Ирина не ответила.

Павлет слышал, как она нащупывает ключом отверстие замка и открывает двери. Щелкнул английский замок - двери закрылись. Павлет с минуту еще постоял, прислушиваясь к шорохам, вышел на ули╛цу, осторожно закрывая дверь...

Ирина с порога услышала храп, потом увидела Володькины туфли. Туфли валялись посреди коридора, грязные и даже не расшнурованные. Она ногой отшвырнула туфли к порогу и как была в плаще и сапогах, ринулась в спальню. Володька лежал на кровати одетый, поверх покрывала. Из полуоткрытого рта вырывался с каким-то орлиным клекотом храп. Одна нога свесилась на пол, а руки были сложены на груди, как у мертвой Дарьи. И тут Ирина дала волю слезам. Слезы душили ее, и она, словно во сне, снимала плащ и стягивала сапоги в прихожей. Потом пошла в ванную, разделась и долго мылась, будто вместе с липким потом хотела смыть грех своего падения. Она ненавидела свою плоть и ненавидела себя. Но не за то, что уступила, - в конце концов, этот Павлет взял ее силой, - а за то, что поддалась похотливому желанию, которое вдруг охватило ее, отодвинув реальность происходящего, заставив забыть обо всем на свете. И только в этом она видела - или хотела видеть - свою измену.

Войдя в спальню, Ирина подошла к кровати и стала изо всех сил трясти мужа, пытаясь разбудить, но он только нечленораздельно мычал и вращал мутными белками. Поняв, что все попытки бесполезны, Ирина ткнула его кулаком в бок и снова запла╛кала. Размазывая слезы по лицу, она достала из шифоньера простынь и одеяло и пошла спать в зал на диван. Вернулась за подушкой, сразу не нашла и выдернула подушку из-под Володькиной головы: голова от╛кинулась на покрывало, и дыхание стало тяжелым, а храп прорывался, словно преодолевая препятствие, с трудом. Тогда Ирина достала из кладовой старое пальто и, свернув, подсунула его под голову мужа.

Она долго не могла уснуть, заставляя себя не думать ни о Павлете, ни о муже, но невольно думала, и ей одинаково были сей╛час противны и муж, и Павлет, и сама себе она была противна тоже, потому что затеяла двусмысленную игру с едва знакомым человеком, и со стыдом вспоминала подъезд и себя с Павлетом под лестницей.

Мысли путались, в ушах стали звучать пьяные голоса Володькиных родствен╛ников, потом появился батюшка в рясе и пропел трижды "аллилуйя".

- Завтра уйду к маме, - уже где-то во сне решила Ирина и уснула незаметно со слезами на глазах.

Орёл, 1982 г.

НЕ ХУЖЕ ДРУГИХ

Едва Николай переступил порог квартиры, как Алка, не дав ему опомниться, сходу сообщила:

- Инженеры новый холодильник купили.

- Ну и что? Купили и купили, - было отмахнулся Николай, но тут же, вспомнив завистливый Алкин характер, подозрительно посмотрел на нее, стараясь по лицу определить, что она там еще задумала, и ждал, что последует дальше. Потому что, когда Анохины купили па╛лас, Алка буквально через несколько дней достала и приволокла ши╛карный ковер два с половиной на три с половиной, а когда те же Анохины привезли тульскую стенку, она неделю скулила, выторго╛вывая у Николая цветной телевизор, чтобы утереть нос Анохиным.

Но Алка ничего больше не сказала и пошла на кухню греметь кастрю╛лями.

С работы Николай приходил голодный и злой. Жена и дочка к это╛му привыкли, и пока он не поест, старались его не трогать. Но плот╛но поужинав, а кормила его Алка сытно, он на глазах оттаивал и, разомлев от сытости, становился вялым и добродушным как до╛машний кот.

Дождавшись пока Николай помоется и переоденется в чистое, Алка позвала его к столу и нетерпеливо поглядывала на тарелки, содержимое которых Николай и так поглощал с завидным аппетитом. Наконец, когда он взялся за компот, она, как бы невзначай, сказала:

В "Мелодию" новые пианино завезли.

- Ну? - поднял голову Николай, не совсем понимая, куда она клонит.

- Брать будем?

Николай поперхнулся компотом. И закашлял так, что слезы выступи на глазах.

- На что нам? - с трудом выговорил он. - Что с ним делать?

- А что мы, хуже других? - обиделась вдруг Алка. - У Митиных есть, у Фениных на шестом этаже есть. Эрлихи тоже не╛давно купили.

- Да кто на нем играть-то будет?

- А Илонка. Кто ж еще?

- У нее же слуха нет. Ее и в школу музыкальную не примут. Са╛ма помнишь, как в саду учительница детишек отбирала в подготови╛тельную группу, а наша не прошла, потому что слуха нет.

- Не примут, не примут, - передразнила Алка. - Не примут, учителя наймем.

- Ну, если ума Бог не дал, валяй, покупай.

Николай лениво встал и, с трудом потянувшись, равнодушно зевнул. Ему, в общем-то, было наплевать. Пусть, что хочет, то и делает. Если ей денег не жалко, то ему и подавно. Слава Бо╛гу, не бедные. Тем не менее, он не удержался и ехидно бросил:

- Продавать через месяц или через два будем?

- Не беспокойся, - заверила Алка. - Продавать не будем. Так стоять будет и то красота. А может, когда из гостей кто сыграет.

- Сиди, - усмехнулся Николай. - У тебя гости: продавщицы да буфетчицы.

- А к тебе шишки большие ходят? - обиделась Алка. - Од╛на шоферня.

- По Сеньке и шапка, - весело отбрехнулся Николай.

- Ко мне, по крайней мере, Анна Степановна, учительница, заходит и Вера Семеновна, бухгалтерша из института.

- Ух ты! Ваше благородие! Анна Степановна, Вера Семеновна, - усмехнулся Николай. - Колбасу им носишь - вот и ходят.

Алка зло посмотрела на мужа, хотела ответить чем-то хлестким, но сдержалась, сообразив, что сейчас зате╛вать скандал было невыгодно, и ушла от греха в бабкину комнату, где Илонка дела╛ла уроки.

На следующий день Николай отпросился пораньше с работы и часа в три уже стоял у магазина "Мелодия", ожидая настройщика и Алку с деньгами. Его приятель Витек должен был подъехать на машине позже.

Настройщиком оказался молодой мужчина с широкими залысинами и густыми рыжеватыми усами, подстриженными щеточкой. Он сразу подошел к Николаю, безошибочно определяя в нем хозяина, и назвался:

- Валентин... Значит, решили приобрести инструмент?

От него попахивало винцом, и было видно, что он на легком веселе. Но Николаю он понравился. Понравилось, что был он в костюме и галстуке. Сам Николай галстук не носил даже по праздникам, не то что в будний день. И выговор не такой, как у него с Алкой. Все слова ложатся одно к другому, как кирпичики по раство╛ру. И концы твердые. Сразу видно, человек образованный. И Николаю лестно было, что Валентин вроде как на него работает. Эта мысль возвысила его и приятным теплом согрела душу.

- Да вот баба пристала, дочке,- снисходительно объяснил Николай. Он на людях говорил о жене "баба" или "моя дура", подчеркивая таким образом свою мужскую значимость. Хотя Алку любил. Тем белее, на его авторитет она не посягала.

Алки еще не было, и Николай с Валентином зашли в мага╛зин. Пианино стояли в салоне магазина в два ряда, сверкая темной полировкой, в которой двигались многочисленные ноги посетителей.

- Какую марку решили брать? - поинтересовался Валентин.

- Не знаю, - пожал плечами Николай. - Сейчас сама придет, пусть выбирает.

- Лучше из последней партии. Вот эти, "Лирика". Конечно, по╛дороже, зато меньше габаритами, оформлено хорошо, да и звук прият╛ный.

Валентин пробежал пальцами по клавишам, останавливаясь на не╛которых, и пробуя их еще и еще раз. Потом взял несколько аккордов. Николай почувствовал, как теплая волна приятно прокатилась по те╛лу, и он сжался весь, ощутив вдруг необычную для него робость. Ему были незнакомы подобные ощущения, и он чувствовал себя неловко среди гармонии этих звуков, но получал удовольствие от причастности к ним, как будущий владелец инструмента.

- Слышь? - спросил он Валентина с какой-то дурацкой ухмылкой. - Все спросить хочу. Объясни мне, зачем здесь эти две педали, вро╛де как у машины?