Я кормлю животных, пытаясь выключить мои мысли о том, что должно произойти сегодня. Мы поедем на праздник, будем общаться с моими соседями, и я сделаю все возможное, чтобы самому найти мужа для Николь. На этой планете много одиноких мужчин, так как фермерство уж точно не завлекает женщин сюда, на отдаленную Кассу. Я могу вспомнить, как минимум, пять фермеров по соседству, у которых нет жен и которые могут быть заинтересованы…, но ни один из них не кажется подходящим для Николь.
Итак, есть Хусери, но он не любит купаться и, как правило, от него сильно несет. В этом ничего страшного, если на своей ферме живешь один, но я представляю себе лежащую под ним изысканную Николь, и меня аж тошнит от этого. Она не для него.
Тут есть Четах, у которого очень крупная ферма, но в то же время он ужасно скуп. Николь заслуживает кого-то, кто будет ее баловать и позволит ей делать то, что ей нравится, особенно учитывая ту жизнь, которой она жила. Четах одевал бы ее в лохмотьях и возненавидел бы ее выпечку, потому что это израсходовало бы его запасы продуктов. Нет, он не тот, кто ей нужен.
Есть Санджурел, но он уже старый и до сих пор скучает по своей жене. Нет, он не подходит.
Еще есть Аманаст, но... мне не нравится его лицо. И у него странный смех, такое впечатление, будто он рыгает, а не смеется. Нет какой-то конкретной причины, чтобы он не нравился, просто не нравится и все.
Мысленно я разбираю всех оставшихся холостяков, живущих рядом, и не могу найти ни одного, подходящего для нее. Слишком короткий, слишком высокий, слишком старый, слишком молодой, слишком богатый, слишком бедный, слишком упрямый, слишком грубый. Нет никого, кто поистине подходил бы кому-то настолько замечательному, как Николь. Но я должен кого-нибудь для нее найти. Она не вернется в космос и не будет переживать о своем будущем. Хочу, чтобы она чувствовала себя в безопасности.
Не в силах больше тянуть время, я возвращаюсь в дом. Сегодня это должно будет произойти, хочу я того или нет. Я приглаживаю свои вспотевшие волосы. Надо помыться, прежде чем мы уедем, потому что это будет долгий день, и я не хочу, чтобы Николь считала, что я воняю так же дурно, как Хусери. Она…
Любая мысль, пришедшая мне в голову, тут же умирает, а дыхание у меня словно прерывается.
Николь стоит в дверном проеме спальни, и от ее красоты у меня аж дух захватывает. Она одета в длинную тунику, сшитую в традиционном стиле нашей родной планеты, поверх штанов. Рукава — изощренно вычурные, выполненные почти в нелепом стиле, который сейчас так популярен и который я избегаю в своей собственной одежде, но на ней все это выглядит просто потрясающе. Сложность одежды лишь подчеркивает, насколько она хрупкая, а также, насколько она изысканная и красивая. Ткань темно — почти полуночной темноты — синяя, и это заставляет ее кожу выглядеть еще более люминесцентно светлой, а волосы — блестящими. Девушка улыбается мне, ее алый ротик блестит, а великолепные груди идеально очерчены плотно прилегающей материей.
— Как думаешь, эта одежда подойдет? — застенчиво спрашивает она меня. — Я не знаю местных жителей и не знаю, какие здесь правила ношения одежды, но это лучший наряд, который у меня есть.
Мне хочется сказать ей, чтобы она переоделась во что-то более простое. Не потому что другие будут возражать, а потому, что эта одежда вырисовывает контуры ее прекрасной, изящной фигуры и изящный изгиб ее лодыжек. И эти груди. Но Николь нервничает и волнуется, ее руки дрожат, в то время как она разглаживает подол, и последнее, чего я хочу, — сделать все еще хуже.
— Ты выглядишь прекрасно, — говорю я хриплым голосом.
И тогда я награжден ослаблением напряженности в ее плечах и разбивающим мне сердце появлением тех ямочек. Просто несправедливо, что она будет принадлежать кому-то другому.
Мы едем в аэросанях не больше десяти минут, как вдали я замечаю еще одни, направляющихся в нашу сторону. Сани могут проехать практически по любой местности, поэтому я знаю, что нет причин ехать рядом друг с другом, если только не ради любопытства или компании. Предполагаю, что мы вот-вот получим понемногу и того, и другого.
— Кто это? — спрашивает Николь, натягивая шаль на свои плечи и волосы. Я понимаю, что она пытается прикрыть свое лицо. Несомненно. Она боится, что кто-то может прийти за ней.
Я чувствую резкий всплеск защитной реакции по отношении к ней.
— Все будет хорошо, — я обещаю ей, сохраняя мой голос нежным. — Это всего лишь один из излишне пронырливых соседей.
— Ясно, — говорит она дрожащим голосом, и я замечаю, что она не опускает капюшон.
Мы молчим, когда сани приближаются, чтобы ехать бок о бок с нашими. Я не замедляю свою скорость, чтобы приветствовать этот визит. Незачем. С первого взгляда я узнаю, чьи это сани. У Аманаста самые блестящие аэросани по эту сторону галактики. Они яркие, непрактичного красного цвета, которые бросаются в глаза, как воспаленный большой палец, который так и просится почесать.
На ходу он выезжает параллельно с нами и в приветствии прикасается рукой к своим рогам.
— Эмвор! Санджурел сообщил, что ты приедешь на этот праздник, но я ему не поверил. Сказал, что нам никогда не удастся вытащить этого старого хрыча из его пещеры, если только они не станут раздавать больше земельных угодий, — улыбаясь настолько широко, что кажется видны все его зубы, он начинает смеяться свом рыгающим смешком. — Кстати, слышал, к тебе приехала гостья, вот и подумал, мол, поеду лично и познакомлюсь. Кто это с тобой?
Я бросаю взгляд на Николь и вижу, что она, опустив голову, тщательно прячется под капюшоном. Ее руки также спрятаны. Я оглядываюсь обратно на Аманаста и замечаю, что его взгляд сосредоточен на ее груди. Гребаный ублюдок. Ему не следует так похотливо пожирать ее глазами.
— Компания, — это все, что я говорю. Наверное, нужно сказать ему больше, сказать ему, что она в поисках мужа, но у меня не получается, слова застревают в горле.
— Как по мне, так эта компания смахивает на женскую, — заявляет Аманаст, и я прям чувствую, как Николь возле меня дрожит.
Мне следует их друг другу представить. Аманаст молод. Он при деньгах. Мне кажется, он бы неплохо заботился о жене. Не думаю, что его бы заботило, что она человек. Ему, скорее всего, понравилось бы то внимание, которое она к нему привлечет. Но тогда он издает еще один из этих его рыгающих смешков, и я представляю, что эта рыгающая физиономия крутится около Николь, рыгает рядом с ней, пока она спит. Рыгает на нее, взбираясь на нее…
Мои руки сжимаются на рычаге управления моих саней, и я принимаюсь скрежетать зубами. Мне хочется сказать ей, что все будет хорошо. Что знаю, что она напугана, но я защищу ее. Хотя, как я могу ей это сказать, если не намерен оставить ее себе? Имею ли я вообще право злиться при мысли о том, что кто-то прикоснется к ней, раз им никак не могу быть я?
Я протягиваю руку, чтобы похлопать ее по колену, а вместо этого Николь берет меня за руку и слегка сжимает ее.
Она успокаивает меня. Проклятье, она разбивает мое гребаное сердце.
Я снова оглядываюсь на Аманаста, на его открытое, излучающее желание лицо. Он был бы не так уж плох для нее, но нет,… я не откажусь от нее. Я не могу. Она уже у меня в крови. С первого раза, как увидел ее, я должен был догадаться, что оставлю ее себе. И неважно, что она недостаточно сильна и не подходит.
В конце концов, я же могу купить для фермы несколько треклятых роботов, а для своей очаровательной женушки найду занятие в своей постели.
Мысль кажется настолько правильной, что я смеюсь про себя. Даже не знаю, зачем я всю прошлую неделю боролся с этим, когда мог исследовать изгибы Николь. Видимо, я просто упрямый дурак.
— Ты не представишь меня? — наклонившись вперед, спрашивает Аманаст.
Я окидываю его пронзительным взглядом.
— Не-а.
И тогда я включаю заднюю передачу и поддаю мощности, уводя нас прочь от Аманаста и его блестящих саней, а так же его отвратительного смеха. Я еду задним ходом недолго, а затем разворачиваю сани и на высокой скорости направляюсь в сторону дома. Им остается только скучать по мне — скучать по нам — до очередного праздника. Никто из них не станет особо волноваться. Даже если это и не так, мне плевать.