Девушка закрыла глаза. Через какое-то время бледный лучик словно мелькнул перед ее внутренним взором, указывая направление – вниз.

- Туда…

Пройдя несколько витков коридора – заключенные в это время уже спали в своих камерах – они уткнулись в глухую стену с еле заметной дверью.

- Закрыто, - шепнула Ая, потянув на себя кольцо двери.

Элон кивнул – он был готов к этому. Тут же в ход пошли отмычки – и не безуспешно – вскорости дверь поддалась.

За ней оказались ступени, ведущие вниз, в глухой подвал. Чем ниже они опускались, тем больше тянуло затхлой сыростью и …. безнадежностью – так можно было назвать этот запах.

Внизу их встретила непроницаемая тьма – и тишина – казалось, даже слабый свет от фонаря не в состоянии с ней справиться.

- Ты уверена, что нам – сюда? – спросил Элон, и тьма будто приглушила его голос.

Но их сомнения развеял слабый шорох – и вздох, как сдавленный стон.

Направив свет в сторону каменного мешка с узкой решеткой вместо двери, они не увидели ничего в осевшей темноте, которая словно вьелась в эти стены.

- Уверена, - подтвердила Ая.

Элон снова достал свои отмычки и начал работать над дверью. Едва слышный шорох раздался с той стороны решетки. Но когда и этот замок поддался его ловким пальцам, Ая указала рукою вверх:

- Камень там. Надо его уничтожить или хотя бы достать.

С каждым мгновением в этом жутком месте она чувствовала себя все хуже; все тело словно прокалывали бесчисленные маленькие иголки. И каким бы зверем не был тот, кто заключен в этой камере, ей вдруг стало его немного жалко – ведь он был вынужден терпеть это много лет…

Пока Элон послушно карабкался по прутьях вверх, Ая осторожно отворила клетку и вошла внутрь, держа перед собой в трясущейся руке тяжелый фонарь.

Запах затхлости, сырости и почему-то крови тяжелой волной ударил в нос, от этого почти потемнело в глазах, но когда она совладала с собой, то увидела под стеною человеческое лицо. Она ожидала увидеть зверя, получеловеческое существо, что угодно – но то, что открылось ее глазам, ударило в самое сердце, заставив удержать в горле беззвучный крик – глаза, угольками горящие на бледно-сером, с отпечатком близкой смерти лице, были знакомы, как и само это лицо –оно навсегда отпечаталось в памяти одинокой замкнутой девчушки. Эти глаза она вспоминала в тяжелые или радостные моменты своей жизни, это ему она рассказывала о своих горестях, укрывшись в укромном уголке – человеку, которого давно считала мертвым.

- Руфус…. – пролепетала Ая, едва держась на ногах. В ее готовом помрачиться сознании все перемешалось.

Услышав свое имя, человек еле заметно вздрогнул.

Только теперь Ая заметила тяжелое кольцо ошейника и короткие цепи кандалов на его руках и ногах.

- Элон!

Но молодой вор уже сам вошел в клетку.

Сидящий на цепи человек попытался привстать.

- Камень достать невозможно – он вмурован в стену - развел руками он.

- Это и есть Оборотень?

– Нам надо скорее освободить его, - вместо ответа скомандовала вдруг Ая.

- А я думал, проведали – и ладно будет, - усмехнулся вор, уже работая отмычкой.

Самым несговорчивым оказался ошейник – кажется, они провозились с ним целую вечность. И все это время Ая не сводила встревоженных глаз с пленника, который находился на грани потери сознания.

Но когда тяжелый ошейник наконец упал на пол, из груди его вырвался судорожный стон.

- Идем! Бери его под руку!

Ая послушно подставила свое плечо; с другой стороны неуклюжее тело узника подхватил Элон. Тот изо всех вил старался помочь им, но у него не особо получалось – тяжелые ноги двигались с трудом.

С неимоверными усилиями теперь уже трое взобрались по ступеням наверх и, затворив за собой дверь, направились к сторожке.

Прислонив полуживого пленника вместе с Аей к стене, Элон, ничего не объясняя, нырнул в дверь – и через несколько минут возни вернулся с плащом и шлемом охранника.

Кое-как напялив одежду на заключенного, они двинулись к двери.

Все происходящее стало казаться для Аи каким-то нелепым сном, затянувшимся кошмаром, и сознание освещало все происходящее лишь частями. С той самой минуты, как ей навстречу распахнулись нереальные, полные усталости и муки глаза, страх, напряжение, и все ее мысли вдруг утихли, и громче всех звуков стал звук еле бьющего сердца пленника - его пульс она чувствовала сильнее, чем все остальное вместе.

Тук… Засов на входной двери со скрипом подался… тук-тук… перешагнув порог, навстречу им дохнул сырой вечерний ветер… тук-тук… еще немного – и они уже на улице, теперь самое главное – пройти несколько кварталов – подальше от центральных улиц. Тук-тук, тук-тук … изображая пьяного, Элон начал орать какую-то похабную песенку… тук-тук, тук-тук… влажные камни мостовой скользят под ногами… переплетению темных улочек нет конца – но они уводят их все дальше от этого страшного места… тук, тук-тук, тут – кажется, чем дальше от тюремных стен, даже сердце пленника бьется чаще, словно обретая надежду…

Тук-тук…

∞

Когда у мечты есть крылья

В ту же ночь они втроем оказались в маленькой хижине на самой окраине города, которую предусмотрительно снял Элон – в этих трущобах их нескоро смогут найти, даже если стали бы искать.

Чем дальше они уходили от центра города, тем уверенней чувствовал себя пленник. Он мог уже идти почти без посторонней помощи, и хоть был очень истощен, но держался неплохо для человека, который много лет провел в каменном мешке.

Едва переступив порог домика, Руфус - потребовал много воды и мыла - и Элон, про себя ругаясь, вынужден быть притащить откуда-то большую лохань и кусок цветочного мыла – скорее всего, ворованный.

Закончив водные процедуры и с остервенением срезав с себя все «лишние» волосы, переодевшись в чистое, удовлетворенный Руфус тут же завалился на единственную кровать и заснул поистине мертвецким сном.

Все попытки Элона разбудить его утром ни к чему не привели – проснувшись и попив воды, тот снова впал в спячку, и единственное, что услышали его спасители, была фраза о том, что они поговорят тогда, когда он будет готов. А сейчас ему нужно время, чтобы восстановить силы.

Элон был в бешенстве, но сейчас он ничего сделать не мог. Сон Руфуса – странный, непробудный, казался даже противоестественным; скорей всего, колдун таким образом как-то восстанавливал свои силы. И теперь они могли только ждать.

Но Элон ждать не хотел. Чтобы успокоиться, он просто ушел, оставив Аю присматривать за полуживым человеком, и попросив ее связаться с ним, как только тот наконец придет в чувство.

Он оставил ее одну, на грани невнятной, но неотвратимо, как облако, нависшей над ними опасности, и пошел - развлекаться или заниматься своими прежними делами – что, по сути, было одно и то же. В другое время она сочла бы это обидой, но сейчас, когда рассерженный Элон ушел, Ая вздохнула с облегчением. Именно этого она и хотела. Теперь никто не мог помешать ее мыслям и ее странной, необъяснимой радости просто находиться рядом с этим человеком, которая, появившись неоткуда, вдруг придала смысл ее жизни. Ая не понимала сама себя, и, прислушиваясь к сердцу, словно выискивала симптомы неизвестной болезни, с запрятанной где-то глубоко тоской уже понимая, что болезнь эта неизлечима.

Теперь она часами могла просто сидеть рядом с ним, всматриваясь в изможденное, почти серое лицо, которое иногда нервно подрагивало во сне, когда глаза под сомкнутыми веками начинали метаться, словно умирающие птицы. Тогда она, осмелев, клала свою ладонь на холодный лоб и шептала что-то успокаивающее. Он не слышал ее, она это знала, но странным образом вскорости действительно успокаивался, и тогда его лицо снова начинало напоминать застывшее каменное изваяние, и лишь слабая ниточка дыхания, казалось, связывала этого человека с еще теплившейся в нем жизнью. Что-то чуждое, непостижимое чувствовалось во всем его облике, но она уже готова была принять его – полностью, какие бы тайны не стояли за его плечами.