- Не опошляй, - поморщился он.

- Естественно. Ведь твое недавнее предложение подернуто таким романтичным флером, что опошлить его уже просто некуда! – и снова эта поднятая бровь и кривящиеся в злой улыбке губы.

Алекс уже трижды пожалел, что сказал глупость. В самом деле – кто так девушек соблазняет? Но, отступать было поздно, да и некуда.

- Я сказал то, что намеревался сказать. Я хочу тебя – давно, долго. И ты хочешь меня – будь честной, знаю, что хочешь, - сказав, Алекс наклонился к Юле, оперся руками о спинку ее стула и оказался с девушкой нос к носу.

Конечно, она его хотела. Пусть немножко не так, как он имел в виду, да что там – совсем не так. Не в полной мере он осознавал, что секс – лишь одна из сторон отношений. Важная, но отнюдь не самая основная грань. Юля знала, что секса ей будет мало – она хотела его всего. Жадно и ревностно. Хотела узнавать его постепенно, а потом вдруг узнать, выучить. Ей нужно было все. От взглядов и прикосновений до абсолютного обладания: видеть, как спит и как работает, касаться постоянно, ощущая душевный трепет и тепло, кусать кожу хотелось до розовых отметин. Юле хотелось больше. Космически больше.

Но она понимала, что получить это – невозможно. Он может дать ей только маленький кусочек: пару ночей. Или дней. Пятьдесят поцелуев и тридцать объятий, двадцать семь откровенных прикосновений, пять томных взглядов, десять влажных дорожек на коже. Или около того. Все это было так ничтожно мало, но однозначно лучше, чем ничего. Ведь потом – все останется в прошлом. Потому что Алекс даже не подозревает насколько ситуация ушла из-под контроля. Он не понимает, что ей хочется его всего и навсегда. В единоличное обладание.

И заняться сексом – было чертовски просто. Не было в Юле никакой стеснительности или обиды из-за неприличного предложения. Только страх. Потому что случись близость, ей космически невозможно будет заставить себя уйти, когда все закончится.

Сердце колотилось в горле – Сашка, ее недосягаемая мечта был сейчас так близко! Его серые, с золотыми крапинками глаза неотрывно смотрели на нее, постепенно чернея. Губы у Юли пересохли, и она облизала их быстро, но это не укрылось от его взгляда. Алекс наклонился ближе, тяжелым горячим дыханием коснувшись ее лица. И кто первый коснулся губ второго – не понять было. Сухим прикосновением обожглись, сплелись влажно языками, и обоих, словно током пронзило. Застучала кровь набатом, загрохотала. Незнакомые были прикосновения – новые, но такие нужные, те самые, от которых напрочь срывало крышу.

Алекс сдернул Юлю со стула, подхватил под ягодицы и перенес на высокий разделочный стол. Она вцепилась в его волосы, оплела ногами спину, не переставая целовать, мягко вздыхала – на грани стона.

- Девочка, не могу больше, слышишь? – оторвался от сладких губ, провел руками по груди и животу, чувствуя, как выгибается податливое тело навстречу касаниям. – Понимаешь? – заглянул в глаза совершенно черные сейчас, свое отражение там увидел и желание настолько нетерпеливое, что сглотнул от нахлынувшего жара. Все ответы нашел на свои вопросы, и от предвкушения – что вот-вот случится то, о чем он годы напролет фантазировал, руки задрожали, в горле ком стал.

Юля опустила руки, медленно принялась задирать подол сарафана – сантиметр за сантиметром оголяя загорелые стройные ноги, между которых Алекс стоял. А сама при этом на него смотрела – запоминала взгляд его бешеный, полубезумный. Выгнулась дугой, когда он пальцами к сокровенному дотронулся, сдвинув в сторону трусики. Закусила губу, когда скользнул внутрь медленно, наслаждаясь каждым пройденным миллиметром. Напряглась на мгновение, когда боль прострелила нутро, но расслабилась вскоре, потому что увидела в глазах Сашки такое наслаждение, какого никогда прежде не замечала. Он блаженно глаза закрыл, но на лице сосредоточенном все и так написано было.

И пусть Юле больно было – каждый толчок внутри тягуче отзывался, она знала, что так должно быть. Это нормально. Сквозь боль и туман перед глазами - от слез глупых, внезапных, ей приятно было: от яркого осознания – ему хорошо.

Алекс же старался сдерживаться, чтоб не сжать со всей силы, чтоб не оставить на безупречной коже пошлые темные пятна. Но как хотелось! Закусить до крови шею тонкую, высокую грудь с синими прожилками вен, перед его лицом покачивающуюся. До боли ему хотелось сжать бедра сладкие и вколачиваться быстрей, быстрей! Как жарко ему было – горячо, непередаваемо узко, так, что хотелось навеки в Юле остаться. Она стонала что-то неразборчивое, билась затылком о кухонные шкафчики, больно сжимала пальцы на его предплечьях. И так безупречно отдавалась, что у Алекса не хватило сил дать ей разрядку, хотя он и торопился. Не успел. Выскользнул из нее одним резким движением, и даже не успев прикоснуться к члену рукой, излился.

***

Ну, вот и все, - подумала Юля спустя некоторое время.

Потерянного было совершенно не жаль. Сквозь отголоски почти ушедшей боли пробивалось опустошение – не злое, умиротворенное. Наверное, так чувствуют себя люди, достигшие цели, к которой упорно шли. И хорошо и пусто одновременно. И пусть Юля не ставила перед собой задачу вот так отдаться, дело сделано – одна из сторон личности Сашки ей стала открыта.

Юля одернула платье, поправила волосы и осталась сидеть на столе. Ноги были ватные и наверняка, не держали. Дышалось тяжело. Сердце все еще билось где-то в горле.

Алекс опустился на пол и присел у ног девушки, оперевшись спиной об прохладную дверцу кухонного гарнитура. Он не мог открыть глаза, потому что по телу бродили отголоски оргазма. Было хорошо. Так хорошо, что не верилось.

- Юль, - позвал он, все так же сидя с опущенными веками.

Юлька промычала что-то вопросительное. Сил говорить тоже не наблюдалось.

- Я сейчас открою глаза и что увижу? – ровным тоном поинтересовался Алекс. – Кровь?

Юля перевела взгляд на светловолосую макушку и прикусила губу изнутри – неловко. Зачем он постоянно издевается? И все же, не смотря на свое легкое опустошение и прилив крови к щекам, ответила тихо:

- Да.

Алекс молчал. Непонятное чувство на него набросилось. Невозможно было его описать. Вроде бы и досада – ответственность какая, первым у девушки быть. Стыд, что сегодня он просто взял, ничего в ответ не отдав, и под конец – неясная гордость. Почти что торжество. Так полагалось ощущать себя легионерам или полководцам, каким-нибудь завоевателям. Но никак не ему – лишившему девственности подопечную собственного отца.

Юля, поглядев на Сашку, опустила голову. Да, было бы лучше сказать ему раньше, да только когда, если из головы глупой все выветрилось.

- Я ничего не жду, - вдруг жестко сказала она, собравшись с силами. – Ты мне ничем не обязан. Ничего не говори, - еще больше стали в голосе послышалось. Откуда только такие энергетические запасы? – Ты прав, я не меньше твоего всего этого хотела. Вот и свершилось.

Сказав, съехала со столешницы, громко хлопнув по паркету пятками, прошла к двери, крикнув напоследок:

- Бродский, домой!

Котяра выбежал откуда-то из спальни, совершенно неаристократично спеша за хозяйкой. Раскатисто мявкая, и подняв хвост трубой, пробежался по вытянутым ногам Алекса, будто и не заметив того.

Потянуло сквозняком по полу, а потом хлопнула дверь. Юлька ушла, забрав кота и маленький кусочек тихой радости от случившегося. Алекс еще долго сидел, не решаясь открыть глаза, но это было глупо и трусливо, поэтому он просто сделал это.

Никаких багровых рек или луж крови. Никаких безобразных реалий. Только небольшой, засохший мазок на его плоти, как доказательство того, что их соитие – не сон.

Юля закрыла дверь своего домика на замок, захлопнула стеклопакеты по всему коттеджу, забралась под душ и только там расплакалась. Это все проснувшиеся гормоны – решила девушка, горько всхлипывая. И немножко обиды.

***

Солнце палило нещадно. Уже несколько дней на улице стоял такой зной, что асфальт плавился, желтела трава, изнывали от жары и жажды животные. Привычный лай соседских псов сменился жалким поскуливанием.