Книга была на испанском, а Линдейл знал его не очень хорошо, но ему нравилось листать книгу и, припоминая обрывки латыни, которые в него пытались когда-то впихнуть, чувствовать себя образованным человеком. Кое-что он все же понимал, иногда рассматривал гравюры, однако после пятого стакана рома буквы выстроились в хоровод и дружно куда-то поплыли. Джон положил книгу на комод и натянул на уши плед. Мир кружился в медленном вальсе, увлекая Линдейла все дальше и дальше в сладкое забытье. Он снова танцевал с Ребеккой Соджерн в несуществующем более доме, в несуществующей ныне стране, а потом она спросила его, не желает ли он выйти в сад посмотреть на новый чудесный сорт роз, недавно доставленный на корабле из Прованса, и он снова согласился, только ради того, чтобы вдали от всех поцеловать ее. Бекки не отличалась умом и не блистала красотой, но была довольно хорошенькой, и у нее было доброе, отзывчивое сердце. Ее отец даже не ругал слуг в ее присутствии, так ее это расстраивало... А возможно, она просто напоминала ему мать. Где-то глубоко внутри его сердца пульсировала боль, когда он думал о той, которая дала ему жизнь, кто негромко пел ему, убаюкивая каждую ночь в далеком раннем детстве, чье лицо он не помнил: туманный призрачный образ... Джон мог вырвать из памяти только одно: как задыхался от страха, прислушиваясь к ее стонам из соседней комнаты, куда его не пускали, а потом вошел измученный, покрытый кровью отец и, упав без сил в кресло, прижал руку ко лбу. В его глазах - отчаянье.

- Она умерла, - сказал отрывисто крупный и сильный мужчина. - Твоя мать умерла.

Он зарыдал, закрыв лицо, и это было страшнее всего.

Джон был очень мал, но помнил, как плакал и молился вместе с отцом за маму и брата, который появился на свет слишком слабым и маленьким и не пережил свою первую ночь, несмотря на старания повитухи-индианки. Они похоронили их вместе на холме за домом, под высоченными соснами, Кэтрин и Дэвида.

Похожа на мать... Похожа... Он не мог об этом судить, просто ему так казалось.

Бекки пропала во время Войны... Большинство ее родных погибло, а оставшиеся дальние родственники были слишком заняты поиском места в этом внезапно разлетевшемся вдребезги мире. Ее дом сгорел, и, казалось, сама память о ней была стерта лишениями, выпавшими на долю соседей. Одно время Джон пытался разыскать Бэкки, но безуспешно. Выяснил только, что мисс Соджерн работала в полевых госпиталях, ухаживала за тяжело ранеными, солгав, что замужем за ним, Линдейлом[8.]. Она нравилась ему, он думал, что влюблен, но жизнь закружила и его тысячью повседневных мелочей... А потом он встретил Анабель. Джон судорожно всхлипнул во сне: Анабель была здесь, такая реальная... как живая... Он был рядом, мог коснуться ее, но стоило только протянуть руки, как огненный вихрь налетел на него, поглотив все. Джон Линдейл с криком сел в постели, он видел неподвижные тела и кровь на кукурузном поле у Данкер-черч и в окопах на высотах Мари, когда янки рвались туда с отчаянным ожесточением, и полуразложившиеся трупы, едва присыпанные землей и раскопанные животными... Окопы Мари. Должно быть, надо обладать огромным мужеством, чтобы, повинуясь дурным командирам раз за разом бежать наверх по трупам своих товарищей, отлично зная, что впереди - только смерть. В "гнезде шершней" было то же самое, только жертвами оказались конфедераты, штурмующие позиции Прентиса. Двенадцать атак... Их было много, как их было много в его растревоженной памяти. Тяжело дыша, он обвел комнатку затравленным взглядом, потом лег, но долго крутился, не в силах заснуть; во мгле нарастала и крепла уверенность: что-то случится...

Около двух часов ночи его слух уловил топот и брань, доносящиеся сверху, что-то тяжелое упало с глухим стуком. Сорвавшись с дивана и набросив на плечо пояс с кобурой, Линдейл ринулся наверх. Ступени завывали под его ногами, страх близкий к панике, приправленный яростью, впивался в него изнутри тысячами невесомых игл...

"Неужели опять? Господи... Только не опять!.." - стучало в висках Джона, когда он, пнув дверь, ворвался в комнату. Задыхаясь, ничего не видя перед собой, он вцепился в огромного человека в шубе из бизоньей шкуры. Охотник на бизонов, а видимо таково было его занятие, стряхнул Линдейла как пылинку. Тот отлетел к стене, больно ударившись затылком, но мгновенно вскочил и, помотав головой, снова пошел вперед, рванув рут-и-маклахан из кобуры, висящей на плече, и взведя курок. Желание убивать горело в его глазах, на губах застыла кривая усмешка.

- Стоять! Оба!

Голос резанул по барабанным перепонкам, Джон споткнулся и замер. В наступившей тишине к нему по капле возвращалась способность видеть... Алиса сидела на спинке кровати, держа в руках дерринжер, направленный на охотника. С такого расстояния и слепой бы не промахнулся.

- Я сама, - сказала она устало, сдувая прядь волос с лица. Линдейл глубоко вздохнул, прикрыв глаза, и вернул курок на положенное ему место.

- Ну? - поинтересовалась Алиса у охотника на бизонов. Тот зло покосился на нее.

- Да подавись, ты...

Он вытянул из кармана пригоршню монет, кинул на кровать и, пятясь задом, пробрался к двери, бросив сквозь зубы на ходу Линдейлу:

- Скоро без клиентов будешь, если эту стерву отсюда не выставишь.

И, выскочив за дверь, он ринулся к лестнице черного хода, тяжело стуча сапогами.

- Что случилось? - спросил Линдейл, понемногу приходя в себя. Алиса сунула дерринжер в кобуру на бедре, собрав деньги, спрятала в ящик комода и вытащила оттуда кисет и бумагу.

- Ерунда, - пояснила она, свернув самокрутку и закурив. - Он не хотел платить столько, сколько надо.

- Тебе надо быть осторожнее... - сказал Линдейл, поняв по ее голосу, что она пьяна. Алиса проигнорировала его слова, затянувшись.

- Опять бессонница? - поинтересовалась она. Стену над ее кроватью украшал пейзаж: маленькая немецкая деревушка на берегу озера; Линдейл смотрел в стену чуть выше и левее.

- Падай сюда, - она икнула и хлопнула рукой по одеялу, Линдейл покачал головой. В тусклом свете керосиновой лампы он вдруг показался ей очень старым.

- У тебя шикарный "кошкин дом", для этих мест, разумеется, - Алиса прикрыла глаза, плавно покачиваясь. Опьянение сняло многие запреты, и то, что она никогда не решилась бы сказать ему в лицо, помимо ее воли нашло выход. - А ты к девкам в Денвер ездишь... Почему?

Линдейл усмехнулся.

- Если я хоть на минуту утрачу бдительность, и кому-нибудь из вас удастся меня окрутить, у меня приход с расходом сходиться не будет, и я разорюсь.

- Да ладно тебе, Джонни, - Алиса выдохнула дым колечками в потолок.

- Правда, правда, - сказал Линдейл, - честное слово. Близкие отношения всегда вредят бизнесу.

Он открыл дверь и прежде, чем Алиса успела хоть что-то сказать, вышел из комнаты. Вернувшись к себе, Джон налил еще рома и снова открыл Сервантеса. На заложенной им странице говорилось что-то про человека, дерущегося с ветряными мельницами, и у Линдейла было предчувствие, что скоро он сам может оказаться в подобной ситуации. В тишине и спокойствии города зрела беда, а если дело выйдет из-под контроля, сложно представить, что может случиться... Всю оставшуюся часть ночи Джонатан Линдейл так и не сомкнул глаз. На губах его блуждала довольная улыбка.

* * *

Слипшиеся воздушные узоры из невесомых ледяных игл холодным пером коснулись щеки Моргана и, мгновенно растаяв, сбежали по ней, оставляя за собой тонкий блестящий след. С трудом разлепив смерзшиеся ресницы, Джуннайт моргнул и потряс головой, сгоняя остатки сна. Прямо перед ним, впереди, мерцал огонек. Где-то по дороге, вероятно из-за сильного толчка, шляпа слетела с его головы, повиснув на ремешке; Морган надел ее, стянул зубами перчатки и с силой растер щеки и уши. Налетевший ветер закрутил хлопья снега в небольшой смерч и внезапно стих. Натянув перчатки, Морган выдохнул столб пара; ног он почти не чувствовал. Яркое пятно, качаясь, приближалось, размазанное в снежной мгле. Белые хлопья мягко ложились на промерзшую землю и застывали ледяными кристаллами, которые вспыхивали бриллиантовым огнем в свете фонаря...