-Да... и, по-моему, ему весьма приглянулась юная дочка Родерико. Не удивлюсь, если к нашей следующей встрече найду в нём пылкого республиканца и пламенного врага тирании. Да ещё и страстного влюбленного, пожалуй. Надеюсь, наш человек по-прежнему в доме Реканелли?
Донна Лоренца кивнула и задала вопрос, лежащий весьма далеко от политики, зато куда ближе к материнскому сердцу.
-Ты-то когда женишься, шельмец?
Сын поморщился и промолчал.
-Неужто в чужих землях никого не нашёл?
-Да я и не искал. - Лицо Амадео потемнело. Он перевел разговор. - Ну, а как поживает граф, мой дружок Чино?
Теперь омрачилось лицо донны Лоренцы. Она вздохнула.
- Это особый разговор. Феличиано изменился. - Мать заметила, что сын поднял на неё глаза, и покачала головой, - нет, не оподлел и не заболел гордыней, что было бы неприятно, но ожидаемо. При нём по-прежнему Раймондо, Северино, Энрико и брат с сестрой. Чечилия с сестрой Раймондо Делией вернулись перед Пасхой из монастыря. Но и друзья не узнают его. Началось это ещё после смерти Франчески Паллавичини, он... ты не поверишь... вытворял такое... а после гибели Анджелины просто потерял себя. Часами, Катарина говорит, на башне сидит, на город смотрит и молчит. Мне не нравится всё это.
- За последние годы Феличиано хоть раз вспоминал обо мне? - твёрдое лицо Амадео окаменело. Было заметно, что он готов к любому ответу.
- Ну, ты уж... - донна Лоренца опешила, - скажешь тоже. Да. И часто. Последний раз спросил, приедешь ли ты на весенний праздник и просил, чтобы я немедленно известила его о твоём приезде.
Лицо Амадео чуть смягчилось.
- Энрико видел меня - граф уже знает, что я здесь. А что произошло с Анджелиной? Толпа на площади судачит, что молодой граф убивает жен...
Донна Лоренца поморщилась.
-Дурная история. Я была тогда в замке у Катарины. Анджелина выбежала из своей комнаты во двор, приказала шталмейстеру седлать четырех лошадей и вместе с сокольничим Пьетро Россето и подругами Джильдой Руффо и Марией Варино отправилась на охоту, при этом Чино... Феличиано стоял на балконе. Все слышали, что он просил её остаться, но виконтесса заявила, что не сядет с ним за стол. Феличиано... я видела, он сильно побледнел и ушёл к себе. Та же, как сумасшедшая, понеслась в Лысый лесок, Россето догнал её, подруги ехали следом. Тут наперерез белой лошади графини вдруг выпорхнул филин, он перепугал Лакомку, та резко остановилась, потом рванулась вперед. Подпруга у седла лопнула, и Анджелина на всём скаку слетела с лошади. Местность там болотистая, упади она на мочак - ничего бы страшного, но под головой оказался камень - она сломала шею. Шталмейстер Луиджи Борго говорил, что все сошлось - одно к одному. Он не хотел давать донне Анджелине Лакомку, она пуглива, но та сама потребовала её - цвет лошади подходил к её шубке, седло он тоже приказал отдать Фаллоро для ремонта, - но нет, донна Анджелина считала его удобным и велела взять его. А на мочаке по ранней весне что делать? - у всех гнезда, птица пуганая да нервная... потомство ведь...
-Что стало поводом для ссоры Феличиано и Анджелины?
-Никто не знает. Граф семейные распри на люди никогда не выносит. Что до друзей... Его друзья - твои друзья, мозгами они не обижены, но разводят руками. Через месяц после смерти виконтессы умер старый граф - остановилось сердце. Меня тогда не было. Говорят, накануне между старым графом и Феличиано был тяжелый разговор. Но о чём? Бог весть. Сейчас он часами сидит на башне, Катарина говорит, тупо глядит на окрестности. Ещё пять лет назад Нинучча-прорицательница наговорила ему всякого вздора - чтобы он остерегался угрозы роду, не снимал меча, толпы избегал и помнил, что пред Богом ходит. Мы с Катариной подумали, что лучше ему не мелькать в городской сутолоке. Да он и сам так думает.
Сын задумчиво кивнул и поднялся.
-Нинучча не шибко-то и ошиблась, в его положении и я предсказал бы ему то же самое. Вызови завтра нашего человека из дома Реканелли к Дженнаро. Мне и так ясно, что он скажет, но вдруг я неправ? А я ночью навещу замок.
Глава 3.
Между тем, молодой Паоло Корсини был счастлив оказаться в доме Реканелли - люди они были влиятельные и знатные, к тому же встретили его как равного, а юная Лучия и вовсе была хороша, как куколка. Паоло клятвенно заверил мужчин семейства, что всю дорогу не выпускал ларца из рук, а на вопрос о своём попутчике отозвался неопределенно - явно аристократ, но больно много о себе мнит...
Юная же Лучия, рассмотрев Паоло, настроилась на критический лад - собой-то ничего, да не больно-то красноречив и умён и, сделав этот нелестный для молодого Корсини вывод, хоть и продолжала кокетничать с юношей, утратила к нему всякий интерес.
Ей вдруг стало тоскливо. В последний год в монастыре монахини стали смотреть на неё неодобрительно, да и сама Лучия чувствовала, что с ней происходит что-то странное: она становилась то неуемно весела, то грустила Бог весть почему. Для печали ей не нужна была серьезная причина - скорее, она склонна была сама придумывать её. Сумерки, легкое потрескивание свечей, пение цикады в монастырском саду почему-то рисовали в её воображении тягостные картины, и только любимое ею масло, напоенное ароматом ландышей, подаренное монахиней Джованной, утешало. Стоило вдохнуть его благоухание - и мир расцветал даже в зимнюю стужу весенними красками.
В монастыре рядом с ней жила Чечилия Чентурионе, дочь графа Амброджо. Лучия знала, что их семьи враждуют, дома слышала немало дурного о членах этой семьи. Тем удивительней оказалось знакомство с Чечилией - ласковой и совсем не гордячкой. Кроме милого нрава Чечилия, в отличие от Лучии, обладала куда меньшей наивностью и знала куда больше, чем надлежало девице её лет, и даже имела уже сердечную тайну. Сама же Лучия, хоть и ощущала волнение при виде молодых людей в храме, когда они, воспитанницы сестер-кармелиток, пели на хорах на службе, но влюблена никогда ни в кого не была. Девицы неожиданно для самих себя понравились друг другу и подружились, при этом обе, приезжая домой, никогда не говорили близким о своей дружбе, понимая, что она не вызовет одобрения ни в палаццо Реканелли, ни в замке Чентурионе. Сдружилась Лучия и с Делией ди Романо, сестрой местного епископа Раймондо, знакома была и с Бьянкой, сестрой скалько и массария2 замка Энрико Крочиато, о котором Чечилия Чентурионе говорила, что он человек очень милый, настоящий рыцарь.
Лучия была обязана Чечилии многими знаниями и книгами, которые та втихомолку от монастырских сестер давала ей читать ночами. Эти книги волновали кровь и будоражили Лучию, но одного она не понимала и наконец спросила о том подругу. 'Здесь говорится, что они возлегли на ложе... а это зачем? Так принято на свадьбах?' Чечилия просветила её, хотя имеющиеся у неё сведения были почерпнуты ею из болтовни деревенских девок-прядильщиц в замке. 'Жених разденет тебя и овладеет тобой, он должен пронзить тебя своим мужским клинком, и тогда ты станешь его женой и продолжишь его род. Это больно, но так надо' Лучия испугалась. Однажды на внутреннем дворе она видела, как клинком закололи свинью. Это было так страшно! 'Пронзит клинком?' Чечилия захихикала. 'Мужской клинок - это то, что у каждого мужчины всегда с собой, даже в бане. Он не очень острый, но Нинучча говорила, что первый раз прокалывает больно' Нинучча ещё много чего рассказывала Чечилии, но та целомудренно сочла, что об остальном в монастырских стенах говорить негоже.
Несмотря на испуг от услышанного, Лучия мечтала о браке. Юноши волновали её, но это были воображаемые юноши - рослые красавцы, умные, красноречивые, галантные и рыцарственные. О мужчинах Лучия читала, что 'рыцари имеют многообразные достоинства: одни - хорошие воины, другие отличаются гостеприимством и щедростью; одни служат дамам, другие блистают костюмом и вооружением; одни смелы в рыцарских предприятиях, другие приятны при дворе'. Культ Прекрасной Дамы, начавшийся с поклонения Деве Марии, возвеличил и земную любовь, она почиталась источником всяческой добродетели и входила в состав рыцарских заповедей. 'Редкие достигают высшей добродетели, храбрости и доброй славы, - гласило одно из поучений, - если они не были влюблены'. Идеальный рыцарь был честен, умен, скромен, щедр, набожен, смел, вежлив и непременно влюблен...