- Ты чего там натворил, Юрий Тимофеевич?- раздался веселый голос начальника.

- Да ничего не натворил, Тихон Матвеевич.

- А чего вызывают?

- Представления не имею.

- Ладно, если вернешься, расскажешь, - хохотнул Ти-хон Матвеевич.

- Ну и шутки у тебя, Тихон Матвеевич, - сказал недо-вольно отец.

Пропуск отцу был заказан. У проходной его встретил офицер. Они поднялись на второй этаж, вошли в одну из дверей, и отец оказался в приемной.

- Товарищ Анохин доставлен, - сдал отца офицер на руки секретарше.

Секретарша, строгая опрятная женщина лет сорока пяти сняла трубку одного из телефонов и сказала:

- Товарищ Анохин здесь, Фаддей Семенович. Потом кивнула отцу на дверь.

- Товарищ генерал ждет вас. Пройдите.

Отец вошел в огромный кабинет и остановился в две-рях. За двухтумбовым письменным столом сидел сухоща-вый человек в штатском. Он встал, когда отец вошел, но ос-тался стоять за столом, поздоровался и жестом пригласил отца пройти.

- Здравствуйте, Юрий Тимофеевич, проходите, садитесь.

Отец, стараясь не показывать своего волнения, не то-ропясь прошел по ковровой дорожке, пожал протянутую руку и мельком оглядел кабинет. К письменному столу примыкали буквой "Т" столы, составляя несуразно длин-ную ножку. По стенкам кабинета стояли в ряд стулья. Спра-ва от письменного стола у стены располагались два мягких кресла и маленький низкий столик, слева несколько шка-фов с книгами. Отец отметил, что это были полные собра-ния сочинений Ленина и Сталина, еще какие-то книги. Письменный стол был заделан зеленым сукном. На стене висел большой портрет Дзержинского в профиль, а на вы-сокой тумбочке, застеленной красным, стоял бюст Сталина.

Строгая секретарша принесла на подносе два стакана чаю в ажурных подстаканниках и печенье.

- Спасибо, Таня, - поблагодарил хозяин кабинета. - По-ставьте на тот столик. - Вы свободны. Ко мне пока никого не впускать.

- Юрий Тимофеевич, давайте присядем в кресла, так будет удобнее.

Генерал снова встал. Был он выше отца, но в плечах не широк и такой же худой.

- Может быть, коньяку? - он вопросительно посмотрел на отца.

- Спасибо, нет, - благоразумно отказался отец.

- Тогда давайте пить чай и к делу.

Генерал помешал чай, стараясь не звенеть ложкой.

- Вы до вашего ранения находились в Тегеране?

- Да, по заданию ЦК, - счел нужным пояснить отец.

- Кстати, как сейчас ваше здоровье?

- Откровенно говоря, не очень. Голова дает знать себя.

- Значит сапожник без сапог, - улыбнулся генерал.

- Почему без сапог? - не понял отец.

- Ну, я слышал, ваш сын творит чудеса. Вот вашего родственника, говорят, вылечил.

- Чудес, товарищ генерал, не бывает. В природе все подчинено определенным законам. Я материалист.

Отец про себя ругнул дядю Павла за болтливый язык. Небось нагородил бог весть что, - с досадой подумал отец.

- Да, к сожалению, чудес не бывает, - согласился гене-рал. - Но всё же сын ваш как-то лечит?

- Понимаете, товарищ генерал...

- Фаддей Семенович.

- Понимаете, Фаддей Семенович, к нашему огорчению или к счастью, сейчас я уже и не знаю, природа одарила моего сына определенными способностями. Его особая энергия благоприятно воздействует на пораженные очаги, быстро заживляет раны, снимает болевые ощущения. Вот вы говорите, сапожник без сапог, а ведь если бы не сын, во-прос, сидел ли бы я сейчас перед вами. Но, повторяю, ника-кого чуда здесь нет. Я пытаюсь понять природу этого явле-ния и нахожу массу примеров в научной литературе исце-ления методом наложения рук, хотя четкого объяснения этому нет, есть только попытки объяснить.

- Лично меня вполне устраивает ваша позиция. Честно говоря, прежде чем решиться на этот разговор, я покопался в вашем досье, простите за такую откровенность. Здесь мы неисправимы, работа такая, - улыбнулся Фаддей Семено-вич, заглядывая в глаза отца. Улыбка у него была жесткая, взгляд тяжелый. Глаза его ощупывали собеседника, изуча-ли, сверлили, пытаясь пролезть в самую душу, и держали в напряжении.

- Мне скрывать, Фаддей Семенович, нечего. Моя анке-та чиста.

- Знаю, Юрий Тимофеевич. Но часто чистая анкета еще ни о чем не говорит. Чтобы понять человека, лучше с ним по-говорить, правда, еще лучше с ним пуд соли съесть, - генерал снова улыбнулся, но на этот раз улыбка вышла более привет-ливой, может быть потому, что чуть потеплели глаза.

- Я удовлетворен нашей беседой. Теперь суть, - Фаддей Семенович чуть помедлил, словно еще раз взвешивая, стоит ли собеседник его откровения, и продолжал:

- У меня есть дочь. Она больна. Мы испробовали ка-жется все, что только можно. Ничего не помогает. Она про-ходила курс лечения в лучших санаториях, ее смотрели хо-рошие врачи. Какие-то улучшения наблюдались, но потом становилось еще хуже. А сейчас у нас просто опустились ру-ки. Жена тайком от меня возила её к каким-то знахарям. По этому поводу у нас с ней был тяжелый разговор. И вот она узнает от моего шофера о каком-то чудесном исцелении одного из наших сотрудников...

- Да не было никакого чудесного исцеления, - запро-тестовал отец, - просто сын ускорил заживление каких-то остаточных явлений после ранений, как-то мобилизовав ес-тественные иммунные силы организма.

- Я в этом не сомневаюсь. Но я устал спорить с женой. Это, как вы понимаете, занятие бессмысленное. Я знаю, что все это бесполезная затея. Но пусть моя супруга сама убе-дится в этом, иначе всю оставшуюся жизнь мне придется жить на вулкане.

Генерал сделал паузу, чтобы в очередной раз просвер-лить отца взглядом и попросил, как приказал:

- Надеюсь, вы не откажете мне в просьбе. Вам удобно будет, если я пришлю за вами машину в воскресенье? Луч-ше утром. Скажем, часикам к десяти.

- Как я понимаю, у вашей дочери душевная болезнь? - осторожно спросил отец, не ответив на просьбу генерала, хо-тя, что там отвечать, если все уже было и без него решено!

- Моя дочь умственно нормальный человек. В школе она хорошо учится. Перешла в девятый класс, но теперь врачи советуют пока оставить школу. Она все больше ста-новится раздражительной, злобной, стала сторониться лю-дей, и её мучают головные боли, все чаще одолевают при-ступы меланхолии. Врачи предполагают, что это возможно результат родовой травмы.

Отец покачал головой:

- Но вы же понимаете, что это несерьёзно. Чем же мой сын здесь может помочь?

- Это мы с вами понимаем, а вот жена ничего слушать не хочет. Говорят же, что надежда умирает последней.

Генерал посмотрел на часы и встал, давая понять, что разговор окончен. Попрощавшись с отцом за руку, он не проводил его, а пошел за свой письменный стол. Когда отец был уже у дверей, генерал окликнул его:

- Юрий Тимофеевич, надеюсь, вы понимаете, что наш разговор сугубо конфиденциальный, и знать о нем не обя-зательно ни вашему начальству, ни кому бы то ни было? И дома поговорите об этом с женой и сыном.

- Несомненно, - заверил отец.

На работу в этот день отец не пошел. Он позвонил на-чальнику и сказал, что неважно себя чувствует.

- Да уж понимаю, - согласился Тихон Матвеевич. - Кто ж будет хорошо себя чувствовать после такого приглаше-ния. Так чего вызывали-то?

- Да ерунда. Действительно просили проконсультиро-вать по политическим аспектам жизни Ирана тех лет.

- А-а, ну давай, Тимофеич, отдыхай, - разочаровался Тихон Матвеевич.

- Придется ехать, сынок! - заключил отец, и было вид-но, что он очень расстроен.

- Ладно, пап, съездим. Ты только не переживай, - по-пытался я его успокоить.

К вечеру у отца случился приступ. Приступ был не сильный, я быстро справился с ним и погрузил отца в глу-бокий сон, после которого он обычно просыпался в более-менее нормальном состоянии.

Я тоже лег спать, долго лежал с открытыми глазами, думал об отце и переживал за него, и о больной девушке, к которой нам придется ехать, и сам не заметил, как вошел в то особое состояние, которое случалось со мной часто без моего участия. Иногда меня погружали в него какие-нибудь ритмичные звуки, которые вызывали музыку, и эта музыка звучала только в моем сознании. Музыка была всегда не-обычна, она была во мне, и она была вокруг меня. В какой-то момент я начинал физически ощущать её. Она обвола-кивала мое сознание, парализуя мою волю, и давала ощу-щение покоя и счастья. И я осознавал, что именно эта му-зыка уносила меня в неведомые миры, где все причудливо и странно. Музыка начинала вибрацией пронизывать мое тело и вызывала ответные вибрации. И я сам становился музыкой.