Гость же не заметил оплошности и веско обронил, что тирания ненавистна ему. Тут хозяин вскочил.

  - Господи, я, старый дурак, даже не спросил вас, где вы остановились! Мой дом будет счастлив оказать самый теплый приём друзьям мессира Паллавичини...

  Паоло Корсини порозовел, а мессир Амадео проронил, что нисколько не будет возражать, если его спутник остановится в доме Реканелли, ведь мессир Корсини полагал найти пристанище в гостинице, ибо живет в пригороде, сам же он непременно должен посетить сегодня свою фамильную вотчину - ведь он не был на родине несколько лет. Не расцеловать родных, не проведать близких, не зайти к старым друзьям, кои помнят его мальчишкой - значит, незаслуженно обидеть их...

  В этом доме ему больше делать было нечего.

  Глава 2.

  Слуги были посланы за вещами Корсини, а мессир Лангирано, послав слугу со старым сундуком в свой городской дом, сам направил стопы туда же, правда, по пути посетив несколько лавчонок. Он велел торговцу винной лавки отправить с ним приказчика, и вслед за верзилой, несшим корзину с бутылками, торжественно вступил под своды родного дома. Все эти маневры дали ему уверенность, что подозрения он у Реканелли не вызвал и шпиона к нему не приставили.

  Ворота закрылись.

  Амадео Лангирано не солгал своему дорожному попутчику Паоло о своём семействе. Лгут глупцы, а мессир Амадео был одарён очень живым умом. Ветви его рода были немногочисленны, но все члены клана отличались здравомыслием. Не была исключением и женщина, появившаяся на пороге. Донна Лоренца Лангирано несколько мгновений внимательно озирала сына, наконец с улыбкой раскрыла ему объятья.

  -Амадео... мальчик мой...

  Сын тоже улыбнулся матери, и, обняв её, сообщил, что она прекрасно выглядит. И это было правдой. Донна Лангирано хорошо сохранилась: в волосах не было седины, черты не искажались морщинами, ибо на лице синьоры жили только глаза, способные выразить любое чувство. Наблюдавший за встретившимися мог бы заметить, что резкостью черт - горбинкой на носу, волевым подбородком, твердыми губами и тёмными глазами сын обязан, видимо, отцу, а не матери. Теперь мать и сын вошли в дом, где у порога уже стоял старый сундук со сбитой резьбой на крышке, оставленный здесь слугой.

   Надо сказать, что снаружи дом донны Лангирано ничем не выделялся из ряда домовладений городка, разве что был велик размерами. Окна и стены оплетал виноград, каменные ступени лестницы вели на второй этаж, дворик был засажен - даже в некотором избытке - зеленью. Зато внутри обитель семейства Лангирано весьма удивила бы Паоло Корсини: в каминном зале, обставленном с тонким вкусом очень дорогой мебелью, были все мыслимые удобства, и царила почти немыслимая роскошь, ничуть не меньшая, но куда более изысканная, чем в доме Реканелли. Напротив камина на стене отливала глянцем мастерски выписанная фреска. На ней Господь, с ледяным пренебрежением отторгавший лукавство иродиан, учил отдавать кесарю - кесарево, а Богу - Богово. Для дорогого гостя согрели термы, ванна, причудливо отделанная драгоценной чертозианской мозаикой, уже ожидала его. Стол был сервирован самыми лучшими сортами сыра, ветчины и роскошных деликатесов.

   С наслаждением опустившись в горячую воду и смыв с себя дорожную пыль, Амадео вскоре с улыбкой сел напротив матери. Ему на колени запрыгнул невесть откуда взявшийся огромный шоколадный кот, изнеженный и холеный. Он презрительно отвернулся от кусочка пармской ветчины, протянутого ему донной Лоренцой, с вальяжной грацией потёрся острым ушком о дублет мессира Амадео и замурлыкал.

  - Кармелит, родной, ты не забыл меня? Он растолстел... - вынес Амадео ленивое заключение о коте, ощутив на коленях его тяжесть.

  - Зажрался, - спокойно констатировала донна Лангирано, и осведомилась, - ты погостишь?

  - Да. Из моего сундука - вот ключ - вынь деньги. Там около трехсот флоринов.

  Донна Лоренца бросила быстрый взгляд на сына, поднялась, вынула из обшарпанного сундука дукаты и исчезла в глубине дома, потом вернулась, и разговор был продолжен.

  -Твой отец сообщил, что Паллавичини отправил тебя с поручением к Реканелли, приставив к тебе дурачка для наблюдения и охраны, - промолвила донна Лоренца и тоном, лишенным и тени любопытства, осведомилась, - но почему он поручил это тебе?

  Сын понимающе кивнул.

  -В последнее время Тодерини и Реканелли вели с Паллавичини весьма оживленную переписку - я узнал это от секретаря графа, моего двоюродного братца Джанлуиджи Рустиччи, это насторожило меня. Я все ещё предан дням юности. Одно письмо Рустиччи прочел. Реканелли вели речь об убийстве Чентурионе. Удивляться нечему: их оттеснили от власти, чтобы смиренно принять это и угомониться - у них не хватит ни ума, ни кротости. Они пытаются заручиться поддержкой Паллавичини, и те, озабоченные усилением Чентурионе, поддержат их, - пока не станет горячо.

  Донна Лоренца побледнела. Сын же методично продолжил.

  -Предваряя твой следующий вопрос, мама, скажу, что в феврале я получил письмо от моего старого дружка, с которым мы часто охотились на лисиц, но сегодня отказавшегося от права держать оружие - его преосвященства Раймондо ди Романо. Он намекал, что моё присутствие здесь было весьма желательно. Этого мало. Меня поздравил с Благовещением мессир Северино дельи Ормани и тоже просил приехать. Я и ему не поверил бы, но тут получил послание от человека, который никогда не откажется ни от оружия, ни от своих вечных шуточек - Энрико Крочиато просил кое-что уточнить для него и писал, что ждёт меня к весеннему празднику в городе. Я подумал, что они тоже могли заметить нечто опасное... Я обратился к Меруле - и тот, платя старые долги, рекомендовал меня Паллавичини для самых ответственных поручений. Но Паллавичини подстраховался...- На лице Амадео проскользнула тонкая и язвительная улыбка.

  Донна Лоренца выслушала сына с задумчивым выражением на бесстрастном лице.

  - Они приставили к тебе этого Корсини из опасения, что ты всё же можешь заглянуть внутрь? Что в письме Паллавичини? Ты вскрыл эту эпистолу достаточно осторожно? Ларец осмотрел?

   -Ты задаешь слишком много вопросов сразу, мама, - сын знал, что мать предпочитала иметь понятие о всех вещах, доступных пониманию, а об иных - тоже порой думать, и прожевав кусочек сыра, ответил, - никуда я не заглядывал. Не было нужды. Ларец упаковывал по указанию Паллавичини сам Рустиччи.

   - И что там?

   - Именно то, чего я ожидал. Второе дно, там - мышьяк. Письмо же Рустиччи запомнил наизусть. Ты же знаешь память своего племянничка, сынка твоей сестрицы Франчески. Но фразы Паллавичини так обтекаемы и двусмысленны, что, предъяви мы это письмо в суд, автора нельзя будет обвинить ни в чём, кроме благого стремления к миру и любви к ближнему. Не исключено, что там просто содержится некая ключевая фраза, о которой имеется устная договоренность.

  Донна Лоренца брезгливо поморщилась.

  -Они собираются отравить Феличиано? Ублюдки...

  -Что им остаётся? Он не мелькает в городе, в замке охрана, значит, нужно купить повара или какого подонка в замке - это по карману и риск невелик. Купят через подставное лицо, дурак и знать не будет, за чьи деньги его повесят. Притом, первыми постараются купить наиболее близких к графу людей... и тут уж тебе видней, кто из них дешевле всех.

  Донна Лоренца усмехнулась.

  -Епископ Раймондо любит Бога. Ормани верит в Бога и сочтет попытку подкупить его оскорблением. Сукин хвост Энрико боится Бога, а, кроме того, обладает мошной, набитой не менее туго, чем у тебя, сынок.

  Эти слова матери вызвали на лице сына насмешливую улыбку.

  - А по виду не скажешь, что мой бывший собутыльник - богач. Сегодня на рынке его драной мантией жито просеивать можно было...

  - Ты видел его?

  - Да, как всегда валял дурака на площади да собирал слухи...

  - Если Крочиато не выставляет богатство напоказ, это говорит о его уме, а не о том, что он беден. А этот Паоло... остался у Реканелли?