Они заспешили, смешались с толкающимся, тоже куда-то спешащим народом. На перроне было посвободней, потому что все уже сели в поезд. Остались последние недотепы, вроде Букова и этой фри. Кстати, была она очень и очень недурна.

Они дошли до вагона «СВ», где ему приказали купить места, и Буков достал бумажник. Убедившись, что билетов на месте нет, он не стал шарить по карманам. Знал, что это бесполезно. Девица, стоя рядом, безучастно смотрела себе под ноги.

И Букову ничего не оставалось, как сообщить ей, что у него исчезли билеты. Она коротко взглянула на него, оценивая: не розыгрыш ли это, не случайная ли оплошность, которую еще можно исправить. И быстро пошла прочь, назад, к спуску в тоннель.

Буков догнал ее.

— Спокойно! Я помню наши места! Пойдем и сядем…

Не отвечая, «прибалтка» уходила все дальше от их вагона. И было ей на вид, пожалуй, года двадцать три — двадцать четыре.

— Я все улажу. Если кто сидит на наших местах — вышибем!

— Нет! — качнула она головой. — Не вышибем! Не будем делать шум вообще, ты понял?! У меня такая работа — мне засветиться будет очень большой… беда.

Они уже дошли до спуска, когда поезд тронулся. Это придало Букову досады, отчаяния и мощного желания исправить свою вину.

— Слушай, едем в аэропорт! Я ручаюсь, мы улетим!

Девица ответила взглядом, каким смотрят, наверное, на людей с умственной недостаточностью. И Буков понял этот взгляд, пристыжено замолчал. «Ну я совсем уже того… У нее ведь оружие!» Он посмотрел на добротную кожаную сумку — явно увесистую. И наконец остро осознал, что рядом с ним идет профессиональный убийца. Вот, значит, зачем те мафиози искали Лучкова… Никифорова они бы еще пытали, а этого — просто в расход! Н-да… Никифорова, недотепу, он все же спас, а уж Лучков пускай выкручивается сам! Какое ему до него дело?

Но до чего же ему не хотелось ехать с этой бабой! А ведь начинал-то он свою «кооперативно-розыскную» карьеру безобидно. Подсмотреть за одним банкиром да рассказать другому, выследить загулявшую с торгашами дочку и тому подобное. А теперь он везет убийцу на место работы!

— Так! — сказала девица очень твердо. — Слушать меня. Едем завтра. На день раньше, на день позже…

И Буков понял, что она имела в виду.

— Но я не могу ехать туда, где ночевала прошлый раз, — продолжала девица, — и не хочу, чтоб про это узнал заказчик. Понял?..

Смысл фразы Буков, конечно, понял. Но ему представлялось, что она имеет и еще какой-то, более глубокий смысл. Он пока еще не догадывался, что сам по себе является для Убийцы мелкой сошкой, а за то, что совершил, заслуживал наказания, смерти. Не сейчас, конечно, а тогда, когда не будет нужен. Что же касается инцидента с билетами, Убийца считала его своим личным неуспехом: значит, чего-то недоучла, недоглядела. Вот почему она не хотела возвращаться в тот дом, где люди Толика-Артиста устроили ей ночлег. И не хотела, чтобы Турукин знал об этом.

— Ну, если так… — проговорил Буков несколько обескуражено, — можно ко мне. Пожалуйста, милости прошу! Переночуем, а завтра в путь!

Дома она торопливо, с чуть заметным презрением осмотрела квартиру Букова. Остановилась в дальней комнате и бросила свою загадочную сумку на куцый диванчик. А Букову указала место, куда поставить ее чемодан, и, еще раз окинув взглядом комнату, проговорила сдержанно:

— Эта моя!

«Ладно, пусть корчит из себя кого хочет, — подумал Буков, — все же я хозяин и пригласил ее сам…»

— Купи мне еды и водки. — Молчание Букова она воспринимала, по-видимому, как молчание слуги. — Сегодня могу пить…

Очевидно, это надо было понимать, что сегодня у нее работы нет, а завтра, в поезде, она придет в себя. Букову не хотелось иметь с нею дела, но в то же время было и любопытно. «Вообще-то ситуация еще та! — подумал он. — Профессиональный убийца и капитан милиции в одной упряжке!» Но он только удивился этой ситуации, этому положению вещей — не ужаснулся!

Водка и еда появились быстро. Буков нарезал, как умел, закуску, разложил, как разложилось. Поставил ей рюмку, себе стакан для пива. Гостья не пошевелила и пальцем в чем- нибудь ему помочь. Они сидели за кухонным столом, как двое незнакомых сидят за столиком в кафе. Иногда переглядывались.

Опрокинув в рот очередную рюмку, она вдруг проговорила:

— В карты сыграем?

— В карты? — Буков оторопел, но всеми силами постарался не выказать своего удивления. — Можно вообще-то…

— В дурака… на раздевание! — сказала гостья, как бы отдавая ему приказ.

Больше Буков не стал скрывать своего удивления, посмотрел сперва на девицу, потом на большую бутылку водки, прикидывая, сколько уже из нее отпито.

— Да нет, знаешь, что-то не хочется…

Она налила себе еще, выпила и пожевала кружок подсохшей колбасы.

— Ну тогда просто так раздевайся! «Это еще что за финты?!»

— Слушай! Да пошла бы ты…

— А если я позвоню?..

— А если я замочу?!

Несколько секунд они давили друг друга взглядами.

— Ты трус, чтобы мочить. Букова взорвало.

— Нет, твою мать! Это ты затрухала, что они узнают…

Он оборвал себя на полуслове. Хотелось стукнуть кулаком по столу, но он не сделал и этого. Изнутри все сильнее и сильнее его глодала еще одна мерзопакостная новость. Выскочив за водкой, он позвонил одному из своих «прикрывающих» в родное отделение, и его поспешили порадовать. Н-да… а он-то совсем недавно называл Никифорова недотепой. Теперь этот недотепа ехал в мягком вагоне по его билетам, чтобы завтра предупредить своего Луку. Сперва хреновина с билетами, а теперь он привезет эту суку по адресу, а клиента нет… Эти жуткие мысли он старался запрятать как можно глубже в свое нутро. Но терпеть становилось все труднее.

— Ладно, продолжим ужин! — как ни в чем не бывало сказала гостья.

Ее не занимали отвлеченные мысли и подводные течения. Она, как какая-нибудь муха, жила только данной секундой и присутствовала только здесь, а не в десяти местах одновременно, как другие люди. Это так Буков про нее подумал. И сильно ошибся!

Они снова стали «случайными соседями по столику», продолжив ужин. Букову ни елось, ни пилось. Без особой охоты он осилил разве что пару банок пива. А девица до капли выдула всю большую бутылку. Водка называлась «Парламентской», а нарисован на этикетке был почему-то Кремль. Буков с удивлением отметил, что девица абсолютно трезва. Когда в бутылке кончилась последняя капля, она сказала, опять же сама себе:

— Все, спать…

Задрала юбку и стала снимать белые, пожалуй, даже белоснежные колготки. И Буков поневоле пожалел, что был так несговорчив в отношении игры на раздевание. Она была хороша, она была жутко хороша, как бывают хороши прибалтки. Ноги стройные, длинные, плотные…

Колготки она бросила на пол.

— В мусоропровод их!.. — Пошла, так и не оправив юбку, сверкая трусиками. Хороша!

Нет, Буков знал, что в этом случае ничего бы не разрешил себе. Какой-то внутренней повадкой, завораживающим блядским взглядом эта девица была похожа на известную всем Мадонну. И бывшая жена Букова — Букова Галина — чуть по-другому, но тоже была похожа на Мадонну. И при этом сильно гуляла на сторону.

Она легла, прислушалась к себе. Водка билась в мозгу и в каждом, даже самом мельчайшем узелке ее организма. И это неправда, что она не опьянела, что она якобы не пьянела вообще. Она была пьяна сейчас и бывала пьяна всегда, когда пила много. Только умела себя держать.

Но тогда зачем это — пить, а потом себя держать? Какое в этом удовольствие? Один перевод продукта. Да и сколько ни старайся, водка все равно сильней. Хотя бы потому уже, что ее много. Говорят, она успокаивает, дает забыться. Ничего не дает она. Может, на минуту-другую, может, немного смягчает то, о чем неминуемо начинаешь думать.

И опять, в тысячный теперь уже, возможно, раз, она начинала просматривать свою жизнь, как шахматисты просматривают сыгранную партию. Как делал ее дед. Только он был неудачливый шахматист, игрок…