— Чудесная мысль. Мне нужна всего минута, чтобы написать послание.
Она пошла к письменному столу отца, где лежали ручки, чернила, бумага. Не колеблясь, она написала:
«Мой самый дорогой! Не откладывай выход ни на один день. Доверься мне и выступай немедленно».
Джесси запечатала конверт, вручила его Де Розье. Он сказал с серьезной миной:
— Не беспокойтесь, мадам. Послание будет передано вовремя.
— Да благословит вас Бог, — сказала Джесси.
Она вернулась к письменному столу отца, села, внутри нее все словно обмякло. Она не чувствовала ничего, кроме леденящего душу страха: а вдруг что-нибудь случится с Де Розье на пути к причалу Коу и второй экземпляр приказа от Топографического корпуса дойдет до Джона раньше ее записки?
День и ночь слились воедино в лишающую сна череду надежд и тревоги. Доверится ли муж ее мнению? Выступит ли он немедленно, даже если группа не совсем готова? Или же он пренебрежет ее запиской, сочтя ее вспышкой истерии, к которой склонны женщины? Это было первым подлинным испытанием Джона Фремонта, обещавшего считать ее полноправным партнером и доверять ее мнению.
Она не знала, сколько дней прошло — три, четыре, когда брат Де Розье галопом примчался к дому Бентонов, соскочил с коня и постучал в дверь. Он вытащил из-за пазухи своей кожаной куртки запачканный и пропитанный потом конверт. Протягивая конверт Джесси, он сказал:
— Лейтенант Фремонт шлет вам это послание, мадам. Я привез его так быстро, как могла скакать моя лошадь.
— Спасибо, Де Розье, вы и ваш брат были несказанно добры.
Джесси вскрыла конверт и прочитала:
«До свидания. Я верю и выступаю».
Стоя в проеме двери, чувствуя слабость и в то же время торжествуя, Джесси тотчас же подумала: «Никто не должен знать о содеянном! Братья Де Розье не проговорятся. Мы просто заставим военный департамент считать, что его приказ опоздал с доставкой на причал Коу».
Однако она сразу же отвергла такую мысль. Она не боялась содеянного ею и не стыдилась. Взяв в руки то же самое перо, каким она написала послание мужу, Джесси составила письмо полковнику Аберту о своем поступке. Она изложила причины, почему нужна пушка, чтобы пройти через территорию черноногих, почему было бы трагической ошибкой отзывать лейтенанта Фремонта в тот момент, отставить экспедицию или же передать отобранных им людей под командование другого офицера. Она закончила письмо словами, что готова подвергнуться следствию и суду по возвращении в Вашингтон, но полагает, что результаты этой второй экспедиции окажутся настолько благоприятными для полковника Аберта и Топографического корпуса, что ее поступок будет оправдан полностью.
Джесси писала смело и уверенно, но, как только Габриэль отнес письмо на почту, отвага покинула ее, и она упала ниц на кровать. Она не сомневалась, что муж одобрит ее решение. Но как поведет себя отец? Том Бентон относился сурово к дисциплине. По какому праву девятнадцатилетняя женщина взбунтовалась против правительства Соединенных Штатов? Она была уверена в своей правоте, однако также была уверена, что если отец осудит ее, то она никогда больше не выдержит годовой разлуки с мужем.
На следующее утро пришел полковник Стефан Кирни, его лицо и белки глаз были еще более желтыми, чем обычно.
— Я только что получил письмо от военного департамента, — сказал он холодным тоном, — упрекающее меня в том, что я предоставил лейтенанту Фремонту гаубицу для экспедиции. Это моя вина — я не проявил твердости и не разубедил лейтенанта. Мне не нравится получать, нагоняи от военного департамента, Джесси, но я не такой эгоист, чтобы думать только о моем унижении. Я огорчен, что лейтенант Фремонт отозван в Вашингтон.
— Он не возвращается в Вашингтон, полковник Кирни, — сказала Джесси тихим, но твердым голосом.
— Не возвращается?.. Меня информировали письмом, что ему дан приказ вернуться.
— Этот приказ никогда не дойдет до него. Он выступил в поход несколько дней назад.
— Я не понимаю, Джесси. Экземпляр письма должен был быть доставлен вам, поскольку вы в курсе дела. Лейтенант Фремонт не должен был покидать по плану причал Коу еще неделю. Почтовый катер должен прибыть туда к данному моменту с копией приказа.
— Вот почему я должна была действовать быстро, полковник Кирни, — ответила она. — Когда ко мне поступила депеша из Топографического корпуса, я послала записку лейтенанту Фремонту с просьбой немедленно покинуть лагерь. Я не указывала в записке причин. Вчера я получила сообщение, что он выступил в поход.
Джесси видела, как кровь прилила к голове полковника, желтые белки его глаз прочертили налившиеся кровью сосуды. Одновременно его губы побелели. Его голос, когда он заговорил, был глухим:
— А вы не подумали о том, что такой поступок падет на мои плечи? Что меня осудят не только за предоставление лейтенанту Фремонту гаубицы, но и за то, что наличие этой пушки может вызвать осложнения с индейцами, англичанами, мексиканцами? Все последствия падут на меня.
— Последствий не будет. Лейтенант Фремонт использует пушку только в случае нападения на него.
— Не вам это говорить! — закричал полковник Кирни. — Мы на грани войны с Мексикой и Англией. Как мы сможем объяснить, что армейская гаубица под началом армейского офицера оказалась на спорной территории? Я говорю вам, Джесси, этот инцидент может ускорить начало войны. Каким дураком я был, позволив неопытному и импульсивному офицеру втянуть меня в такой безумный поступок!
Джесси видела, что его страх был искренним, и не только за себя, но и за страну в целом. Она заговорила примирительным тоном:
— Я огорчена на самом деле, полковник Кирни. Огорчена не потому, что лейтенант Фремонт взял с собой пушку, поскольку она защитит его группу от мародерствующих индейцев. И не потому, что перехватила приказ лейтенанту Фремонту о возвращении в Вашингтон. Я глубоко огорчена причиненными вам неприятностями. Я уже написала полковнику Аберту о своем поступке и принимаю на себя всю ответственность. Я ему вновь напишу сегодня и объясню, что лейтенант Фремонт взял пушку под свою ответственность и что вы к этому непричастны, что он возьмет на себя всю ответственность за случившееся.
Напряженная фигура полковника Кирни несколько смягчилась.
— Ох, Джесси, — сказал он, слегка успокоившись, — вы такая разумная во многих отношениях и вместе с тем такой ребенок! Вы на самом деле думаете, что ваше письмо в военный департамент избавит меня от ответственности, если лейтенант Фремонт нарвется на неприятности? И разве вы не понимаете, какой страшный проступок вы совершили, скрыв приказ?
— Это вопрос о соотношении ценностей, полковник. Я оказалась перед выбором: либо экспедиция не состоится и все сделанное моим мужем и отцом окажется разрушенным, либо я возьму дело в свои руки. Я разрешила дилемму, как сочла правильным.
— Джесси, сядем. Я должен поговорить с вами как друг, знавший вашего отца еще до вашего рождения. Вы понимаете, моему сердцу близки ваши интересы, именно поэтому я должен попытаться побудить вас понять.
Они сели рядом, и на некоторое время воцарилась тишина. Затем полковник Кирни заговорил сухим солдатским языком:
— Джесси, нельзя ослушаться приказа военного департамента или его старших офицеров независимо от того, насколько правым считает себя ослушавшийся или насколько, по его мнению, не правы командующие.
— В обычных условиях это было бы правильным…
— Это правильно при всех обстоятельствах. Армия развалится без полной дисциплины, в особенности гражданская армия. Мятеж создает хаос — это верно в отношении не только армии, но и всего демократического правительства.
Когда полковник Кирни произнес слово «мятеж», Джесси была глубоко шокирована тем, что ее действия могут быть названы мятежом. Когда же она смогла собрать воедино свои мысли, то ей показалось, что предпринятое ею отвечало здравому смыслу, интересам экспедиции, армии, правительства.