточным словом является Дао. У моего друга МакДугалла[26]был китайский студент, которому он задал вопрос: «Что именно ты понимаешь под Дао?» Типично западный вопрос! Китаец объяснил, что такое Дао, но МакДугалла ответ не удовлетворил: «Что-то мне пока непонятно». Тогда китаец вышел на балкон и сказал: «Что вы видите?» – «Я вижу улицу, дома, людей, прогуливающихся или едущих в трамваях». – «Что еще?» – «Я вижу холм». – «А еще?» – «Деревья». – «А еще?» – «Дует ветер». Китаец распростер руки и сказал: «Это Дао».

В этом-то все и дело. Дао может быть чем угодно. Для его обозначения я пользуюсь иным, достаточно узким термином. Я называю его синхронией. Когда восточный разум наблюдает совокупность фактов, он воспринимает ее как таковую, а западный разум разделяет ее на отдельные сущности, на малые элементы. Например, вы смотрите на некоторое скопление людей и говорите: «Откуда они все пришли?» или «Зачем они собрались вместе?» Восточный разум это абсолютно не интересует. Восточный разум говорит: «Что означает, что эти люди собрались вместе?» Для западного разума такой проблемы нет. Нас интересует, зачем вы сюда пришли и что вы здесь собираетесь делать. Для восточного разума все не так: его интересует то, что вы вместе.

Вот как это выглядит: вы стоите на морском берегу, и волны выбрасывают старую шляпу, старую коробку, ботинок, мертвую рыбу, и все эти вещи остаются лежать на берегу. Вы говорите: «Случай, бессмыслица!» А китайский разум задает вопрос: «Что означает, что эти вещи находятся вместе?» Китайский разум экспериментирует с этим «быть вместе», «прийти вместе в какой-то момент»; у него есть свой, неизвестный на Западе, но играющий значительную роль в восточной философии экспериментальный метод. Это метод предвосхищения возможностей, и он все еще используется японским правительством при решении политических вопросов – так было, например, во время (Первой) Мировой войны. Этот метод был сформулирован еще в 1143 г. до Р. Х.[27]