Владелец и впрямь был похож на какого-то грызуна. И продолжать разговор ему не было никакого резону.
Лука, естественно, не мог угадать источник запаха с точностью до сантиметра. Поэтому им пришлось долбить в асфальте дыру примерно метр на метр. Работа была нелегкой.
— Учти, с каждым ударом молотка ты удаляешься от обезьяны. — Лука старался взбодрить слегка сникшего Никифорова. — Труд создал человека…
— Он его и погубит… — мрачно отозвался Никифоров, с трудом скрывая раздражение.
Лука замолчал. Не очень-то он умел поддерживать боевой дух. Он мог только работать изо всех сил. А силенок у него было отнюдь не как у настоящего слесаря-сантехника.
И все-таки он первым пробил асфальт. Дальше была просто земля, точнее, чистейший, рыжий, как коверный клоун, песок. Рыть можно было едва ли не голыми руками.
— Все, Николай, бросай зубило! Ковырни-ка вот здесь лопаткой, чую — близко…
Покачав головой, Никифоров нехотя копнул раз, другой, разгреб песок, воткнул лопату поглубже. Горка песка незаметно росла. Лопата скрежетнула обо что-то твердое, и Никифоров замер.
— Чего ты?..
— Тихо!
— Не понял…
— Не слышишь, что ли?
Лопата снова корябнула обо что-то, и они оба упали на колени, стали копать руками, как большие кроты, высвобождая из песка что-то продолговатое и шершавое.
— Осторожней!
— Сам осторожней! Невероятно, слушай, не верю…
Лука увидел горлышко, узкое, залитое то ли сургучом, то ли чем-то наподобие его, и сердце его от страха трепыхнулось. Золотые монеты так закупоривать не надо — они влаги не боятся. Неужели там бумажные деньги?! Тотчас сообразив, он пристыдил себя. «Дурак! Ты бы их не учуял. Тебе пахнет только золото…» Наконец они извлекли кувшин. Довольно изящный когда-то, а теперь весь обросший спрессованной, прикипевшей к нему землей. Из выпуклого его бока прорастала продолговатым бубликом ручка. Такие, по разумению Луки, должны были бы делать в Грузии.
— Тяжелый! — удивленно проговорил Никифоров. — Рвем отсюда! Давай мне сумку…
Но никто не интересовался двумя увлеченными пролетариями, которым цена теперь в базарный день тысяч по сто двадцать за получку и за аванс. Починяют чего-то там, ну и на здоровье!
Тем же самым путем они прошествовали в туалет, переоделись. Тетка, которая сидела при входе, может быть, узнала их. Но не решилась и слова промолвить. Теперь слова говорить стало опасно. Деньги за вход взяла и скажи спасибо — десять процентов твои. Это сколько же надо людям мочиться, успел подумать Лука, чтобы ей, бедной, получилась хоть какая-то прибавка к пенсии.
Трудно сказать, как они добрались до дому, как вытерпели. Но добрались. Наталья, надергавшаяся за двое суток сидения дома, кинулась к ним. Ее деликатно отстранили.
— Потерпи, малость, Наталочка…
— Да что же это такое!
— Погоди, сказал! — Лука произнес это, по-видимому, строго. Наталья дернулась было, но промолчала, пошла на кухню. Хотела зарыдать по инерции, но воздержалась.
Никифоров попытался выковырять сургуч — тщетно. Запаяно было навеки.
— Кокнем, что ли?
— Давай…
Никифоров положил кувшин на край кровати и врезал по нему афганским своим десантным кулаком. Сосуд тяжело развалился на несколько частей. И сейчас же на кровать змеями поползли золотые цепочки, весомо вывалилось с полдюжины золотых дамских часов — тоже на цепочках. Все это было старинное, такого теперь не делают — с крышечками, закрывающими циферблат, с тонкой чеканкой поверху.
Они переглянулись горящими глазами. Никифоров зачерпнул в пригоршню змеящееся сокровище.
— Да здесь грамм восемьсот, не меньше. Живем, мужик! — Он извлек из золотого клубка одни из часиков, открыл крышку. — Какое-то время показывают. Интересно, ходят или нет?
— Не заводи! — вырвалось у Луки.
— Брось ты. Если ходят, подарим по штуке нашим бабам…
— Это же с кого-то снято. Может, там и убийство было…
Никифоров замешкался, но лишь на секунду-другую и махнул рукой.
— Знаешь, золото все такое… Вечером, когда вся компания оказалась в сборе, мужчины торжественно надели на шеи своим любимым прелестные, невиданные в наше время часики. И между прочим все часы, их оказалось семь, Бог весть сколько лет пролежавшие в кувшине, прекрасно ходили.
Никифоров долго разбирал витиеватую микроскопическую надпись на циферблате, потом проговорил со вздохом:
— Швейцария, что же ты хочешь!
С утра пораньше капитан Буков решил наведаться в жэк, чтобы теперь уж наверняка узнать, где живет его клиент Лучков.
Он вошел во двор, в глубине которого в крутобоком двухэтажном особняке основала свои апартаменты эта контора, замедлил слегка шаг, готовясь к разговору с расфуфыренными жэковскими дамочками, но, не дойдя до подъезда, замер, как вкопанный. Прямо у входа в жэк, под окнами, нагло красовались знакомые ему черные «Жигули» девятой модели.
«Может, перепутал?» — подумал было с надеждой Буков. Увы, не такая у него была профессия, чтобы перепутывать. Машина была та же, вне всякого сомнения. Первое и самое невероятное предположение: он сюда приехал, этот Лучков, и сейчас там — в жэке. Буков тут же отбросил эту бредовую мысль. Лучков ездил на этой машине — как пить дать! Но когда? Скорее всего ночью, когда же еще! Но почему бросил именно тут? Впрочем, ничего удивительного. Хотел его, Букова, сбить с толку. И тут какой-то холодок, какое-то подозрение проползло у него по душе. Но увязать его с чем-то конкретным он пока не мог. Только сделал пометку в памяти: не забыть бы, подумать… Теперь же, хочешь не хочешь, вывод напрашивался следующий: в прошлый раз машина стояла на своем месте — у того подъезда, где и живет этот тип Лучков. Так, может быть, в жэк не ходить, не светиться, а шурануть прямо по соседям?
Что-то ведь надо делать и с автомобилем этим. Не то его пригонят прямо к его, буковской, квартире. Не размышляя долго, он позвонил по номеру, который ему продиктовали утром. На другом конце провода дежурил тот же придурок Семен. Имя это или кличка — кто их теперь, этих деловых, разберет…
— В общем, так, — проговорил Буков в трубку, сохраняя достоинство, — все ваши тысячи я отработал. Ваша тачка вас ждет, записывайте адрес!
— Обожди!.. — оборвали его резко, и некоторое время Буков слушал тишину и потрескивание в проводах, из чего сделал вывод, что телефон ему дали на штаб-квартиру и отвечать ему будет либо сам, либо кто-то из приближенных. — За машину спасибо, — послышалось сквозь шорох в трубке. — Но тебя нанимали человека искать, понял, нет? Короче, нам нужен результат, а не это… — на другом конце провода выругались. — И будь здоров, не кашляй!
В этот момент Буков очень пожалел, что работает на этих сукиных детей, а не против них. Хорошо бы — за Россию. Если б она еще платила побольше!
— Передай там… кому надо, что я все понял, результат будет в ближайшее время!
Буков на это всерьез надеялся. Он был просто уверен, что так все и произойдет. Но сейчас, вопреки собственной логике, почему-то направился все-таки в жэк и стал темнить этим облитым поверх пота французскими духами дамочкам, что он приехал из Запорожья, а номер квартиры своего друга Луки Лучкова запамятовал.
Получив без особых сложностей номер квартиры, он через десять минут уже стоял перед нужной дверью. Замок у Луки оказался настолько прост, что он не сразу подобрал и отмычку. Но подобрал. Отмычки, понятно, не самый законный инструмент розыскника, но они у него имеются.
— Извините, можно войти? У вас тут не заперто было…
Это он произнес, не закрывая двери. Был, конечно, риск запомниться соседям. Но зато меньше шансов получить пулю в брюхо.
Как говорится в таких случаях, ему ответила тишина. Причем тишина устоявшаяся, какая бывает, когда в доме давно уже никого нет.
На всякий случай Буков вынул своего «Макарова». Не очень-то любил он стрелять. Но когда это было необходимо, стрелял без колебаний. Он быстро определил, что за последнее время здесь побывали дважды. Сперва вроде с обыском, а точнее сказать, с грубым, бесцеремонным шмоном. Но после этого успел побывать еще кто-то. Буков догадался об этом по неким, едва уловимым признакам. По тапочкам, к примеру, неожиданно аккуратно стоящим у дивана. Оставить их так мог только хозяин, который хоть в каких-то деталях машинально старается восстановить растерзанный порядок. Или вот еще ящик, прилежно задвинутый среди общего кавардака.