– Никогда не думал об этом. Но знаешь, смотреть на звезды мне нравится.

Они ели и разговаривали. Иногда их взгляды устремлялись к темной глади воды, что мерцала невдалеке, отражая лунный свет. Когда ресторан наполнился людьми, они решили прогуляться, вышли и неспешным шагом направились по дорожке вдоль озера. Вскоре отельный комплекс остался позади, голоса смолкли, проблески света фонарей замерли в отдалении. Ночь укрыла их от любопытных взглядов. Тишина окутала их непроницаемой стеной.

Майкл и Селена сидели на берегу озера. Селена обхватила себя за колени и смотрела на лунную дорожку, бегущую по поверхности озера. На миг небольшое облако скрыло луну. Дорожка исчезла, будто невидимый художник зарисовал ее черной краской. Но вот луна снова показалась на небосводе. Мириады звезд, вечных ее спутников, окружили ее, словно опасались, что она снова спрячется за случайное облако.

Они молчали, каждый думал о своем. Плеск в воде у берега заставил их повернуть головы в одном направлении.

– Что это? – спросила Селена.

– Какая-то рыба, – предположил Майкл, поднялся на ноги и приблизился к воде.

Круги на воде давно разошлись, оставив после себя тихую, безмятежную гладь. Майкл вернулся к Селене и опустился рядом.

– Тихо как, – прошептала девушка. – Давно я не слышала такой тишины.

– И красиво, – добавил Майкл, окидывая взглядом спящее озеро.

На противоположной стороне озера горели огоньки – окна отелей.

– И красиво, – согласилась Селена.

Налетевший ветерок заставил ее поежиться, прижаться грудью к согнутым коленям и обхватить себя за плечи.

– А еще прохладно.

– Тогда, может, вернемся в отель? – Майкл посмотрел на Селену.

Селена повернула к нему голову и улыбнулась. Луна отразилась в ее глазах.

– Давай еще немного побудем здесь.

– Давай, если не замерзнешь.

– Постараюсь не замерзнуть.

– Могу помочь.

– Как? – спросила Селена.

– Примерно так, – Майкл поднялся, зашел Селене за спину, опустился на ягодицы и вытянул ноги, руками же обнял девушку за талию и прижал к груди. – Надеюсь, ты не против?

Селена промолчала, положила голову Майклу на плечо и устремила взгляд вверх, в бескрайнюю ширь космоса. Майкл ощущал телом тепло, исходящее от тела Селены, вдыхал аромат ее волос. Ему даже казалось, что он слышит биение ее сердца – или, может быть, это его сердце так сильно бьется? Радуется.

Майкл уперся подбородком Селене в плечо и побежал взглядом по траве, казавшейся черной в темноте. Мгновение спустя Майкл почувствовал, как голова Селены повернулась. Он поднял голову и посмотрел на девушку. Селена смотрела на него, пристально, будто изучала.

Они смотрели друг другу в глаза. Может быть, секунду, а может, и все сто. Время перестало существовать для них, будто взяло отпуск, устав от необходимости все время находиться в движении, бежать как угорелое вперед, не зная куда, не зная зачем. За этот короткий промежуток безвременья произошло многое. Майкл почувствовал, как сердце, будто перехватив эстафету у времени, застучало сильнее, заторопилось, словно спешило на свидание с другим сердцем, женским, робким и тихим, как воробушек во время дождя. Мысли в голове Майкла исчезли, испарились, как вода в лужице под лучами летнего солнца. Спокойствие охватило его, спокойствие разума. В то время как сердце превращалось в маленькие часики, разум становился пристанищем пустоты. Как будто затишье перед бурей. Именно так. Затишье, звенящее, как колокольчики на ветру, и хрупкое, как радужный мост над рекой. А сердце билось все сильнее, все больше угрожая спокойствию и невозмутимости разума. Неведомый гномик внутри сердца стучал и стучал молоточком, громче и громче, будто пытался достучаться до разума, пробить брешь в его тиши и поселить там безумие, вечное, желанное и страшащее разум безумие любви. И разум не выдержал сердечного натиска, плотина прорвалась, эмоции захлестнули Майкла. Он наклонился и прижался губами к губам Селены. Жар охватил Майкла. Хаос возник в голове. Губы все снимали и снимали божественный нектар с губ Селены, будто страшились даже секундной разлуки. Руки обнимали Селену, гладили ее плечи, живот, ныряли в роскошь ее волос.

Майкл почувствовал, как участилось дыхание девушки. Тело ее затрепетало, вздрогнуло. Раз, другой. Огонь охватил ее – не менее сильный, чем тот, что поглотил Майкла. Сжигал его дотла и птицей феникс возрождал из небытия. Влечение к Селене усилилось, достигло невероятных вершин, вершин более высоких, чем те, что покрывают земную поверхность.

Майкл прижал девушку к себе, на мгновение губы их разъединились, но лишь для того, чтобы набрать в грудь побольше воздуха перед новым поцелуем, поцелуем таким же долгим, как и страстным. Их губы встретились вновь, пылко, страстно. Тело Селены обжигало. Майклу казалось, что в его руках не живой человек, а огонь, неизвестный науке огненный цветок, держать который и страшно, и желанно одновременно.

Майкл уложил Селену на землю, лег рядом и принялся снова и снова, будто святой водой, отгоняющей злых духов, покрывать поцелуями ее влажные и зовущие уста, увлажненный капельками пота лоб, щеки, прикрытые веками глаза. Казалось, на лице Селены не осталось ни одного места, где не побывали бы губы Майкла. Но Майкла это нисколько не смутило. Словно бродяга, влекомый неуемной жаждой путешествия, он ринулся в новое путешествие, еще более захватывающее, чем прежнее.

Тихий стон вырвался из груди Селены, когда губы Майкла коснулись ее шеи, а руки забрались под свитерок и заскользили по горячему телу девушки в поисках собственных приключений. Каждый сантиметр ее животика был прекрасен, но груди, будто две сестрицы-близняшки, были прекраснее. Руки устремились вверх по телу Селены, но наткнулись на бюстгальтер. О, какой дурак придумал женский бюстгальтер?!

Ладонь накрыла одну чашечку бюстгальтера, сжала ее, отпустила, будто проверяла на прочность, схватила сильнее и потянула это искусственное уродство прочь от красоты, скрывавшейся под ним. Но нет, чашечки, удерживаемые бретельками, вернулись на место.

Майкл опустился ниже и поцеловал пупок Селены. Коснулся его языком, так осторожно, будто боялся, что от его прикосновения тело Селены рассыплется. Губы, будто живущие собственной жизнью, потянулись к животу девушки снова, и снова, и снова, словно черпали живительную силу из тела Селены. Как и руки, они то замирали, то продолжали движение по сказочной стране, именуемой женским телом, телом молодым, полным жизненных сил и энергии, пышущим страстью и желанием.

Губы вновь нашли губы Селены, руки вновь накрыли ее груди, прошлись по животу, устремились к спине и начали поглаживать ее, расстегнули бюстгальтер и отшвырнули его прочь, туда, где ему самое место, в стороне от красоты, которую скрывали так долго от любящих глаз.

Майкл ощутил на плечах руки Селены. Ее вздох коснулся его ушей и замер, растворившись в ночной тишине. Стон отправился вдогонку, но и он не смог противостоять той тишине, что плыла над озером. Чьи-то руки настойчиво потянули за футболку Майкла, стащили с его тела и бросили в темноту. За ней отправился свитер Селены. Майкл прижал Селену к себе, поцеловал, коснулся языком ее языка, вовлекая тот в замысловатый танец. Рука погладила роскошные волосы Селены, спустилась по ним к обнаженным плечам, коснулась груди, накрыла ее, сжала, палец принялся играть соском, но вскоре был прогнан языком Майкла. Майкл вдыхал аромат тела Селены, наслаждался каждой его частичкой, целовал груди девушки так, будто это была самая большая драгоценность на планете. Соски Селены под чуткими прикосновениями языка Майкла набухли, заострились и стали еще красивее, еще желаннее.

А руки… ах, эти мужские руки, не знающие покоя, когда рядом женское тело! Как истинные путешественники, они бродят по женскому телу, словно по неведомой земле, исследуя его, наслаждаясь им, как глаза путешественника наслаждаются красотами открываемой земли… А руки Майкла уже здесь, уже рядом с оазисом человеческой жизни, блуждают по бедру Селены, скользят по внутренней его части и замирают, накрыв вожделенный оазис. Но джинсы! Какой дурак придумал женские джинсы, брюки?! Они не позволяют рукам насладиться, вкусить радость от полного единения живого с живым, будто бедняга, изнывающий от жажды в пустыне, наконец добирается до ручья в оазисе, но обнаруживает, что тот давно пересох, и знание о том, что ручей здесь некогда был, становится настоящей мукой…