Но несмотря на все, было в этом что-то странное, и я жал людям руки и говорил, что я должен теперь обсудить свой персональный контракт, и по какой-то причине Бенхакер и его парни вышли из помещения, оставив меня с Хассе Боргом. Что за фигня творилась с Хассе? Он заложил за губу чуть ли не пачку снюса (шведский жевательный табак) и показал мне стопку бумаг.
«Глянь на это. Вот что я прописал для тебя»,- сказал он, и я поглядел в бумаги. Там говорилось про сто шестдесят тысяч крон в месяц, и это была определённо целая куча денег. Типа, вау, неужто я все это получу? Но я понятия не имел о том, хорошая ли это была ставка на рынке, и я так и сказал.«Это хорошо?»«Да, чёрт побери, это хорошо», - сказал Хассе. «Это в четыре раза больше того, что ты получаешь сейчас». И я подумал: окей, я верю, что он прав. Думаю, это куча денег. И я ощущал, как он напрягся.«Ну ладно», - сказал я.«Блестяще, Златан! Поздравляю!» Затем он вышел, сказав, что собирается еще кое-что обсудить, и когда он вернулся, он прямо лучился от гордости. Как будто он только что совершил величайшую сделку в мире.
«Они оплатят твой новый Мерседес, правда, они заплатят за него», - добавил он. Я думал, что это тоже было шикарно, и ответил: «Вау, круто».
Но я всё еще ничего не знал об этих делах, даже не понимал, что эта машина для них семечки, потому что в самом деле, вы что — думаете, я был готов обсуждать всё это?
Это же был я, чёрт возьми! Я не знал о том, сколько зарабатывают футболисты, сколько уходит на налоги в Нидерландах, и у меня не было никого, кто мог бы говорить от моего имени и представлять мои интересы. Я был девятнадцатилетний парень из Росенгарда. Я ничего не знал о мире. Я был ничем не умнее той же Сесилии, и как вы понимаете, я думал, что Хассе Борг — мой друг, кто-то вроде второго папы. Я даже не осознавал, что у него на уме было только одно: получить деньги для клуба, и фактически я только много позже понял, что за вибрации носились в той комнате.Но, конечно же, мужчины в костюмах блюли свои интересы. Они не могли договориться о моей цене, и главной причиной, по которой они меня вызвали к себе, было то, что явно проще договориться о трансфере, если вы сперва обозначаете зарплату игрока и получаете его подпись. Потому что тогда вы знаете, о какой сумме денег идет речь, И если ты такой проныра и устроил так, что у парня зарплата меньше всех в команде, тогда за него проще получить жирную сумму. Короче, это была такая игра-стратегия, и мной пожертвовали. Хотя я этого не знал. Я просто гулял по фойе и даже, кажется, кричал что-то на радостях, ну или типа того. И я думал, что я весь такой хороший - и держал язык за зубами. Единственный, кому я сказал, был мой папа. И он был достаточно умен, чтобы засомневаться в этом деле. Он просто не доверял людям. Но что до меня, я просто дал всему этому случиться, и на следующий день я отправился в Борас играть с молодежной сборной против Македонии. Это был квалификационный матч для Чемпионата Европы и мой дебют в шведской молодежной сборной, и это было большое событие. Но мой мозг был занят другими вещами, конечно. И я помню, что снова встретился с Хассе Боргом и Лео Бенхакером и подписал контракт. И после этого они закончили свои дела.
Но мы должны были держать всё в секрете до двух часов дня, когда новость будет объявлена в Нидерландах, и я увидел целую кучу агентов из-за границы, которые приехали в этот городок посмотреть на меня. Но они приехали слишком поздно. Я был уже упакован для Аякса. Я был вне себя от радости и спросил Хассе Борга: «За сколько вы меня продали?». И он ответил — и я никогда не забуду это.
Он должен был повторить это. Это было непостижимо для меня, может быть, он назвал сперва сумму в гульденах, а я не был знаком с этой валютой. Но потом я осознал, как это было много и даже растерялся. Хорошо, я надеялся на рекордную сумму. Я хотел, чтобы меня продали дороже, чем Джона Карью, но было что-то еще в том, чтобы видеть это, написанное черным по белому. Это было ошеломляюще. А хули - восемьдестят пять миллионов крон! Но прежде всего, ни один швед, ни один скандинав, ни даже Хенке Ларссон, ни даже Джон Карью не были проданы за деньги даже близкие к этому. И конечно я осознал, что об этом напишут везде. Я уже знал, что такое публичность.
Но тем не менее, когда я купил газеты на следующий день, - там было полное безумие.
«Вы ублюдки, которые старались отлучить меня от футбола!» Я — Златан.Часть четырнадцатая
В прессе была настоящая Златан-оргия. Парень в золотых шортах. Златан Невероятный. Златан то и Златан, сё - и я читал и смаковал это.
...Но тем не менее, когда я купил газеты на следующий день, - там было полное безумие. В прессе была настоящая Златан-оргия. Парень в золотых шортах. Златан Невероятный. Златан то и Златан, сё - и я читал и смаковал это. Помню, как-то мы с Чиппеном (Ким Чельстрём) и Кеннеди Бакирчиоглу, игроками молодежной сборной, вышли в Борасе чего-нибудь поесть. Мы сидели себе в кафе, с плюшками и безалкогольными напитками, когда вдруг появились девушки примерно нашего возраста, и одна из них говорит, вроде как стесняясь: Это ты тот парень за 85 миллионов крон?» И что я мог на это ответить?
«Ну да»,- сказал я: «Это я». Мой мобильник непрерывно звонил. Люди подлизывались ко мне, и поздравляли меня, и в основном завидовали — все, кроме одного человека — это была мама. Она совершенно вышла из себя: «Боже мой, Златан, что случилось?» - вопила она. «Тебя похитили? Ты умер?» Она видела меня по телевизору и на могла понять, о чем они говорят, а что может хорошего случиться, если ты из Росенгарда и попадаешь в медиа — обычно это означает, что дела плохи.
«Все в порядке, мама. Меня только что продали в Аякс»,- сказал я ей, а она как разозлится! «Почему ты ничего не рассказал? Почему мы должны узнавать об этом из телевизора?»Она тут же успокоилась — я нахожу это очень трогательным, когда вспоминаю, - и уже на следующий день мы с Йоном Стен Ольсеном отправились в Нидерланды, и я был одет в розовый свитер и коричневую кожаную куртку, которые были моей самой клёвой одеждой, и я дал пресс-конференцию в Амстердаме. Там была большая шумиха — фотографы и журналисты сидели и лежали повсюду, а я сиял. Я смотрел на всех свысока. Я был счастливым и смущённым. Я был большим и маленьким одновременно, и я впервые в жизни попробовал шампанское и скорчил гримасу — типа, что это за гадость? Бенхакер вручил мне футболку с номером 9, который носил Ван Бастен.
Даже этого было слишком много, и посреди всего этого несколько парней снимали документальный фильм обо мне и ФК Мальмо, под названием Bladarar (Синие Маньяки), и они поехали в Амстердам и снимали меня со спонсорами клуба в автосалоне Mitsubishi, и я по нему бродил в своем коричневом кожаном пиджаке и присматривался к тачкам.
«Как-то нереально просто прийти сюда и взять себе одну. Но я думаю, что привыкну к этому.» - сказал я, - и они усмехнулись.
Это было первое восхитительное чувство того, что всё возможно. Это была сказка, действительно сказка, в воздухе веяло весной и я пришел на стадион Аякса и стоял там на пустой трибуне с леденцом во рту, а тем временем журналисты всё сильнее и сильнее входили в раж. Они строчили рассказы про мальчика из гетто, которому выпал шанс осуществить свои мечты, и на следующий день они писали о том, что Златан почувствал вкус к жизни профессионального футболиста и к роскошной жизни, - и это когда вот-вот должен был начаться сезон в Allsvenskan (первый шведский дивизион — прим. переводчика). Хассе Борг договорился, что я останусь в «Мальмо» еще на 6 месяцев, поэтому я сразу же вернулся из Амстердама на базу. Довольно беспокойный был день, как я помню.
Я только-что подстригся и был рад снова увидеть товарищей по команде. Но теперь они все просто сидели в раздевалке, держа перед собой газеты, читая обо мне и о моей «роскошной жизни». Эта сцена есть в фильме. Я вхожу, смеясь, снимаю куртку и издаю радостный крик, диковатое «йе-ха!» - и они смотрят вверх. Я чувствовал себя виноватым перед ними.