Он целовал ее тело, будто впервые, не смея поверить в счастье обладания им. Ласкал его, как никогда прежде. Она отвечала вниманием и нежностью, лаской и страстью. Входил в нее с такой осторожностью, будто боялся причинить боль. Она извивалась под ним. Тишина комнаты растворилась в ее стонах, чувственных и тихих. Их губы сливались, тела переплетались, даря друг другу райское наслаждение. Воздух в комнате пропах запахами их разгоряченных тел.
Не раз он замечал на ее глазах слезы. Они собирались в уголках ее прекрасных глаз, подрагивали, затем медленно стекали по лицу, падали на ее волосы, подушку, простыню. Он относил это на счет ее высокой чувствительности, поцелуем снимал соль с ее глаз, рукой гладил по щеке, словно успокаивал, а затем еще глубже погружался в нее, заставляя ее тело трепетать от переполнявших ее чувств и эмоций, покрываться маленькими капельками пота, сверкавшими в свете ночника золотым песком.
В этот раз они оба испытали оргазм одновременно, чего раньше никогда не было, а потом просто лежали на кровати, обнявшись. В какой-то миг Селена начала плакать.
– Расчувствовалась, – подумал Майкл, вытер слезы с глаз девушки, но они почему-то все текли и текли. Тогда он обнял Селену, прижал к груди и стал нашептывать ей на ухо всякие романтические глупости. Вскоре Селена уснула, но он еще долго не мог заснуть, продолжал ей что-то шептать, смотрел на подсохшие на ее лице следы от слез и слушал, как тишину комнаты тревожит тихий звук ее дыхания.
Шумное воскресное утро ворвалось в комнату воробьиными криками и далекими автомобильными гудками. Он открыл глаза, потянулся, повернул голову в сторону. Что-то случилось, смутная тревога охватила его, когда он не увидел рядом Селены. Измятая простыня, все еще хранившая тепло ее тела, подушка, на которой он заметил несколько длинных волосинок, скомканное одеяло, совсем недавно укрывавшее ее тело, – все вещи оставались немыми свидетелями того, что она ему не приснилась. К тому же в комнате отчетливо ощущался аромат ее туалетной воды.
Майкл прислушался. Откуда-то доносился шум, негромкий, но вполне слышимый шум бегущей воды.
– Как будто в ванной комнате, – подумал он. – Понятно, Селена с утра пораньше решила принять душ.
Майкл лег на спину. Спокойствие овладело им. Он посмотрел на настенные часы. Те показывали 8:44.
– С чего это вдруг Селена решила пойти в ванную так рано? – скользнула в сознание Майкла мыслишка. Майкл вспомнил, что раньше, когда Селена оставалась у него на ночь в выходные дни, то они только из кровати выбирались не раньше 11, а тут еще нет 9, а Селена уже в ду́ше.
Какое-то время он лежал и слушал, как в ванной шумит вода, но чем больше лежал, тем больше им овладевало беспокойство.
– Почему она так долго? За это время я бы уже раз десять успел принять душ.
Майкл выждал еще немного времени, поднялся с кровати, набросил на голое тело банный халат и направился в ванную комнату.
Войдя в ванную, он замер в растерянности: душевая кабинка была пуста. Струя воды с упрямством осла, не желавшего тащить повозку, билась о пол кабинки, разбрызгивая капли по стенкам.
Майкл открыл душевую кабинку, выключил воду.
– Селена! – позвал он.
В ответ тишина. В доме было тихо. Майкл огляделся. Что-то было не так. Но что именно, он не мог понять. Только лоб почему-то взмок да сердце гулко забилось в груди.
– Селена! – Майкл окинул взглядом ванную комнату: полки с полотенцами, шкафчики с шампунями, гелями для душа, другими гигиеническими средствами. Все было как обычно, ничего не изменилось… или… Майкл приблизился к подвесным шкафчикам. Его шампуни, гели, зубная паста, щетка. Будто из тумана, до Майкла начал доходить смысл виденного. Все его гигиенические средства были на месте. ЕГО, и ничего из вещей Селены.
У Майкла пересохло во рту, но тело взмокло, будто он только вернулся с утренней пробежки. Захлопали дверцы шкафчиков, когда Майкл принялся открывать их и закрывать, чтобы убедиться в истинности своего предположения. Все это Майкл проделывал с такой суетой, что многие тюбики и бутылочки оказались на полу. Майкл заглянул в аптечку, висевшую здесь же. Баночки с зеленкой, йодом были сметены, будто ураганом, попадали на пол и разбились, но Майкл на это не обращал внимания. Того, что он искал, в аптечке не было: упаковка гигиенических женских прокладок, которую он как-то увидел здесь, – ее не было, как и шампуней, гелей, которыми пользовалась Селена. Ничего не было.
– Селена! – Майкл выскочил из ванной, по дороге наскочил на осколки и порезал ступни. Зашипел от боли, но не остановился.
– Селена!!
В гостиной ее тоже не было, и на кухне.
– Селена!!!
Вернулся в спальню, распахнул дверцу одежного шкафа; ничего из одежды Селены не осталось. Оставляя за собой цепочку кровавых следов, Майкл побежал в прихожую. Все то же самое, его вещи есть, ее – отсутствуют. Одолеваемый ужасными предчувствиями, Майкл забегал из одной комнаты в другую, точно мышь в западне. Звал, надеялся, но все было тщетно: Селены в его доме не было, как и ее вещей.
Изнеможденный беготней и волнениями, Майкл опустился на стул в кухне, накрыл лицо руками и зарыдал. Она оставила его. Она его бросила. Мечта разбилась вдребезги, разлетелась на миллионы осколков, льдинок, застрявших глубоко в его сердце.
Майкл отнял мокрые ладони от лица, вытер глаза и только сейчас заметил небольшой лист белой бумаги на кухонном столе. Надеясь и веря, Майкл схватил листок в руки и поднес к глазам.
Милый, Майкл.
Я знаю, что после прочтения этого письма ты меня возненавидишь, возможно даже появится желание меня убить, но я не осуждаю тебя, так как знаю, что я это заслужила. Я и сама наложила бы на себя руки, если бы не была такой трусихой.
Я пишу это прощальное письмо, сидя в своей комнате у себя дома (наверное, ты разозлишься еще больше, когда узнаешь, что я пришла к тебе уже с письмом, уже тогда готовая совершить то, что совершила). Не хотела рисковать, оставаясь в твоем доме лишнее время, боялась, что ты проснешься и станешь меня удерживать. Знаю, как ты сильно любишь меня, поэтому даже не сомневалась в этом. Но жизнь сложилась так, что нам лучше расстаться. Поверь, так будет лучше и для тебя, и для меня. Наверное, ты хочешь знать причину? Тебе будет больно это услышать, но я никогда тебя не любила, Майкл. Прости за искренность, хотя на прощение не надеюсь, скорее, хотела бы, чтобы ты меня возненавидел и как можно скорее забыл.
Не ищи меня. Сегодня я улетаю из Биллингса.
P.S. Прости, что не выключила воду в ванной комнате; не хотела, чтобы ты обнаружил, что я ушла, раньше времени.
Последние слова письма были прочитаны, но Майкл перечитывал его снова и снова, будто надеялся обнаружить среди букв нечто сродни “я пошутила”. Это была бы злая шутка, но всего лишь шутка, розыгрыш, который вернул бы ему душевное спокойствие, убрал с глаз горячие слезы, прекратил дрожь тела.
– Она меня не любила, – шептал Майкл, бегая глазами по листу. – Не любила.
Это была ложь. Он чувствовал это, а может, просто хотел себя убедить в ее любви. Но ее ласка, забота. Разве будет человек, в сердце которого не живет любовь, таким, какой была она, особенно когда они оставались наедине? А ее слезы вчера – разве это не показатель любви? Разве это не совесть в ней говорила? А следы на бумаге… Майкл бросил взгляд на письмо в руке… Вот все эти изъяны на бумаге, будто засохшие капли воды. Разве это не остатки слез?
– Лгунья! – Майкл ударил рукой по столу, снес корзинку с цветами, перекинул табурет, когда вскочил на ноги. – Любила! Я знаю это! Знаю!!!
Майкл схватил табурет, размахнулся и ударил им об пол. Тот как-то странно крякнул и развалился. Схватил второй и запустил в шкаф для посуды, висевший на стене, затем упал на колени, склонился над полом и зарыдал. Рука скомкала письмо, а губы зашептали: