Запомнилось, что на чемпионат, чтобы поддержать своих, приехали знаменитые профессионалы из Канады Робинсон и Ги Ляфлер — после того, как их монреальский клуб выбыл из розыгрыша Кубка Стэнли. Ляфлера корреспонденты спросили: в чем, по его мнению, кроется сила советских хоккеистов?

— Об этом можно говорить долго, — ответил канадец. — Но можно и одной фразой: они большие патриоты своей Родины.

Попал, что называется, в точку.

Летом 1981 года по командировке ЦК ВЛКСМ, я побывал на уникальных нефтяных месторождениях Западной Сибири и у строителей БАМа. Не один, конечно. Путешествовали мы целой «командой» — тренеры Тихонов и Юрзинов, хоккеисты Мальцев, Шалимов.

Считается, что во время таких поездок спортсмены в порядке, так сказать, шефства над ударными комсомольскими стройками, пропагандируют достижения хоккея, агитируют людей заниматься спортом. — Верно, это так. Но знали бы вы, сколь много дают эти встречи нам самим, какой силой они нас заряжают! Когда встречаешься со своим болельщиком не на столичном стадионе и не рядом с ним, а, как говорится, на переднем крае, когда держишь отчет перед людьми, которых по праву называют первопроходцами, творцами истории, то невольно ощущаешь волнение особого рода. Как перед самыми ответственными международными матчами. Сибиряки — нефтяники, строители, геологи, тоннельщики — вот кто настоящие герои! На фоне их самоотверженного труда твои успехи кажутся куда как скромными.

«Порой, когда от тренировочных нагрузок становилось невмоготу, вдруг вспоминал эти встречи, и думалось: ну нет, брат, терпи, ведь тем ребятам приходится еще труднее и их не показывают по телевизору. Терпи!

Так что еще неизвестно, кто больше заинтересован в подобных командировках — хозяева или гости.

Программу поездки нам Составили плотную: приходилось выступать по три-четыре раза в день — и в больших залах, и в крошечных вагончиках, и просто рядом с буровыми вышками, на лесных просеках. Везде нас принимали как самых желанных гостей.

На вертолете мы прилетели в глухую забайкальскую тайгу, где строился один из участков БАМа. Спрыгнул на землю и… тут же попал в объятия какого-то местного богатыря-первопроходца. Он извлек из карманов две бутылки шампанского. Пробки, выстрелив, полетели в небо. Парень, еще не выпив ни глотка, уже был пьян от счастья.

— Вот уж никогда не думал, что увижу настоящих Мальцева и Третьяка. И где! В глухой тайге, за много тысяч километров от Москвы! — кричал он.

Его глаза сияли, он протягивал нам шампанское!

— Выльем по русскому обычаю за встречу. У меня ведь сегодня двойной праздник — утром сын родился. Ну и денек!

— От души поздравляю, — говорю. — А как сына назовешь?

— Еще не решил.

Потом мы, разделившись на две группы, разъехались в разные стороны: одни к монтажникам, другие — к тоннельщикам. Через два дня встретились на вертолетной площадке, чтобы возвращаться, как там говорят, на «большую землю». И опять ко мне тот строитель-богатырь подошел. На этот раз без бутылок, зато с крошечным ребенком, завернутым в голубое одеяло.

— Вот он, мой сын, — говорит. — Специально из родильного дома забрал, чтобы ему вас показать. Вырастет мальчишка, и я ему расскажу, что родился он в тот день, когда на БАМ Третьяк приезжал.

Я был тронут. Мы тепло попрощались, обнялись. Я уже пошел к вертолету, когда счастливый парень снова окликнул меня:

— А чего же не опрашиваешь, как я сына-то назвал?

— ?

— Владислав! Конечно Владислав!

Ну разве можно забыть!

Замечательные мои болельщики… Сколько раз в трудные моменты ваша поддержка помогала мне. Вы не скупились на аплодисменты, а бывало, великодушно прощали промахи. В своих письмах вы давали множество советов и щедро расточали похвалы.

Я всегда — где бы мы ни играли — чувствовал ваше доброжелательное отношение, вашу веру. Между нами никогда не было недоразумений — никогда, начиная с того памятного матча ЦСКА — «Спартак» в 1969 году, от которого я веду отсчет своей хоккейной карьеры. Когда в тот день А. В. Тарасов поставил меня в состав, даже бывалые армейские игроки восприняли эго недоверчиво: еще ни разу их ворота не защищал мальчишка. А болельщики в меня поверили: каждую мою удачу в том матче, даже самую маленькую, они награждали аплодисментами.

С тех пор у меня установились самые теплые отношения с любителями хоккея, и я всегда рад встречам с ними. Нас, хоккеистов, часто приглашают на спортивные вечера, которые проходят в воинских частях, студенческих аудиториях, заводских клубах. Зал обычно набивается до отказа. Люди как будто хотят поближе рассмотреть нас, сопоставить хоккейное умение с чисто человеческими качествами, проверить свое отношение к тому или иному хоккеисту. Такие встречи для нас — ответственный экзамен.

Однажды газета «Комсомольская правда» попросила своих читателей высказаться о самых известных советских спортсменах, выразить мнение об их мастерстве, характере. Редакция познакомила меня с теми письмами, которые начинались со слов: «Мой любимый спортсмен — Владислав Третьяк». Их было много, и они действительно напоминали признание в любви. Мне тогда было лет двадцать пять, и, слава богу, хватило ума не утонуть в этом потоке похвал, отнестись к ним как к авансу, выданному в счет будущих успехов.

Глубоко уважаю истинных ценителей и знатоков спорта. Без них нельзя представить себе наш хоккей. Правда, встречаются среди болельщиков фанатично настроенные люди, которые, не разбираясь в тонкостях игры, не понимая ее красоты, дни напролет проводят за разговорами о «своей» команде, считают и пересчитывают очки и шайбы, перемывают косточки игрокам. Как убоги эти разговоры! И как хорошо, что таких «болельщиков» у нас меньшинство. Если они и бывают заметны, то не числом, а своей крикливостью и распущенностью.

Мне рассказывали, что, когда в Праге проходил решающий матч первенства мира и Европы 1978 года, в московских аэропортах были задержаны вылеты нескольких рейсов: все пассажиры столпились у телевизоров, и никакие объявления, призывы, уговоры не могли заставить их пройти на посадку. После этого матча, закончившегося нашей победой, мы получили тысячи телеграмм. Ведь то была победа, по которой особенно соскучились, которую особенно ждали. До этого два года подряд — в Польше и Австрии — мы проигрывали чемпионат. Нас крепко поругивали тогда, но главное было другое: в нас верили. А когда в тебя верят, горы можно свернуть.

Как офицеру, члену армейского спортивного клуба с 20-летним стажем, мне доставляют особую радость встречи с воинами. На них бывает какая-то очень уж теплая, доверительная атмосфера. Здесь все — твои болельщики, твои заочные друзья. Чувствуешь, что зал излучает импульсы дружелюбия, признательности, неподдельного интереса. Люди слушают затаив дыхание, ловят каждое слово. А потом сотни рук тянутся за автографами, и встреча кончается только тогда, когда я удовлетворю все просьбы.

Наши армейские болельщики не столь темпераментны, как, скажем, поклонники другого популярного столичного клуба, но зато они имеют куда более значительные достоинства, и главное — умение разглядеть в хоккее подлинную красоту, оценить тонкую комбинацию, хитрый пас, благородство в игре. Есть болельщики, вниманием которых я особенно дорожу. Когда они на трибуне, играешь — как подарок им делаешь.

Одним из таких людей был Герой Советского Союза полковник Василий Архипович Гелета. Летчик, фронтовик, он самозабвенно любил хоккей и часто бывал на матчах. Мы познакомились еще на заре моей вратарской карьеры. Какой человек! Бывая у него дома, я с глубоким волнением рассматривал боевые награды Василия Архиповича — ордена, медали, расспрашивал его о войне, о воздушных боях. Еще тогда я глубоко осознал одну святую истину: мы все в неоплатном долгу у тех, кто отстоял свободу Родины. Они ценой собственной крови подарили нам эту прекрасную жизнь. Сегодня мы играем в хоккей потому, что сорок лет назад они дошли до Берлина.