Черты лица Келли можно было описать как классические: сильная, но женственная линия подбородка, прямой тонкий нос, высокие скулы. Но сегодня, в отличие от большинства дней, она выглядела не лучшим образом. Ее одежда была в беспорядке, а ноги, больше привыкшие к каблукам, а не кроссовкам, и вовсе были босыми.
Она икнула и сглотнула, пытаясь подавить изжогу и стремившуюся назад выпивку. Икота эхом отразилась от стен пустой комнаты – совершенно пустой, за исключением порожней бутылки от виски справа от нее и бутылочки, полной таблеток, слева.
Ее жизнь закончилась. Все. Понадобилось всего шесть месяцев, чтобы она просто испарилась у нее на глазах, и каждая секунда этого процесса была чистейшим адом. Конечно, последний месяц она провела в обнимку с бутылкой, пытаясь позабыть, как все, что было хорошего в ее жизни, утекло сквозь пальцы, словно песок. Но это не помогло отсрочить наступающий день. Она могла замедлить многое, но в конечном итоге, она не могла остановить время. Оно просто продолжало убегать, сводя с ума.
Безжалостно.
Каждая акция. Каждая облигация. Каждая копеечка. Все, ради чего она так тяжко трудилась, все, что она так любила, черт, да даже то, что она ненавидела – все пропало. Бизнес, который она построила с нуля, сама суть ее бытия, больше не существовал. Как будто все тридцать семь лет ее жизни пошли коту под хвост, как будто кто-то просто стер ее личность.
Ее бизнес-партнерша и, по совместительству, бывшая подружка, украла даже ее одежду, когда уходила два дня назад.
- Сука, - судорожно пробулькала Келли, глядя на собственную руку и видя вместо одной две. Она озадаченно пошевелила пальцами. – Надеюсь, следующая баба, которую ты трахнешь, наградит тебя трип…, - она икнула, - триппером.
Они таки определенно расстались, и это было к лучшему.
- Ты все-таки позабыла об этом, да, мисс Я-не-могу-быть-с-тобой-когда-ты-в-таком-состоянии, - Келли торжествующе подняла в воздух пузырек с обезболивающим, выписанным ее бывшей любовнице, и яростно затрясла им. Мало того, что ее бывшая подружка проделала потрясающую работу по лишению Келли собственности, так еще и команда судебных приставов вывезла из ее дома абсолютно всю мебель. Но почему-то они оставили содержимое ее аптечки нетронутым.
У нее ни хрена не осталось, но будь она проклята, если ее зубы не были жемчужно-белыми!
Она рухнула спиной на ковер и уставилась на затемненный потолок.
В комнате было темно, и только мягкие золотистые отсветы огней гавани заглядывали сквозь широкие окна дома.
- Я хочу умереть.
Мысль испугала ее, и она снова произнесла это вслух, не совсем веря, что на самом деле говорит серьезно.
- Ну да, хочу. – Ее голос сел до хриплого шепота. – Я честно просто хочу, чтобы все это… закончилось. Я так устала… от всего.
Она разжала пальцы и выронила бутылочку, а потом снова заплакала, прижимая ладони к опухшим глазам.
- Я не хочу быть здесь, - она бесцельно обвела рукой большую и пустую комнату, а потом прижала к груди бутылку из-под виски. – Я просто хочу уснуть и никогда не просыпаться.
Ну вот. Тогда, значит, решено. До чего все просто. Она сомневалась, что ее родители так много раздумывали, когда зачинали ее.
Тогда почему бы ей не отнестись к собственной смерти так же бесцеремонно, как они отнеслись к созданию ее собственной жизни?
Когда она сегодня вечером вытаскивала таблетки из аптечки, это был всего лишь вызывающий жест, желание показать, что у нее, кроме них, ничего не осталось. Но теперь, теперь им можно найти хорошее применение. Это же обезболивающие, в конце концов.
А она не чувствовала ничего, кроме боли.
Она села и медленно моргнула, оглядывая ставшую чужой комнату.
- Это и есть конец моей замечательной несчастной жизни.
Дальним краешком сознания она подумала – а где саундтрек? В развязке каждой трагедии всегда звучал потрясающий, напряженный саундтрек, который просто сметал слушателей напрочь – трубы трубят, скрипки рыдают.
Настоящая жизнь оказалась сплошным разочарованием.
С покорным вздохом она набила рот таблетками, закрыла глаза и поднесла бутылку виски к губам. Она думала, что ее сердце должно заколотиться. Но его удары были медленными и размеренными.
Все. Конец. «Три, - начала она обратный отсчет - два, один, - глубокий вдох, - умри!»
Она тряхнула бутылкой, и одинокая капелька виски капнула ей в рот, растворив одну-единственную, отвратительную на вкус таблетку.
- Тьфу, - прокашляла она сквозь таблетки. Потом ее живот скрутило, и таблетки потоком вырвались из ее рта, когда ее вывернуло на собственную рубашку и ковер.
- Вот дерьмо! Дерьмо! - она свернулась калачиком и раскашлялась, в голове все плыло. – Я даже убить себя не могу как надо! – провыла она.
Длинная прядь дымчато-черных волос намокла от слюны и прилипла к щеке.
Краешком глаза она заметила это и расхохоталась – безумный гогот, который на самом деле обернулся слезами.
Она никогда не плакала, даже если вокруг рушился мир. Она была сильной, и как бы она ни была пьяна, она всегда умела держать всю боль внутри себя. Но теперь, когда она начала всхлипывать, Келли поняла, что не может остановиться.
Громкий стук в переднюю дверь отвлек ее.
- Мисс Холлоуэй, это полиция. Откройте дверь, мэм.
Келли встала и на подламывающихся ногах побрела к двери.
- Да щас! Полиция это! – завопила она хрипло и насмешливо. – Я же знаю, что это вы, уроды-коллекторы! Ну так тут вам больше забирать нечего! Проверьте ваши дурные записи. Вы и так уже вывезли всю мою жизнь целиком и полностью!
На полпути к двери Келли запуталась в собственных ногах, упала ничком и проехалась по ковру, размазывая собственную блевотину по телу и полу. Пропитавшаяся рвотными массами рубашка ощущалась на коже отвратительно жаркой, и Келли всхлипнула, отплевываясь, пытаясь избавиться от ворсинок ковра, прилипших к ее языку.
- Мисс Холлоуэй, мы входим, - твердый голос проплыл над ней.
- Ой, да ладно, ради всего святого, - мрачно простонала она, перекатываясь на спину и прикрывая глаза рукой. – Делайте, как знаете, только оставьте меня в покое.
Она услышала, как где-то там, далеко, открывается передняя дверь.
- Видите? Вам больше нечего взять. Нечего. А теперь убирайтесь!
- Боюсь, мы не можем этого сделать, мисс Холлоуэй, - теперь голос прозвучал вблизи.
Она приоткрыла один синевато-серый, налитой кровью глаз и увидела вверху грузного полицейского. Рядом с ним стоял еще один и выглядел очень нетерпеливо. Она преувеличенно медленно моргнула.
- Вы еще кто такие, черт возьми?
Стоявший ближе офицер наклонился, ухватил ее за запястье и рывком поставил на ноги. Второй офицер отшатнулся от запаха виски и блевотины.
- Келли Холлоуэй, - произнес он, зажимая нос одной рукой и помахивая другой перед собственным лицом, - вы арестованы по обвинению в мошенничестве и хищении третьей степени.
- Что вы такое говорите? – Келли резко выпрямилась, не обращая внимания на пронзительную боль в голове, вызванную этим движением. – Я потеряла свой бизнес, но я не совершала никаких преступлений!
- У вас есть право сохранять молчание…
Дикие взгляд метнулся с одного безразличного лица на другое, и Келли начала вырываться из железной хватки мужчины.
- Я не преступница!
Второй офицер глянул на часы, закатил глаза и продолжил:
- Все, что вы скажете, может быть и будет использовано против вас…
Лицо Келли исказилось, она оскалила зубы.
- Я не хочу молчать! И я точно не хочу еще одного рукожопого адвоката в своей жизни! – тут ей в глаза бросился пистолет стоявшего рядом офицера, и она узрела выход. Она рванулась к нему свободной рукой и сумела отстегнуть страховочный ремешок и вытащить оружие из кобуры.