Мотив подсматривания присутствует и в мифе об Эдипе: инцест означает здесь прежде всего раскрытие табуированной наготы матери. Запрет на подсматривание и запрет инцеста по сути дела являются вариантами единого Запрета. Это следует из космогонического анализа инцеста. По Гесиоду (Theog., 126–127), первым порождением Земли, Геи, было Небо, Уран. От союза Геи и Урана (т. е. матери и сына) рождаются чудовища[112], которых Уран прячет в земной утробе. То есть в какой то момент происходит „задержка“ в миротворении: кровосмесительный союз матери и сына начинает производить только чудовищ, которые настолько ужасны, что не могут выйти из утробы матери, пребывая в ней как невыносимая тяжесть, увеличение которой могло бы привести к катастрофе.

Как смерть Идзанаки и последующее обнаружение „темной“ ее природы едва не привели к катастрофе (прекращение миротворения, смерть людей), так и инцестуальный союз Земли и Неба едва не привел к непоправимым последствиям. Наполненная чудовищами Гея стонет от тяжести. Земля описывается как всеобщий приют безопасный (Hes., Theog., 118)[113]. В Тартаре заключаются „остаточные“ антиструктурные элементы космогонического процесса. В какой-то момент Земля начинает производить только антиструктурные (ужасные, ненавистные) элементы, вследствие чего происходит „задержка“, чреватая катастрофой. Подземные существа, не вышедшие на поверхность мира, представляют своего рода темные „сгустки“, препятствующие свободному циркулированию космоэнергии. Окончательная блокировка этого движения могла бы привести к „разрыву сосудов“[114], и мир уже был бы не миром, а чревом Идзанаки, наполненном «ползучими гадами».

Непосредственное отношении к мотиву подсматривания имеют мифы об умирающем и возрождающемся боге. Об опасности соприкосновения с подземным миром даже для богов уже говорилось. Отмечалась также периодическая необходимость «реставрации первозданного хаоса и повторения космогонического акта»[115]. Положительная сторона хаотической стихии или „священного“ представлена в новогодних ритуалах, в связанных с ними ритуальных оргиях. Ритуальное „открытие“ хаоса обратной своей стороной имеет недопустимость всякого  н е  р и т у л ь н о г о  контакта с энергохаосом. Существование (индивидуальное и социальное) в архаическом обществе, как известно, регламентировалось весьма жесткой системой запретов. Допущение ежегодных оргий на фоне этой строжайшей дисциплины кажется чем-то странным, если не учитывать космологического и энергетического содержания ритуала[116]. Всякое  н е  р и т у а л ь н о е  и не контролируемое вхождение энергохаоса разрушительно, как разрушительно, например, для человеческого организма неумеренное потребление вина. То же самое можно сказать о сексуальной жизни: всякая чрезмерность, беспорядочность ведет к разрушению формы личности, человек подпадает под власть безличной стихии пола. Ритуал возникает, разумеется, не из такого рода „эмпирических“ наблюдений, но как выражение „архетипической“ необходимости.

Самый факт ритуальности всякого контакта с хаотической (неоформленной) стихией указывает на иную, не положительную, опасную и отрицательную ее сторону, поскольку свободное, нерегулируемое проникновение первостихийности ведет уже не к энергонаполнению, не возрождению форм, но к полному их разрушению. Ритуал осуществляет „наполнение“ и „возобновление“ на верхнем уровне бытия — биологическом и социальном. На „основном“ уровне оно осуществляется самим богом. Это непосредственное „вмешательство“ божества является темой мифов об „умирающем и возрождающемся боге“[117]. Связанность этих мифов с ежегодной драмой умирающей и возрождающейся природы не ставит их возникновение в зависимость от „сезонной“ драмы. Здесь действует не причинно-следственная связь, но архетип как первичный моделирующий акт, определяющий структуру как природного мира, так и духовно-психического.

В мифах об Адонисе, Аттисе и Думузи (Таммуз) причиной смерти бога является женское божество, т. е. божество наиболее тесно связанное с хтоническим началом и, соответственно, с энергией плодородия[118].

Вместе с богом умирает вся природа и вместе с ним она возрождается. Цикличность, регулярность, а следовательно, оформленное, космическое бытие мира связываются с мужским божеством, осуществляются через него. Оно как бы является посредником между хаосом и миром, своего рода „фильтром“, через который поступают в мир стихийные энергии, таким образом лишаясь своей первоначальной „ядовитости“, оформляясь и структурируясь. Смерть бога указывает на эту его „фильтрующую“ функцию: он как бы „вбирает“ в себя разрушительные элементы, жертвует собой, но спасает и возрождает мир, восполняя его истощенные энергии. Благодаря божественному „фильтрованию“[119] в мир поступает „очищенная“ энергия, а все „остаточные“, „вредные“ элементы абсорбируются, „выбрасываются“ во тьму Тартара. Этот процесс символизируется схождением и пребыванием бога в подземном мире.

Вариантом мифа об умирающем и возрождающемся боге следует считать представления о Праджапати (Prajâpati), «который сотворил космос из своей субстанции, и после того, как он лишился ее, „он почувствовал страх смерти“»[120]. И далее: «Посредством восстановления ведийского алтаря Праджапати, восстанавливается также космическое время»[121], т. e. фундаментальная структура мира. Здесь многозначительна деталь, что бог «почувствовал страх смерти». Этот миф указывает на еще более скрытый процесс в божестве: для восстановления мирового бытия бог должен как бы „уйти в самого себя“, восстановить свое „первоединство“, начальную свою полноту, которая затем истощается в мире, наполняя его своей энергией[122].

Все вышесказанное позволяет рассматривать мотив подсматривания не только как обнаружение хтонической природы божества, но также как „указание“ (отрицательное, „от противного“) на некие тайные процессы в самом божестве, которые предопределяют все последующие мировые (космические и психические) процессы.

с) Мотив подсматривания в библейской мифологии.

В библейской мифологии мотив подсматривания и запрета отражен прежде всего в мифе о Ное, наготу которого увидел Хам и за это навлек проклятие на своих потомков.

Историческое объяснение, предлагаемое Ρ. Грейвсом[123], проклятия потомков Хама, увидевшего «наготу отца своего» и, согласно древним еврейским комментаторам, кастрировавшего его, превращает миф в своего рода „идеологическую надстройку“: миф якобы создается для идеологического оправдания, в данном случае, рабства ханаанеян у евреев. Использование мифа для „идеологического оправдания“ — вещь вполне естественная и практиковавшаяся во все времена. Некорректно только использованием объяснять возникновение. Поздние использования нисколько не раскрывают как причины возникновения мифа, так и его  а р х е т и п и ч е с к о е  содержание. Кастрация уточняет значение «наготы». Хам (или его сын Хаанан, по другой версии[124]) как бы дотрагивается до запрещенной „хтонической точки“. Поэтому проклятие, произносимое Ноем, — о б ъ е к т и в н о, т. e. имеет целью охранение бытия от разрушительного действия хаоса, бездны (др.-евр. תהןמ — t'hom), тем более, что история о проклятии Хаанана следует непосредственно за сказанием о всемирном потопе. О начале потопа рассказывается: «…разверзлись все источники великой бездны» (Быт. 7, 11). Мир, которому грозила опасность поглощения бездной (вода истекает из «великой бездны», является символом и „содержанием“ бездны), становится миром запрета.

вернуться

112

Первые порождения Идзанаки и Идзанами, брата и сестры, чудовищны, и они от них отказываются (Кодзики, цит., 420) Причину этой неудачи небесные боги обнаруживают в „неправильности“ совершенного обряда: первым должен говорить мужчина, а не женщина, т. е. вначале получает преобладание женское (хтоническое, неоформленное) начало, поэтому первые „детища“ от союза Идзанаки и Идзанами рождаются «без рук и без ног», а второе — «неживое», «недолговечное, словно морская пена» (там же). Таким образом, запрещение инцеста можно рассматривать как „меру“ против преобладания хтонического начала.

вернуться

113

Здесь и далее Теогония Гесиода цит. в переводе В. В. Вересаева по: О происхождении богов, М. 1990.

вернуться

114

„Разрыв сосудов“ — одно из центральных понятий теософской системы Рабби Ицхака Лурии, см. G. Scholem, Major Trends in Jewish Misticism, New York 1977, pp. 244–286.

вернуться

115

М. Eliade, Il mito dell'eterno ritorno, cit., p. 65.

вернуться

116

Ср. о непристойности в обрядах африканского племени ндебу: «вубвангу — это повод для дозволенной непочтительности и предписанной нескромности. Однако в действительном поведении не допускается никакого полового промискуитета» (В. Тэрнер, Символ и ритуал, Μ. 1983, с. 157).

вернуться

117

См.: П. А. Гринцер, Умирающий и воскресающий бог, в: МНМ, т. 2.

вернуться

118

Адонис—Артемида (она же является причиной смерти подсматревшего за ней Актеона; то обстоятельство, что смерть Адониса, по одному варианту мифа, вызвана именно Артемидой, не является ни случайным, ни произвольным), Аттис—Агдитис, Думузи—Инанна. В случае Аттиса и Думузи очевидна связь с силами плодородия: Агдитис — двуполое божество, Великая мать, Инанна — богиня плодородия и любви. О связи Артемиды с плодородием см. А. А. Тахо-Годи, Артемида, в: MC, сс. 60-61.

вернуться

119

Идея „фильтрации“ Божественной первоэнергии является центральной в некоторых каббалистических доктринах. Сложнейшая система sefirioth (мн. ч.; др.-евр. sefirah означает не 'сфера', а 'число' в пифагорейском значении этого слова), посредничающая между Богом в его наиболее скрытом и недоступном аспекте En-Sof (др.-евр., букв. 'бесконечное') и миром, по сути дела является системой „фильтрования“ Божественной энергии. „Метафизическая катастрофа“, которая описывается в учении Рабби Ицхака Лурии как Shevirath ha-Kelim (др.-евр. 'разрыв сосудов'), связана, как можно предположить, с каким-то нарушением в этой системе „фильтров-сфер“, см.: G. Scholem, Major Trends in Jewish Misticism, cit.

вернуться

120

M. Eliade, Il mito dell'eterno ritorno, cit., р. 83.

вернуться

121

Ibid., р. 84.

вернуться

122

Идея „ухода в самого себя“ или zimzum (др.-евр., букв. — „сокращение“) является одной из основных и, быть может, самой замечательной в учении Рабби Ицхака Лурии. „Уход“ Бога в самого себя, в свою Первобесконечность (En-Sof) всегда предшествует новому акту творения, см.: G. Scholem, Major Trends in Jewish Misticism, cit.

вернуться

123

R. Grave, R. Patai, I miti ebraici, Milano 1964, p. 148.

вернуться

124

Ibid., p. 148.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: