Бродский, вытянувшись, раскинув в стороны лапы и не шевелясь, валялся под кондиционером уже который час к ряду. Весь его несчастный вид напоминал девушке о великомучениках.

- Не надо, - сказала ему Юля, заметив в приоткрытой глазнице жалостливый блеск, - будешь напоказ страдать, вымою с шампунем. Или побрею.

На такую реакцию кот обиделся. Юля видела, как раздраженно он забил кончиком хвоста по паласу, но и не подумала брать слова назад. Помыться Бродскому, в самом деле, совсем не мешало бы – налазившись неизвестно где, он пришел под утро грязный, усеянный колючими репьями до самого кончика хвоста. За ухом обнаружился огромный присосавшийся клещ, при виде которого у Юли вырвался крепкий, исконно русский эпитет. Услышь такое непотребство кто из церковников, зацокал бы языком неодобрительно.

Извлекать паразитов девушка не умела, поэтому пришлось везти кота к ветеринару. Кот смирно сидеть в перевозке не желал, орал на всю округу, раздражая утомившихся от жары собак. Юля злилась, бормотала под нос мрачные обещания отдать любителя поэзии на колбасу, шаурму или утопить в лучших традициях Тургенева.

Добравшись в клинику и высидев много томительных минут рядом с пускающим слюни бульдогом, они с Бродским, наконец, попали на прием. Ветеринар, взяв пинцет, ловко выкрутила паразита, обработала ранку и вколола орущему страдальцу инъекцию против пироплазмоза. Попали домой только к обеду – по невыносимому пеклу, голодные и злые. Бродский обзавелся противопаразитарным ошейником, Юля – нервным тиком на левом веке.

Поэтому сейчас – на обиду зверя девушка пригрозила еще более жесткими мерами:

- Будешь домашний кот. Запрещаю на улицу лазить.

На угрозу репрессий Бродский презрительно сощурился, но морду на лапы устроил виновато.

Вздохнув, Юля перевела взгляд на конспекты, словари, что валялись отовсюду, и взялась за работу. Бесспорно, разговаривать с котом – дело увлекательное, но ей еще надлежало быть адекватной и хотя бы изредка, но учиться.

Смысл ускользал. Перечитывая в сотый раз одну и ту же строчку, Юля раздраженно откинулась на спинку кресла.

Сашка. Он застрял в ее мыслях. И пусть сейчас в умственных глубинах перемешались клещи, коты и конспекты, затмившим всю эту мешанину был именно он.

Они не разговаривали толком с того самого дня – уже около трех суток. Не потому что избегали друг друга, а потому что говорить-то и не о чем было. Так, получается. Вели себя обыкновенно – словно и не случилось ничего. Приветствовали друг друга кивком головы или взмахом ладони и отправлялись по своим делам.

Такое поведение не тяготило, лишь только добавляя неловкости. Хотя, - думала Юля, какая такая неловкость? Взрослые, давным-давно совершеннолетние люди, они сделали то, чего обоим хотелось до беспамятства. И что тут такого особенного, зачем молчать и делать трагедию века?

Ближе к вечеру, когда зной сменился сносной, но душноватой жарой, Юля вышла на улицу. Любимая лавочка под раскидистым каштаном оказалась занята.

- Привет, - поднял голову Алекс, оторвавшись от планшета.

Юля кивнула и присела рядом. На большом расстоянии, будто, в самом деле, не было между ними ничего. Пригрезилось.

Оглядевшись, девушка вдруг поднялась, скрылась за серой елью, а через минуту на розовой клумбе зашипели, вертясь, распылители. Прохладные капельки воды застучали по стеблям и лепесточкам, увлажнили землю за считанные секунды.

Редкие капли долетали до лавочки, прибивая пыль у ног Алекса. В воздухе запахло упоительно – как после дождя. Вернулась Юля, тряся влажными руками. Снова села на лавочку, вытянула ноги.

- Поехали купаться, Юль, - позвал Алекс и мельком глянул на девушку.

Она снова поднялась, ничего не сказав кивнула, и скрылась в домике, чтобы взять купальник.

Они поехали на речку. Путь минул в тишине. Юля в окно смотрела, и тайком, с жадностью вдыхала дорогой запах кожаной обивки. Алекс все больше на полосу дороги посматривал, реже – на стройные Юлины ноги – тоже украдкой.

Добравшись и оставив внедорожник под ивой, достали широкую подстилку из багажника и побрели по берегу, ища более спокойного места. Кусочки суши, где было относительно тихо, занимали рыбаки – кто на «паука» ловил, кто на удочку. Немного отойдя, то и дело встречались отдыхающие. Молодежь стайками плескалась на глубине, где-то вдалеке визжали девицы, в воздухе кроме просоленной влаги застыл запах жареного мяса, смех.

Солнце катилось за горизонт, и вечер обещал быть томным, небо – звездным и, не смотря на людность, по телу разливалось радостное предвкушение отдыха. Пройдя с несколько десятков метров, Алекс с Юлей наткнулись на камышовый островок, за которым нашлось тихое, никем не облюбованное уединенное место. Там и устроились.

Расстелили цветастое покрывало у самой воды, выгрузили воду и нехитрый перекус. Алекс подогнал машину ближе, пока Юля переодевалась. Споро и слажено действовали, да только молча. Тишину Алекс нарушил, когда Юля протянула ему оранжевую баночку-спрей.

- Зачем? – спросил он, протягивая руку.

- От комаров. И клещей – вспомнив утро, передернулась девушка.

Алекс кивнул и натерся. Пахло приятно – мятой и еще чем-то душистым. Девушка потянулась за тюбиком, когда он закончил и просто вертел его в руках, но Алекс не дал.

- Я сам, - и сказав это, пшикнул на ладонь густую жидкость.

Юля повернулась спиной, не став спорить. Оба понимали, что приехали сюда не только купаться. Широкие, теплые ладони коснулись плеч и Юля зажмурилась. Хорошо, что он не видит ее лица с блаженной и совершенно идиотской улыбкой, - подумала девушка.

Проведя по узкой спине, втерев в загорелую кожу пахучий бальзам, Алекс развязал все тесемки верхней части купальника и тот упал на подстилку. Зачем только надевала – пронеслось в голове у Юли. Когда же сильные ладони прошлись по пояснице, ребрам, вернулись к плечам, а потом накрыли грудь, мысли все выветрились. Он водил по коже нежно, массируя и втирая, изредка отвлекаясь на то, чтоб налить в пригоршню бальзама. Намазав грудь, не пропустив затвердевших сосков – а наоборот задержавшись там на лишнее время, Алекс провел руками по напряженному животу, бокам, снова возвратясь к краешку плавок. Его пальца щекотали, дразнили, нет-нет, но заглянув под ткань на тягуче-сладкую секунду. Юля, от такой ласки разомлевшая, прислонилась спиной к груди Алекса, потерлась ягодицами, почувствовав его возбуждение – чисто по-женски, прося большей ласки. Алекс же, вздохнув глубоко, повернул ее к себе лицом и сел на корточки. Не спеша, будто все время Вселенной у него в кармане, он потянулся за тюбиком, налил на ладонь крема, растер его и, один за другим, намазал пальцы на Юлиных ногах, стопы, щиколотки, голени, колени. Медленно, он обвел руками бедра, снова позволив нескольким пальцам заглянуть за краешек трусиков. Юля дышала тяжело и, закусив нижнюю губу, смотрела на Алекса с надеждой. Когда он отвлекся – в очередной раз, потянувшись за оранжевым тюбиком, девушка опустилась на колени и, толкнув его - заставив лечь, поцеловала.

В низу живота уже горячо было, пульсировало, требовало прикосновений, и будто зная это, Алекс спустил ее плавки, дотронулся чувствительного места, и Юля застонала протяжно.

На пальцах ощутилась влага и Алекс закусил губу изнутри от разрывающих его тело, чувств.

Он хотел быть терпеливым, хотел сделать этой красивой девочке приятно – до того, как снова сделает больно, до того, как будет биться в ней с бешеной скоростью. Алекс знал, что и во второй и в третий раз больно, что ей необходимо привыкнуть к нему, что необходимо быть менее напористым и жадным. Но, стоило ему почувствовать на пальцах ее возбуждение, как все зарубки и обеты из сознания вымело шквальным желанием. Таким диким, что забылся. До зубовного скрежета захотелось оказаться в ней – в сладкой, жаркой и узкой девочке. Его Юльке.

Он резко перевернул ее, оказавшись сверху, быстрыми влажными поцелуями проложил дорожку по животу, лизнул ее там – в глубине, от чего задохнулась, вскинула голову. И не в состоянии больше терпеть, скользнув внутрь, зажмурившись от шального, совершенно непередаваемого удовольствия.