Тонди, лаская кота, вздохнул.

-Я мало интересуюсь тем, что творится там, - он махнул рукой за окно, - хоть и поневоле слышу все сплетни. Я всегда мечтал о Риме, и сколько надежд породило во мне восшествие на папский престол моего покровителя дона Франческо... И вот... такое разочарование...

Альбино знал об этом. Франческо Тодескини-Пикколомини, племянник папы Пия II, архиепископ Сиены, потом - кардинал, полгода назад, в 1503 году на конклаве, собравшемся после смерти Александра Борджа, был избран папой. Коронация состоялась 8 октября, но Пий III правил всего двадцать семь дней.

-Но отчего он умер?

-По некоторым сведениям, от язвы на ноге, - пожал плечами Тонди, - а по другим, - он оглянулся по сторонам и, хотя они были в огромной библиотеке одни, наклонился к Альбино и понизил голос, - был отравлен по приказу нашего правителя Пандольфо Петруччи.

Трудно было сказать, верил ли Камилло Тонди в отравление своего патрона, но страх, промелькнувший на его лице, был совсем непоказным, а так как он, судя по выговору, был коренным сиенцем и знал местные нравы, все это наталкивало Альбино на мысли тягостные и сумрачные.

-Он способен на это?

-Он очень влиятелен, - не отвечая на его вопрос, проронил Тонди, - лет двадцать назад он стал предводителем новески, позже, девять лет назад, избран капитаном народа. Через два года умер его брат Джакоппо, один из самых богатых сиенцев, и Петруччи стал единолично распоряжаться семейным капиталом. Женился он на Аурелии, дочери Никколо Боргезе, при поддержке тестя страшно усилился, расставил на все посты своих лакеев, но тут его усиление испугало многих, включая и его тестя.

Из его дальнейшего рассказа Тонди Альбино узнал, что Боргезе и другие влиятельные граждане Сиены сговорились убить Петруччи, но тот раскрыл заговор и Никколо был убит. После расправы с ними, последние три года Петруччи управляет как абсолютный тиран. Он прекратил распродавать должности и, хоть является сторонником жесткой руки, пытается умиротворить сиенцев, улучшая дела города и поддерживая искусства. Он сумел избежать войны с Флоренцией из-за спора о Монтепульчано, пытался влезть в доверие Чезаре Борджа, дипломатично обеспечивая ему контроль над Пьомбино, однако тайно составлял заговор против него. Борджа никогда не доверял Петруччи и пригласил его на встречу в Сенигалию в 1502, где планировал уничтожить вместе с другими врагами. Петруччи подозревал, что его жизнь в опасности и избегал встречи, а в январе прошлого года сбежал из Сиены, чтобы успокоить Борджа, скрывался в Лукке. Но с помощью его союзника, Людовика XII, вернулся два месяца спустя, а так как сегодня дела гонфалоньера далеко не блестящи, Петруччи вообще может спать спокойно и затевать новые интриги...

Глава II. Палаццо Пандольфо Петруччи. Первые странности.

Франческо Фантони не явился ночевать к матери, но это никого в доме не обеспокоило, ибо, как выяснил Альбино у кухарки Лауры Моско, принесшей ему ужин, мессир Фантони, несмотря на то, что имел в материнском доме спальню и чулан для занятий в подвале, часто ночевал у своих знатных приятелей, а порой останавливался на ночь у старого дружка, звонаря церкви Сан-Доминико, синьора Бруно Кьянчано по прозвищу Коччинелла (3) . Кухарка умолкла, не закончив перечень блудных деяний мессира Фантони. Но оказалось, что каждую же третью ночь потаскун проводил в блудном доме синьора Песко с девками Чильеджиной и Фарфалиной, а порой с тремя своими дружками-шаромыжниками - Душкой, Мушкой и Чушкой - шлялся по городу и непристойные песни под окнами честных людей горланил. Эти сведения мессир Кьяндарони почерпнул уже от рассерженной монны Анны.

Но, видимо, мессир Фантони в эту ночь был трезвенником, потому что утром опохмелиться в родной дом не пришел.

В половине двенадцатого Альбино направился в палаццо Петруччи. У него было мутно на душе и тяжело на сердце, ночью ему снились вязкие, путаные сны, в которых Пандольфо Петруччи отдавал приказ Франческо Фантони отравить несчастного Камилло Тонди, но жертвой отравления становился почему-то толстый кот Бочонок, который от яда на глазах худел, истончался и начинал прыгать на задних лапках по книгам, играть на гитаре и мяукать на разные лады, его пытались поймать семеро людей в одинаковых плащах, но он словно просачивался сквозь них и продолжал свои мартовские рулады...На кривой осине болтался висельник, ветер шелестел в листьях, у древесных корней ползали змеи...

...Его представили хозяину города, капитану народа. Мессир Пандольфо Петруччи не сказал ни одного лишнего слова и только кивнул ему, однако услышав от Арминелли, что тот прочел его аморейский пергамент, поднял седеющие брови и сказал Альбино нескольких теплых слов. Альбино внимательно вгляделся в капитана народа: лицо с узкими глазами и широким крупным носом пересекали на переносице две резкие продольные морщины, такие же морщины, шедшие от крыльев носа вниз, словно отделяли от лица властный жесткий рот. В былые годы, отметил Альбино, мысленно стерев с этого лица следы времени, оно лицо могло быть даже красивым. Рядом с Петруччи стоял благообразный человек лет сорока с небольшим, то был советник Петруччи Антонио да Венафро, профессор Сиенского университета. Элиджео Арминелли тихо сказал ему, что это человек большого ума, в прошлом году, когда оба они из-за опасности со стороны Чезаре Борджа покинули город, именно благодаря умению Венафро заручиться поддержкой французов, два месяца спустя власть Петруччи в Сиене была восстановлена. Альбино склонен был согласиться с мессиром Элиджео: лицо Венафро несло печать ума и спокойствия. Таких людей обычно отправляли с дипломатическими миссиями.

В зале приемов было около тридцати человек, среди которых особо выделялся высокий и дородный мужчина в дорогом плаще. Чёрный креп, знак траура, скорбно облегал тулью шляпы, которую он держал в руках. Петруччи негромко приветствовал его, назвав Одантонио, обнял и высказал слова горячего соболезнования.

-Это невосполнимая утрата, просто невосполнимая, бедный мальчик, такой молодой... Я не спал ночь, когда узнал, просто не мог вначале поверить! Какое горе, Одантонио... Но нужно продолжить поиски.

Альбино с удивлением заметил траур ещё на нескольких шляпах, причем, как у пожилых, так и у молодых людей. Дамы, их было совсем немного, сидели у стены в черных платьях. Неожиданно в толпе мелькнул и Франческо Фантони, тоже, к изумлению Альбино, с черным крепом на шляпе и чистейшим платком в руках. Где бы он не провёл ночь, сегодня на лице его не замечалось следов блудных увеселений и винных возлияний, он держался скромно и учтиво. Фантони тоже подошел к мессиру Одантонио в числе соболезнующих, в глазах его стояли слезы. Заметив Альбино, Франческо раскланялся и с ним, а на осторожный вопрос мессира Кьяндарони, что случилось с сыном мессира Одантонио, тихо ответил, что несчастный Микеле Ланди пропал на охоте неподалеку от Сан-Джиминьяно. Местность там болотистая, есть и трясина, ее называют Дымящейся топью, там вечно туман стоит в низине, пояснил он, а за ней место и вовсе непролазное, местные туда ходят за травой, что помогает от змеиных укусов. Вот там-то и нашли арбалет бедняги Микеле, а его самого разыскать так и не смогли.

Альбино показалось, что пропавший молодой человек был подлинно любим в обществе: в траур было облачено, как он заметил, больше половины гостей палаццо. Но мессир Фантони покачал головой и поспешил объясниться: да, Микеле был истинно цветущей ветвью превосходного своими добродетелями знатнейшего рода, но дело в том, что нынешняя весна принесла сиенцам ещё и другие скорби. Сын мессира Теренцио Турамини, Антонио, его школьный товарищ, такое горе, недавно упал с лошади, а Джулио Миньявелли на своей вилле оступился на лестнице, свалился вниз и, увы, ударился головой. Многие надели траур и по ним, в знак уважения к скорби мессира Теренцио, нашего известного банкира, и мессира Козимо, богатейшего откупщика и большого покровителя искусств.