Однако на Кубок Швеции первым вратарем поехал Володя Мышкин. Об этом мало кто знает, но это так. И сыграл он там хорошо. Я был дублером. «Скорее бы закончился этот сезон», — думал я. Мне казалось: пройдет время, отдохну и все встанет на свое место.

Летом с семьей мы поехали к бабушке моей жены в Вышний Волочек. Мы там проводим каждый отпуск — в походах за грибами и ягодами, в долгих прогулках по лесам, на рыбалке. Места чудесные: озера, речки, острова… А какая рыбалка! Без улова даже новичок не возвращается. Отпуск в тех краях любые раны залечит.

Конечно, на юге тоже есть свои прелести — море, солнце. Но в каждом доме отдыха или санатории опять надо соблюдать строгий распорядок дня, который уже в печенках сидит. Завтрак, обед, ужин, подъем, отбой… Да и уж слишком людно там. То и дело тянут разделить какую-нибудь компанию, поддержать чье-нибудь застолье. Откажешься — в спину шепоток: «Зазнался Третьяк, нос задирает». Невдомек таким людям, что каждый час своего недолгого отпуска мы, хоккеисты, ценим совсем не так, как другие, ведь весь год мы почти не видим ни жен, ни детей. Весь год проходит в огромном напряжении: давай, давай! Ни на день ты не имеешь права расслабиться, забыть об этом «давай». Ждешь отпуска, как подарка.

А в Вышнем Волочке по-другому. Большой деревенский дом. Парное молоко. В семь часов мы уже на ногах и всей семейной командой — Таня, Дима, Иришка и я — отправляемся на озера. К обеденному костру кто-то несет лукошко грибов, кто-то банку ягод. Я возвращаюсь с рыбешкой. Вечером налаживаю самовар (очень люблю это дело), и с 86-летним дедом долго гоняем чай. Дед рассказывает о том, как жили тут прежде, как боролись за Советскую власть. Я вижу, что он явно гордится моим приездом перед соседями. А я счастлив, что у нас есть этот дом в Вышнем Волочке, где можно провести такой замечательный отпуск.

В первом матче турнира на приз «Известий» 1980 года с командой Чехословакии ворота защищал Володя Мышкин. Наша сборная тогда уступила — 4:5. На вторую игру поставили меня. Я старался, как в юные годы. Счет был 5:2 в нашу пользу, но это еще не все. Организаторы турнира назвали меня лучшим вратарем.

Значит, все вернулось? Празднуй, Третьяк! Нонет, я же говорю, что судьба крепко взялась за меня. Ух как крепко! Новое несчастье случилось спустя полтора месяца. Мы поехали в Горький на обычный календарный матч первенства СССР. Автобус подвез команду ко Дворцу спорта. Неся перед собой свою громоздкую сумку с вратарской амуницией, я стал спускаться по автобусным ступенькам. Шаг, еще один… Правой ногой резко ступил на землю и вдруг почувствовал острую боль в ступне. Эта боль была такой, какой я еще никогда в жизни не испытывал. Я сдавленно застонал. Ребята подбежали: что случилось? Полкоманды спустилось по этим ступенькам, и ничего, а тут… Моя правая нога со всего маху угодила в яму. Когда сделали рентгеновский снимок, выяснилось: перелом. И это — незадолго до начала чемпионата мира.

Наложили гипс. «На какое время?» — с надеждой спросил я врача. «По меньшей мере на месяц», — твердо ответил он.

Когда я на костылях появился дома, Татьяна ударилась в слезы: «Вот он — твой хоккей. Инвалидом тебя сделает». Но ее огорчение, впрочем, быстро сменилось радостью — когда поняла, что теперь-то я наверняка по меньшей мере месяц буду дома. Ни сборов, ни разъездов. Мы были женаты почти девять лет, но так редко видели друг друга. За девять наших совместных хоккейных сезонов не выпадало и трех дней подряд, чтобы я провел их в кругу семьи. А тут — месяц! Было отчего радоваться моим домочадцам, видя, как я неуклюже ковыляю по квартире с помощью костылей.

Неделю я наслаждался полным покоем. Затем спохватился. Нет, я вовсе не намерен был так просто складывать оружие. Позвонил в клуб: «Готов приступить к тренировкам». Меня сразу поняли. Каждый день к подъезду нашего дома теперь стал подкатывать автомобиль «Скорой помощи», я спускался на костылях и ехал в ЦСКА. Там в гимнастическом зале для меня установили настоящие хоккейные ворота. Я садился перед ними на табурет, брал ловушку, и Виктор Кузькин швырял по воротам ракеткой теннисные мячи. Так мы тренировались — ежедневно по часу-полтора. Это помогло мне не потерять навыка, а самое главное — уверенности в своих силах.

Домой по указанию Тихонова доставили гребной тренажер — этот аппарат занимал половину комнаты и поначалу вызвал большой восторг у детей. Правда, они быстро остыли, уяснив, что мало радости подолгу заниматься сухопутной «греблей». Утомительное это занятие. Я же работал механическими «веслами» по многу часов. Я не был до конца уверен в успехе, в том, успею ли встать в строй до начала мирового первенства, но решил побороться, постоять за себя.

Мне было с кого брать пример. Валерий Харламов, попав однажды в больницу с тяжелейшими переломами, начал готовить себя к грядущим поединкам, буквально лежа на кровати. Доктора рассуждали о том, сколько лет потребуется Харламову, чтобы обрести обычное физическое здоровье, о хоккее они и не заикались, а Валерий, едва встав на ноги, пришел… тренироваться. Хромал, постанывал от боли, но надел коньки. Чуть ли не в первую же минуту случайно брошенная шайба угодила Харламову в то место, где был перелом. Со льда его унесли. «Ну, все, — с тоской подумали мы, — это надолго». Однако следующим утром Валерий снова появился на катке. Да, в чем-то врачи были правы: Харламов и спустя несколько лет ходил, прихрамывая. Но зато как играл!

Или взять Александра Мальцева, которого травмы преследовали ну просто роковым образом. Какое надо было иметь терпение, мужество, чтобы каждый раз возвращаться в строй!

Мужество, стойкость, отвага для меня неразрывно связаны с такими понятиями, как патриотизм, верность долгу, честь. Подонок никогда не проявит смелость. Драчливость — да, ухарство — возможно, безрассудство — может быть, но ведь мы говорим о категориях подлинных. О проявлениях мужества ради высокой цели, об отваге во имя благородной победы.

История нашего спорта содержит поразительные примеры самоотверженности. Но они меркнут перед теми проявлениями стойкости, которые демонстрируют сегодня воины ограниченного контингента советских войск в Афганистане, выполняющие свой интернациональный долг. Недаром некоторые из них удостоены высших государственных наград, стали Героями Советского Союза. Вот перед кем все должны преклоняться! Мне довелось слышать выступления офицеров-интернационалистов — вертолетчика Щербакова, мотострелка Аушева, десантника Козлова, — моих ровесников, мундиры которых украшают Золотые Звезды. Они мало рассказывали о собственных подвигах — больше говорили о героизме товарищей, презревших смертельную опасность ради счастья другого народа. Однажды в «Красной звезде» я прочитал очерк о человеке, судьба которого сходна с судьбой Маресьева: подорвавшись на бандитской мине, он потерял обе ноги, но сумел вернуться в строй и даже настоял на назначении его в родное подразделение, которое оказывает содействие афганцам в отражении агрессивных действий извне. Майор Радчиков… Потрясающий пример силы духа, верности долгу, коммунистической стойкости.

Такие люди, их поступки и всех нас делают сильнее.

…Гипс сняли через три недели. Я почти тут же вышел на лед, сразу почувствовав, насколько далеко назад отбросила меня эта травма. Даже Татьяна по телетрансляции заметила мою неуверенность, частые, необдуманные падения, какие-то лишние, не свойственные мне раньше, движения. А до чемпионата оставались считанные дни.

Пришел к Тихонову:

— Наверное, не успею, Виктор Васильевич. Не хочу подводить команду.

Ответ тренера был неожиданным:

— Да, мы видим, что ты не в форме. Но время еще есть. Ты успеешь. Мы верим в тебя.

Наверное, скажи он как-нибудь по-другому, не так определенно, я действительно опустил бы руки. А после тех слов будто второе дыхание открылось.

Как дальше складывались события, болельщики, наверное, помнят. В Стокгольме и Гетеборге я отстоял за сборную во всех матчах, кроме последнего, который уже ничего не решал, потому что мы досрочно стали чемпионами мира. В решающем поединке наша команда буквально разгромила шведов.