Буков скрипнул зубами с досады. В милиции брать фотографию нельзя никак! Надо изобретать что-то другое.

— Лидия Михайловна! Еще один, очень простой вопрос, но ответить на него надо предельно точно. Кто еще может знать вашего соседа у вас во дворе, например?

Тут лицо старухи осветилось воистину счастливой улыбкой.

— Ну дворничиха же! Она у нас всех знает, к ней даже милиция обращается…

Елы-палы! Как же это он сам не сообразил? Дворник — во все времена лучший друг милиции!

Резко повернувшись, он шагнул к лестнице.

— Только она у нас пьющая… — вслед ему проговорила старуха.

Буков кивнул на ходу. Это его вполне устраивало. Прямо из подъезда он отправился к магазину, где и купил какой-то немецкой дряни и пива. Узнать же, где живет дворничиха, не составило для него никакой проблемы.

После его звонка в дверь долго никто не откликался. Потом послышался хриплый голос:

— Кто?..

— Пивом хочу угостить!.. Дверь почти сразу распахнулась. История Ленки Мерешкиной вкратце была такова. В свое время, как это ни удивительно, она окончила театральный вуз. Какой, она уж теперь и сама не помнила. По комплекции своей в то время она более всего подходила на амплуа травести, то есть актрисы, которая исполняет детские роли. Поэтому ее и распределили в ТЮЗ. Она была недурна собой, но, по-видимому, не слишком талантлива и, поиграв какое-то время, стала лениться, выпивать. Постепенно спилась, и из театра ее, понятно, уволили. Но помогли перейти в другой — теперь уже уборщицей. Там она смогла проработать около десяти лет. Выпивала, но на это смотрели сквозь пальцы: уборщица, рабочий класс, дескать, имеет право вести себя как вздумается. Но когда стала запивать по-черному, ее все же выставили. И она сделалась дворником. Но это, пожалуй, не было падением, скорее, это был взлет ее карьеры! И вот уже почти десять лет она работает на этом месте. Стало быть, ей теперь за сорок и, может быть, даже сильно за сорок. Но, говорят, маленькая собачка до смерти щенок, и поэтому можно считать, что Ленка выглядела для своего образа жизни неплохо.

Профессиональной стукачкой она не была, ремеслом подобным себе никогда не прирабатывала. Другое дело, что к ней время от времени обращались. Все-таки она и живет здесь, и все у нее на глазах.

Буков вынул из кармана банку пива, поставил ее на стол, но руки своей не отнял пока, держал на банке.

— Хочешь пощупать?

Задержав дыхание, Ленка действительно пощупала банку и поняла, какое оно, пиво, там внутри холодное. А банка запотевшая и скользкая.

— Мне нужно знать… — И Буков кратко, дельно сформулировал свой вопрос про Луку.

— А ему ничего не будет?

— А тебя это волнует? — Буков усмехнулся и пристукнул банкой по столешнице.

Ленка пожала плечами. В самом деле, как будто без нее не узнают то, что им надо.

— Вообще-то милиция им интересовалась… недавно.

Ох, как тяжело ему было сдержаться! Но сдержался. Открыл со сладостным хрустом пиво. Пододвинул банку дворничихе.

— Так… ну, про милицию нам, положим, известно.

— Ой, известно ему! Не надо людей на понт брать! — Ленка схватила пиво, спросила мужественно:

— Будешь?

— Пей…

Стараясь делать это не жадно, Ленка принялась хлебать этот восхитительный напиток. Буков же, не зная, что перед ним артистка, думал, что своим сдержанным поведением он воспитывает дворника.

— Лимита-лимита, а могла бы выйти в люди! Ленка ничего не стала отвечать «дураку», как она назвала его про себя. Пиво-то все-таки принес он!

— Так что милиционера того звали Никифоров Николай Петрович. КГБ все известно, можешь не сомневаться…

Ленка нерешительно кивнула. А Буков поднялся и, поставив бутылку на стол, направился к двери, оставив ее размышлять о том, кто же это все-таки был. КГБ или не КГБ? КГБ вроде бутылки не оставляет… Буков, кстати, оставил бутылку не из человеколюбия, а потому, что ее просто девать было некуда. Впереди его ждало ответственное дело.

«Кто же он, шпион, что ли?» — Ленка рассмеялась над этой своей глупостью. Но постепенно, рюмка за рюмкой, ей стало казаться, что это не глупость, а правда. Результатом же ее долгих размышлений стало то, что улицу и двор опять никто не подмел.

Золото реализовал Никифоров. За двадцать тысяч долларов. Не очень выгодно, но в их положении подходяще.

— Вот что, парень, — сказал он Луке, когда приутихла золотая лихорадка. — Думаю, тебе надо уехать со своей красотулей…

— Куда?

— Да хотя бы в Крым. Бери пятнадцать штук и валите!

— А вы с Нелей?

— Ее, во-первых, сюда вообще не надо впутывать. А я разберусь со своими делами и к вам. Там поглядим, что делать…

Наталья очень даже охотно позвонила к себе на работу и сказала, что срочно уезжает по семейным обстоятельствам и на службу больше не вернется, а трудовую книжку попросила подержать пока у себя. На ее просьбу ей ответили не очень учтиво, но она не приняла это близко к сердцу. Главное, она стала свободной птицей! И ее сразу же захлестнула радость предстоящей поездки.

— Мы же на юг едем! — говорила она азартно. — Надо же покупки сделать. Ты представляешь, сколько всего надо купить!

— Нельзя, Наташа, — мягко осадил ее Никифоров, улыбнувшись. — Но я уже все продумал. Сегодня ночью поедете в Ленинград. Ты ездила когда-нибудь в Ленинград на «Красной стреле»? То-то же! А там все и купите…

Он проговорил это, еще сам не веря, что следует так поступить. И тут же подумал, что так все-таки будет лучше. И для Луки это станет разрядкой. Намучился парень — не приведи, Господи!

А Наталья просто купалась в счастье. Ей нравилась и эта таинственность. Ее ведь по-настоящему не коснулось то, что пережил Лука и что видел Никифоров. Она никогда не ездила в «Красной стреле», никогда не ездила в мягком. Надо же, звучит-то как: «В мягком!» Лука, кстати сказать, тоже никогда не ездил в «СВ», где купе на двоих и где вместо обычных сидений действительно мягкие диваны.

Когда они грузились, уже расставшись с Никифоровым, Лука услышал, как один из пассажиров спросил:

— У вас можно и ужин заказать?

И проводник кивнул. А через некоторое время, когда он заглянул к ним в купе, Лука тоже достаточно спокойно, но с достоинством заговорил об ужине.

А дальше… Дальше можно только представить, как они провели ночь вдвоем в маленьком купе. Как они спали, а вернее, не спали этой ночью… Огни за окном проносились, проносились и так чудесно при их шальном, стремительном свете видеть родное лицо и родную прелестную грудь, которая так волшебно и нежно вздрагивает на каждом стыке. А стыки эти до Ленинграда — бесконечны! И так прекрасно, когда сумасшедшие эти огни на несколько секунд исчезнут, обняться в наступившей темноте и закрыть глаза от счастья…

А Никифоров на следующее утро, рано, как и положено в милиции, был на службе. И сразу направился к капитану Калинину с просьбой предоставить ему необходимый и давно заслуженный отпуск.

— А работать кто будет? — Не ожидавший такого поворота капитан даже отшатнулся от Никифорова.

— Ну тогда увольняйте из рядов по собственному желанию!

— Ты что, спятил?!

— Ну срочно мне нужен отпуск, товарищ капитан! По семейным… — Никифоров протяжно вздохнул. — Неужели нельзя войти в положение!..

Убоявшись его решительности, в положение Калинин решил войти, но, конечно, не со скоростью реактивного самолета: неделю, мол, отработаешь, а там, само собой, и дней десять пролетят.

Никифоров же, живший по принципу — против ветра и против начальства ничего не делать, чтобы самому не стать мокрым, — спорить не стал. И ему ничего не оставалось, как страховать пока Луку отсюда.

Появившись в отделении, Никифоров обратил внимание, что дотошным капитаном Буковым здесь и не пахнет. Хотя, по логике, он должен был отираться где-то тут или рядом. Сразу же, хотя и осторожно, Никифоров обратился к майору Прибыловскому, тому самому, который получил от Букова барашка в бумажке.